Врата - Кросс Талани. Страница 12

– До чего ж приятно числиться в благословенных богами! – наигранно восхитился он, стараясь не коситься на отца с сыном. – Ответь-ка, юный Нараян, хотел бы ты себе такую силу?

Нараян смерил Калки презрительным взглядом, но на вопрос Ратана кивнул, вместе с тем подтверждая, что лишенные огня завидуют одаренным. И если неблагородное то чувство смогло взрасти в душе внука, в остальных и подавно распустилось дурно пахнущими цветами. Но разве сам он недавно не думал, что боги слишком благосклонны к Кирану? Или то была всего лишь старая привычная тьма, постепенно уничтожающая все светлое в его жизни?

– При достижении совершеннолетия любой житель Ти Нагарама может попросить себе награду у Агни, – наставительно изрек Калки внуку. – И если бог Огня сочтет тебя достойным, то одарит своим благословением.

– Это если Врата продолжат стоять, – усмехнулся Ратан, не желая уступать разум мальчика.

– Если Врат не останется, этакая сила никому не понадобится, – вставил свое слово Виджай, все это время остававшийся позади.

Побратим был прав. Боги дали им свое благословение ради спасения жизней, и не будь больше векшской угрозы, сила им не понадобится. Такая привычная, такая послушная, такая разрушительная…

– Долгое время Ти Нагарам жил с одними лишь благословениями реки и бога Огня и еще столько же прожил бы, не случись великого потопа и последующими за ним битвами. Боги не оставили нас в нашей беде. Если ваши молчали все это время, почему вы продолжали приносить им жертвы, Ратан?

– Не всякий болтун молвит истину, Калки. Но ведь и бог Огня молчит, когда я взываю к нему.

– Молиться – не значит «взывать». Взывать же может лишь избранный богом для бесед.

Последняя фраза прозвучала, как и должно, наставительно, но Киран вдруг вздрогнул и поджал губы, не давая вырваться непрошеным словам. Калки машинально погладил его по плечу и примирительно улыбнулся Ратану, стараясь, чтобы получилось не слишком фальшиво.

– Вижу, детей пугают наши философствования. Стоит отложить эти разговоры до лучших времен, что непременно настанут после закрытия Врат.

– Мы с Нараяном помолимся за это нашим богам, – Ратан учтиво кивнул и подтолкнул мальчика к сияющей арке портала, шагнул в него сам.

Когда последние воины скрылись по ту сторону арки, Калки одним щелчком погасил руну.

– Пойдем и мы помолимся за успех их похода, – сказал он Кирану, с тревогой смотрящему вдаль, где недавно еще сверкали заградительные костры.

В главном зале Храма Огня было светло, тихо и пусто. Риши с учениками редко заходили сюда, предпочитая познавать учение Агни через полезный труд или отдых на природе. Потому Калки с Кираном оказались здесь только вдвоем – Виджай отправился насладиться последним мирным днем вместе с женой. Сделал это намерено, чтобы Калки мог спокойно поговорить с сыном.

– Так ты знаешь ритуал воззвания к Агни?

Мальчик с опаской посмотрел на отца и кивнул.

– Это Агни научил тебя ему?

Вообще-то, по древнему договору меж ними, Агни поклялся не передавать кому-либо, кроме Калки, тайну ритуала воззвания, за что Калки обязался не терзать Агни пустыми просьбами, что своими, что племени истинно бессмертных. Ни в великий потоп, ни при появлении чужаков, пока те проявляли лишь мирные намерения, не посмел Калки обратиться за помощью к богу, чтя их договор превыше своих горестей. И что получалось теперь? Богу он стал не нужен, и бог посмел предать их уговор?

– Нет, – мальчик отчаянно замотал головой. – Нет. Бог Огня меня не учил, – он нахмурился, шмыгнул носом, но все же заставил себя поднять полные вины глаза и признался: – Я за тобой подсматривал. Хотел просить Агни сделать меня большим, чтобы я мог с тобой за Врата отправиться.

– Вот оно что, – Калки погладил сына по голове, но на того ласка не подействовала, и он, наоборот, отступил на шаг. – Покажешь мне руны, нужные для ритуала? А то стар я совсем стал, забывать начал.

– Хорошо, – Киран поднял маленькие ладошки и в две руки быстро начертил самый первый и самый сложный из символов. – Это «очаг». Чертится у ног, то есть… на юге. Напротив него у головы идет знак «небо». Слева – «сердце», справа – «пламя». Эти символы взывающий может создать сам, а может отдать на откуп риши или ученикам, как ты делаешь на праздниках. Но главную руну чертит имеющий право взывать – ее называют «Душа». Она похожа на круг перерождений, как его описывал Агни.

Мальчик задумчиво уставился на выведенный символ, забыв на миг о существовании отца. Его маленький пальчик пополз по дуге вверх, пытаясь активировать руну.

– Не смей! – приказал Калки, но его не услышали, тогда он добавил в голос волю Изначального Пламени и схватил сына за руку, не давая завершить начатое. – Не смей более использовать свои дары!

Киран вдруг истошно закричал и стал вырываться, в воздухе запахло паленой плотью, и именно запах, а вовсе не крик заставил Калки разжать пальцы. Мальчик дернулся назад и плюхнулся на пятую точку, всхлипывая и прижимая к груди обожженную до мяса руку. Пытаясь понять, что же произошло, Калки двинулся к сыну, но тот еще больше испугался и, отчаянно хватая ртом воздух, замерцал, словно мог вот-вот исчезнуть. Но все-таки ему удалось поймать мальчика прежде, прижать к груди, слушая затихающие всхлипы и замедляющееся сердцебиение. И не оставалось другого выбора, кроме как начертить телепортирующую руну, чтобы по ее щелчку исчезнуть.

Но тут же они появились в доме Виджая, застав того за поцелуями с супругой. Пока смущенный побратим пытался понять в чем дело, Ями, ничуть не стесняясь собственной наготы, подскочила и вырвала Кирана из рук Калки, после чего побежала с ним к бассейну для омовений. Затем и пришедший в себя Виджай оттолкнул называемого старшим братом и поспешил к жене. В четыре руки они чертили на побледневшей коже мальчика незнакомые символы, бормотали молитвы и переговаривались, бросали злые взгляды на замершего неподалеку Калки. Но как бы ему не казалось, их действия не были лишены смысла, и вскоре мальчик перестал мерцать, а после ожог на его руке затянулся, оставляя уродливый шрам, затем прекратились и всхлипы.

Ями подняла Кирана на руки и скрылась с ним в доме, а Виджай еще долго сидел у бассейна, погрузив руки в грязную воду в ржавых разводах. В нем зрели злые слова, должные объяснить случившееся, и Калки одновременно хотел и боялся их услышать. Он и сам догадывался, что совершил нечто настолько ужасное, отчего вся тьма его души казалась мелкой и незначительной.

– Ты его проклял, – сказал, наконец, побратим.

– Теперь он умрет?

– Если бы только это… Проклятие коснулось его сути, и сколько ни перерождайся Киран, его будут ждать смерть и страдания. Душа, полная жизни и огня, станет тянуться к своим дарам, но твои слова ее оттолкнут, и так продолжится, пока не вытолкнут за пределы нашего мира… Он обречен. Ты обрек его на это. Ты!

Виджай поднялся. Глаза его сверкали огнем ненависти, по крепко сжатым кулакам ходили искры, и казалось, он набросится на Калки и непременно победит. Но Виджай просто буравил взглядом – в его сердце оставалась надежда, что Калки как проклял, так и освободит мальчика от злой участи, только вот сам Калки не понимал, отчего это произошло.

– В моих словах, обращенных к Кирану, не было ничего, что могло бы…

– Намерение. Ты призвал столько Изначального Пламени против маленького мальчика, что хватило лишь намерения.

– Я не!..

Он сделал это. Проклял собственного сына, плоть от плоти своей, ведь ненависть к нему горела ярче Изначального Пламени и в размерах превзошла желание отомстить Пуластье. Она походила на шитый из множества кусочков коврик, там и зависти место нашлось, и думам о власти в Ти Нагараме, но главная претензия заключалась в том, что Киран был жив и прожил бы еще долго и наверняка счастливо, если б не отцовское проклятие.

– Агни следовало лучше защитить своего нового избранного, особенно от собственной Искры!

– Где же то видано, чтобы детей защищали от родителей? Но от тебя вот понадобилось, ибо ты получил то, чего не заслуживал.