Последний министр. Том 4 - Гуров Валерий Александрович. Страница 6

– Единственные интересы которые меня волнуют – это интересы России, – ответил Николай. – И я совершенно забыл, к своему глубочайшему стыду, что интересы есть не только у ваших граждан, но и у граждан моей страны! И они также определены, но не имеют ничего общего с происходящим.

– М-да! – всплеснул руками Милнер, похоже потеряв дар речи.

– И те обязательства, о которых вы говорите и к которым так настойчиво призываете мою страну, исполнены Россией сверх меры и укреплены пролитой кровью наших солдат, которые миллионами умирали на линии фронта, – заводился Император, подымая голос и меняя тональность. – Ради чего? Для того, чтобы попасть в кабалу и доказывать с пеной у рта свою пользу во благо ваших граждан? Ради того, чтобы спрашивать разрешение отправить на убой ещё миллион русских солдат и следом интересоваться сколько за такой убой Россия должна вам заплатить?! Хватит! Я слишком долго слушал то, что Россия должна и обязана. Настало время Антанте вернуть моей стране свой долг. А кровь смывается только кровью!

Милнер так и остался стоять с открытым ртом, совершенно сбитый с толку зубодробительной речью.

– Николай, послушайте меня, будьте так добры….

– Довольно! – грубо перебил Император. – Мы требуем, не просим, а требуем предоставить беспроцентные займы в тех размерах, которые станут достаточными для удовлетворения всех наших военных нужд. Мы требуем немедленно списать все долги, которые возникли у России за время войны перед казначействами ваших стран. Мы требуем сделать первоочерёдными военные заказы именно России, а не других стран. А главное, – Николай подался вперёд, нависая над членами иностранных делегаций. – Мы требуем зафиксировать уже сейчас, прописать кровью в международном праве признание Константинополя русским городом, а проливов неотъемлемой частью территорий Российской Империи… Завтра же это заявление должно попасть в прессу за подписью председателей ваших правительств.

Делегаты заохали, заахали – как же так, что такое говорит русский царь. Совершенно немыслимые вещи, не имеющие ничего общего с реальностью.

Слово взял Беляев. Михаилу Алексеевичу с самого начала не нравилось то, как ведут себя иностранные делегаты и теперь то он не собирался больше молчать.

– С этой минуты и впредь каждый иностранный гражданин, кто будет заподозрен в сношениях с лицами, неугодными политическому режиму, кто будет заподозрен в срывании проводимого Государем курса, независимо от своего статуса и положения, будет предан военному полевому суду и расстрелян на месте!

Николай тяжело дышал, взмок.

– Отныне и теперь это позиция России и наше участие в войне будет продолжено лишь в том случае, если все до одного требования будут неукоснительно соблюдены… объявляю петроградскую союзническую конференцию закрытой.

Повисла томная тишина. Никто из членов иностранных делегаций, включая их глав, не мог и слова выдавить после услышанного.

Зато все было понятно, куда уж ясней.

Участники делегаций прикурили, а потом молча поднялись со своих мест, чтобы спешно покинуть Петроград и донести до своих правительств то, что раньше податливый русский царь, вдруг сошёл с ума. И совершает совершенно безумные вещи, неприемлемые для Антанты. Единственная рекомендация, которая отныне имелась у глав иностранных делегаций – рекомендация немедленно и всеми доступными способами устранить сошедшего с ума русского правителя. Который по их разумению отчего-то всерьёз возомнил, что варварская отсталая Россия может указывать что и как делать цивилизованному капиталистическому западу. Антанте теперь следовало срочно реагировать на происходящее, если они хотели сохранить стабильным Восточный фронт, на самом деле – главный фронт Первой Мировой войны. Потому как без участия в нем России ситуация могла сложиться в крайне неблагоприятном свете для иностранных господ.

Собственно, так ситуация и складывалась, полностью выйдя из-под контроля иностранцев.

Глава 3

События происходят в это же время и в том же месте.

Будь Александр Дмитриевич в своём кабинете в момент пламенной речи Николая, и он бы непременно поддержал своего Государя.

От и до.

От начала и до конца.

А для профилактики погнал бы англосаксонских мудаков обратно в их Ланданы и Парисы хорошими такими русскими подсрачниками. Ну и для пущей убедительности – парочку делегатов расстрелял бы ко всем чертям. Вот прям на месте.

Чтобы гостям забугорным хорошенько запомнилось. Ну а их «хозяева» из английских, французских и каких там ещё правительств, крепко намотали себе на ус – так как раньше было, отныне больше не будет никогда.

Но у Протопопова были свои, не менее важные дела, потому как министру внутренних дел следовало действовать на опережение и учитывать присутствие внутреннего врага. Взять инициативу – это здорово, но это только полдела. Завладев инициативой необходимо установить полный чуткий контроль над ситуацией. Иначе кровью и потом добытое преимущество можно легко потерять. Причём также быстро, как им завладел.

Поэтому следующие шаги Протопопова оказались нацелены на то, чтобы бить врага и желательно – в логове супостата. Для этого министр собрал небольшое экстренное совещание из доверенных себе лиц – позвал Федьку Каланчу, Павла Григорьевича Курлова, лидера правых Сан Саныча Ртмского-Корсакова и директора спортивного общества «Динамо» Пашку. Предстояло обсудить ряд важнейших вопросов, не терпящих отлагательства.

– Пал Григорьевич, с вас начнём, – живо начал Протопопов, обогащаясь к генералу. – Задача у вас следующая, милостивый государь.

– Слушаю внимательно, Александр Дмитриевич, – охотно откликнулся Курлов.

– В течение часа, а то и половины часа, необходимо сформировать две боевые расстрельные группы по пять человек каждая. Больше ненужно, нам важно сохранять оперативность. Группы следует вооружить и проинформировать о поставленных задачах. Каждой группе – выделить свой автомобиль.

– Какие задачи перед ним ставить? – уточнил Курлов. – Верхушку либеральную пострелять, стало быть?

– Проникнуть в здания, где заседают исполнительный комитет Земгора и ЦВПК. На месте стрелять гадов, – отрезал Протопопов.

– Кого именно стрелять? – опять уточнил генерал, который предпочитал уяснять все на берегу и действовать строго по предписанию.

– А кого застанут, того и стрелять, – сказал Федька Каланча, озлоблено улыбаясь. – Правильно говорю, Александр Дмитриевич? Посыл верный? Мы ведь в открытую воевать начали и пленных теперь не берём?

– Правильно, Федя, быстро соображаешь, – министр не колебался. – Мочить всех – без допросов, следствия и суда. Сейчас с ними нянчиться – это определённо лишнее. Поэтому церемониться мы ни с кем не будем.

– Годно, мне уже нравится, – заверил Каланча. – Жаль не моя задача.

– Заверяю, что с нами тоже церемониться не станут. И если такой шанс у них выпадет – будут стрелять на смерть. Поэтому Павел Григорьевич не сомневайтесь, а как положено генералу – выполняйте.

Курлов спорить не стал, хотя определённо смутился такой категоричности Александра Дмитриевича, всецело поддерживаемого Каланчей (но то понятно – Федька бандит и кровожадный) – как так без разбора честной народ стрелять наповал. Принялся растирать лоб тыльной стороной ладони до красна.

– В такой час случайных пассажиров там днём с огнём не сыскать, – объяснил Протопопов, видя смущение генерала. – Только всякая мразь, которая на чужом горе разжиться хочет. Та головы поднимает и выползает на поверхность, а честный народ по домам сидит. Так то в столице комендантский час, Павел Григорьевич. Поэтому уж соизволь мрази такой головы поотстреливать.