Карми - Кублицкая Инна. Страница 7

— Ожерелье Рутти Ану Нао, — сказал Стенхе.

Никто, конечно, не поверил, что это легендарное ожерелье прекрасной богини. Но все-таки послышался любопытный ироничный голос: ,

— А желания оно выполняет?

— Смотря какие, — отозвался Стенхе. — Если мешок золота захочешь — нет, а вот языку новому научить может, я пробовал.

Хокарэмы не верили. Стенхе рассказал все как было, но они пожимали плечами. В чудодейственные амулеты у хокарэмов веры нет.

Послышался на тропинке топот и звонкий голос Савири. Ничуть не смущаясь тем, что ее спутник глухой, Савири болтала, задавала вопросы и сама же на них отвечала.

— Отдайте бусы, — потребовал Стенхе и поспешно спрятал амулет. — Она не должна их видеть.

Глухой Нуатхо внес на плече закутанную в покрывало девочку.

— Мы купались! — объявила Савири во весь голос.

— Понравилось? — спросил один из хокарэмов, принимая ее на руки.

— Да!

Еще бы не понравилось ей купание в теплом озере! В озере можно было выбрать место, где вода была прохладнее или горячее — по вкусу; а ведь в это время на склонах окрестных гор уже лежал снег. Зима, как это обычно бывает здесь, на севере, наступила сразу. Первый, слякотный еще, снегопад, начавшийся однажды после полудня, к вечеру превратился в настоящую вьюгу, а два дня спустя везде лежал толстый слой снега, который не сойдет уже до самой весны. Везде — но только не в долине Горячих ключей. Воздух, прогревающийся над озером, и теплая земля мешали улечься белому зимнему покрывалу. Нерукотворное чудо Горячих источников восхищало маленькую принцессу; предрассудки ее соплеменников еще не проникли в детскую душу, и каждый день, проведенный в этом сыром, туманном месте, казался праздником после привычной жизни в пропахшем плесенью мрачном замке.

— Спать хочу! — объявила Савири.

— Не капризничай, — недовольно сказал Стенхе.

— Почему капризы? — возразил хокарэм, державший на руках девочку. — Неудивительно, что после купания спать хочется.

— Не будет она спать. Баловаться будет.

— Буду баловаться, — согласилась Савири.

— А я ее укачаю, — сказал хокарэм. — Колыбельную спою.

— Хочу, хочу колыбельную! — тут же потребовала девочка.

— О боже, — вздохнул Стенхе. — Что за наказание! Ведь большая уже…

Савири унесли, а Нуатхо присел рядом с друзьями. В неведении его не оставили, хотя докричаться до него было трудно; Нуатхо обычно носил с собой небольшую вощеную дощечку, и его друзья брали на себя труд писать на той дощечке содержание разговора.

— Забавно, — сказал Нуатхо тихо: он заставлял себя умерять голос; порой он с этим перебарщивал, и шепот его был не слышен. — Вот у меня, например, тоже есть желание, так можно его загадать?

— Попробуй, — протянул ему амулет Стенхе. — Чем черт не шутит.

Нуатхо провел ладонью по гладким бусинам.

— Забавно, — повторил он. — Теплые.

Бусы Нуатхо вернул через пару дней.

— Ну как, помогли? — спросил Стенхе.

— Помогли, — сказал Нуатхо.

— А что ты хотел?

— Научиться слышать.

И Стенхе только сейчас сообразил, что за последний день вощеные дощечки в общении с Нуатхо ему ни разу не понадобились.

— Ты слышишь? — удивился он.

— Нет, — ответил Нуатхо. — Зато вижу, что ты говоришь.

После этого случая бусы пошли нарасхват. Мистика — мистикой, а если волшебство помогает, почему бы им не воспользоваться? Пусть даже если ты в волшебство не веришь…

Глава 3

В то время когда маленькая принцесса проводила зиму в Горячих ключах, старый принц Карэна совершал путешествие в Гертвир. Подошло высчитанное астрологами время очередного собрания Высочайшего Союза, и Карэне, хотел он того или нет, пришлось отправиться в путь. Из-за своих болезней верхом престарелый принц ехать не мог, да и тряская повозка тоже была ему не по вкусу. Он выбрал паланкин, и дюжие носильщики несли его на своих плечах до самого Ланна. Когда же караван достиг реки, там уже ждали буерные сани — с северным ветром и по толстому гладкому льду караван устремился к югу. Дорога не была однообразной: когда стихал ветер, запрягали в сани подкованных шипастыми подковами лошадей, а когда снежные сугробы закрывали лед, приходилось менять коньковые полозья на лыжи.

Ближе к Гертвиру от путешествия по реке и вовсе пришлось отказаться. Здесь, на равнине, открытой ветрам южного Торского моря, зима была гнилая, не снежная, а скорее дождливая, лед на реке стал тонок и зиял разводьями, и Карэне пришлось снова перебраться в паланкин.

Гертвир Карэна не любил. Город этот, бестолковый и вонючий, раздражал его, да и жить здесь приходилось в полуразрушенном родовом замке, потерявшем свое достоинство. Тем не менее приходилось с этим мириться, Карэна ждал, с нетерпением ждал того момента, когда сможет наконец возвести на майярский престол свою внучку и переселиться в королевский замок Лабану в качестве регента при малолетней государыне.

Рассказ Стенхе о чужом амулете Карэна решил проигнорировать. Конечно, влияние его бесспорно, но лишаться удобного случая упрочить свой род Карэна не хотел; он полагал, что скрыть происшествие с «янтарными бусами» не составит труда, поэтому без тягостных предчувствий послал своего хокарэма в Артва-Орвит — Замок Союза, где должна была состояться встреча.

Перед закатом принцы собрались в заранее подготовленном Круглом зале. Тут все проверили хокарэмы: семь хокарэмов — каждый в отдельности — гарантия безопасности, и принцы сели за круглый стол для предварительного разговора.

Семь высоких принцев сидели за столом, семь человек, чья власть была освящена божественным цветком Оланти; драгоценный знак, изображающий этот цветок из легенды, сиял на груди у каждого из семи принцев. Считалось, что Оланти делает его обладателя почти равным королю, но, собравшись вместе, эти высокие господа были в силах диктовать королю свою волю — и они пользовались этим правом всякий раз, когда их собрание — Высочайший Союз — приходило к единодушному решению. Для достижения этого единодушия высокие принцы вовсе не брезговали сделками; нельзя сказать, что голос «за» можно купить, но склонить принца к согласию тем или иным способом возможно почти всегда.

Официально все принцы были равны, фактически же за каждым из них были разные силы. В то время когда принцы собрались в Артва-Орвит, наибольшую власть в Высочайшем Союзе имели принцы Горту, Ирау и Марутту.

Карэна был бы одним из второстепенных членов Союза, если бы несколько лет назад не получил возможность выдать одну из своих дочерей замуж за короля. К тому же пару лет назад, после смерти старого принца Горту, к нему перешло старшинство в Союзе, и обоими этими обстоятельствами он вовсю пользовался.

Теперешний принц Горту, которого еще по привычке иногда называли молодым Горту, был тридцатидвухлетним красавцем, высоким, видным, сказочно богатым.

Его одногодок Марутту был не так богат и не так красив; он сильно сутулился, и его за это звали Горбатым Марутту. Зато в Высочайшем Союзе он был с одиннадцати лет, получив знак Оланти в наследство после своего отца.

Ирау был уже стар и мог надеяться на то, что после Карэны старшинство перейдет к нему. Был он довольно богат, но и вместе с тем скуп; над этим его недостатком посмеивался весь Майяр.

Принцы Кэйве и Катрано особыми достоинствами или недостатками не обладали. Высочайший Союз был для них только средством демонстрации своей власти: Горту, Марутту и Ирау последнее время все переговоры вели между собой, предоставляя другим подтверждать их решения.

А седьмой принц, полунищий Байланто-Киву, постоянно мутил воду, пытаясь с каждого решения урвать кусок пожирней. Его действия вызывали бы больше сочувствия, если бы он не был так жаден и назойлив; а видя его острый, бесплодно рыскающий в поисках выгоды нос, люди смеялись над ним — если не в лицо, то за спиной.

Многие полагали, что Байланто-Киву позорит Высочайший Союз, но лишать его знака Оланти не было никакой законной возможности. Горту наполовину в шутку предлагал Байланто-Киву уступить знак Оланти их общему родичу Лэуртхо и соблазнял жадного принца щедрой мздой, но тот, поколебавшись, все же решил оставить Оланти себе, надеясь извлечь из него гораздо большие выгоды.