Крепостной (СИ) - Злотников Роман Валерьевич. Страница 18

— Здеся он! — обрадованно заорал первый. — Прячется где-то! Гля-кось кровать помята…

— Как бы он того — в окно не выпрыгнул. Гля-кось — открыто, — возразил ему второй.

Дожидаться, что будет дальше Даниил не стал, выскочив из-за двери и-и-и… едва не воткнувшись головой в пузо «мусьё Кристофа». Тот занял свой немалой фигурой большую часть дверного проёма.

— Sale enfoire! — зашипел тот будто натуральная змея, хватая Данилку за волосы. Но это оказалось его ошибкой.

— Шлесь! Шлесь! Шлесь… — мальчишка остервенело заработал тяжёлой и острой кованной свайкой.

— Оу-у-у! — взвыл «мусьё Кристоф» выпуская его волосы, но Данилка на этом не остановился:

— Шлесь-шлесь… шлесь!

Два последних удара пришлись в мошонку, а ещё один в колено. Француз отчаянно завизжал, а Данилка, увернувшись от пальцев первого из подбежавших лакеев, рванул вперёд по коридору. Конечно, его могла ждать засада из какого-нибудь очередного лакея, но он понадеялся, что дворецкий не стал для поимки сопляка разрабатывать целую специальную операцию с дальним перекрытием путей отхода и всем таким прочим… и оказался прав. Двое лакеев в меховых безрукавках были единственными, кого дворецкий привлёк к своей операции. Так что больше ему никто не встретился.

До конца святок Данилка ныкался по своим старым укрытиям. А по возвращению семейства государыни прямо у крыльца рванул к генералу Ламздорфу и, размазывая по лицу сопли и слёзы, с надрывом поведал «дяденьке» о том, что «мусё Кристоф» ночью затащил его в спальню к Николаю, бросил на кровать и попытался содрать с него кальсоны, отчего ему пришлось отчаянно защищаться. Похоже, что дворецкий об инциденте ничего не доложил — то ли собирался сделать это по приезду, то ли просто стыдно стало, что три взрослых мужика не справились с каким-то сопляком, так что первой до ушей генерала дошла версия Данилки. После чего дворецкий был вызван по светлые очки воспитателя Великих князей. А когда тот прихромал, нахмурившийся генерал, отметивший хромоту и общую скособоченность, наличие которых полностью объяснялось рассказом «бедного ребёнка», повелел предъявить к осмотру «срамное место». Поскольку Данилка сообщил, что, отбиваясь, пару раз врезал по «главному источнику опасности». Дворецкий пришёл в изумление, вспомнил о своих дворянских корнях и иноземном происхождении и напрочь отверг подобные притязания. Чем очень сильно разгневал воспитателя Матвея Ивановича… который немедленно запросил аудиенции у «государыни».

Как там развивались дела дальше, и чем дворецкий пытался оправдаться — до Данилки дошли лишь очень смутные слухи. Вроде как там было какое-то ещё дознание и, баяли, срамное место у француза кто-то, всё-таки, посмотрел. О чём было доложено «государыне». Как и о том, что утром того дня, о котором Данилка рассказал генералу как о дне происшествия, девки замывали пол в спальне Николая и стирали измазанные кровью штаны и кальсоны «мусьё Кристофа». А что там было точно, и генералу ли удалось убедить «государыню» в том, что человеку с подобными наклонностями, да ещё и облечённому кое-какой властью, далее позволять пребывать поблизости от парочки юных Великих князей не стоит, либо она сама так решила — Даниилу никто не рассказал. Но он от этого не сильно и страдал. Главное, что спустя всего два дня «мусьё Кристоф» из дворца исчез. Куда он делся — неизвестно. Среди дворни слухов об этом ходило много — и обратно во Францию уехал, и в Москву перебрался, а то, вообще, к тому самому пресловутому «Калякину». Мол, рыбак рыбака… Более всего кумушки переживали о том, как умело, охальник скрывал свои извращённые наклонности. Хотя всё ведь на виду было — парочка лакеев при нём почти всегда ошивалась. И даже ночью. Да и на баб и девок он особенного внимания не обращал. Только одну Маланью, что о прошлом годе от лихоманки за три дня сгорела, иногда в бане пользовал… так она, страдалица, сказывала, что он её не обычным естеством имел, а, прости Господи, всё в задницу своим отростком тыкал. Ну, прям как содомиты друг дружку! Раньше думали — потому как француз, а ныне вот оно как выяснилось… На том это приключение для Данилки и закончилось.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Глава 5

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Хлесь! Хлесь! Хлесь, — розга мерно опускалась на его спину. Данилка лежал на колоде, привычно прикусив зубами щепу. И не то чтобы это ему было так уж нужно — просто уже привычка выработалась. Потому что его до сих пор пороли весьма регулярно. Конечно, не каждую субботу, но пару раз в месяц — прилетало. Так что привычка выработалась. А так-то ему щепка уже и не нужна была. Привык. К тому же пороли его последнее время всё больше не «за вину», а «для порядку». А это, как выяснилось — две большие разницы…

Вообще, в этом времени, к физическим наказаниям относились очень спокойно. Как к чему-то вполне обыденному. Ну, типа, как сын Анисима в его прошлой жизни к штрафу за превышение скорости с камеры. Мол, бывает — дело житейское, косанул немного, вот и попал… И он тоже постепенно таким отношением проникся. Делов-то на полчаса. Ну, вместе с дорогой до конюшни и одеванием-раздеванием. А на самой конюшне так вообще на полминуты. А боль… человек ко всему привыкает. «Моржи» эвон, в ледяную воду ныряют и плескаются в ней в удовольствие. А тут всего-то полминуты потерпеть — чепуха!

— Всё, получил урок — можешь вставать, — добродушно прогудел конюх. С ним у бывшего трубочиста отношения давно уже были нормальные. Даже дружеские. Потому что Данилка время от времени улучал момент и выставлял мужику водочки. Нет, в его хозяйстве она не водилась — Николаю только-только исполнилось девять лет, так что в его «буфете» имелись только сладости. Ну и кофий. Но у Данилки доступ к ней имелся. Потому что он уже вполне обжился в среде личной прислуги семьи и, вследствие этого, получил кое-какие преференции. Нет, ему самому, естественно, никто бы не налил, но «для дела», и не часто — взять получалось. Тем более, что в настоящее время водка вся ещё полукустарного производства. Её делают все, кому не лень, но главными производителями являются, вы не поверите — монастыри! Ну всё как при Борьке-алкоголике… Сделал он это как из прагматических соображений — конюх был тем, кто непосредственно осуществлял все физические наказания во дворце, так и исходя из собственного жизненного принципа — зла никому не спускать, но добро по возможности множить. Так что со всеми, кто когда-то от него пострадал, он постарался сначала восстановить, а затем и улучшить отношения. Ну, ежели, они сами были не против подобного развития ситуации. Если же были — Бог им судья… пока они не пытались снова как-то навредить Данилке. В этом случае для них всё становилось гораздо хуже… Так, один из тех двух лакеев, которые когда-то, по приказу дворецкого, пытались поймать его в апартаментах Николая, вследствие чего после того, как их начальник и покровитель исчез из дворца, они резко скатились по иерархической лестнице, затаил зло. И попытался исподтишка отмстить бывшему трубочисту… После чего ему прилетела такая ответка, что пришлось бежать из дворца. Правда убежал он недалеко и бегал весьма недолго, и окончилось это для него отдачей в рекрута. И это хорошо ещё никого по пути не прибил, дурень — а то б вообще на каторгу пошёл… А вот второй своё «падение» пережил спокойно. И потому до сих пор пребывал на своей официальной должности — ливрейного лакея. А это в иерархии дворцовых слуг — величина немалая.

— Ну что, теперь на крышу? — встретил его вопросом младший брат Николая — Великий князь Михаил, едва бывший трубочист вернулся из конюшни в основное здание. Заботами Даниила, втянувшего младших Великих князей в свою «программу развития» включающую в себя растяжку, физические упражнения и обтирание снегом зимой с обливанием холодной водой летом, Мишенька изрядно окреп и, несмотря на то, что он был на два года младше и Даниила, и старшего брата, в размерах уступал им не сильно. А уж в готовности к проказам мог обеим дать большую фору.