Крепостной (СИ) - Злотников Роман Валерьевич. Страница 33

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Глава 4

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Да-дах! — дверь с грохотом распахнулась, так ударившись ручкой о стену, что с неё посыпалась штукатурка. А в классную комнату, в которой Даниил, Николай и Анна сосредоточенно редактировали «гранки» очередного тома «Николкиных сказок», ворвался Мишка.

— Ур-ра! Ура! Ура!!! — завопил юный Великий князь, прыгая вокруг стола.

— Да что ты такой довольный? Что случилось-то? — недовольно пробурчал Николай. По-русски. После начала войны все трое демонстративно перешли на русский язык, практически отказавшись говорить на любом другом. Впрочем, никаких особенных проблем им это не принесло. Наоборот, когда об этом узнали в свете — очень многие присоединились к этой, так сказать, инициативе. Что весьма удивило бывшего майора. Он был уверен, что богатые и власть имущие любят некие необременительные действия — накропать табличку, надеть значок или футболку с надписью: «Je suis Charlie» и пару часов постоять на митинге — всегда пожалуйста, а вот как-то действительно напрячься — это не про них. А напрягаться пришлось многим. Русская высшая аристократия реально говорила на французском и, частично, на немецком, куда лучше, чем на вроде как родном. Так что многим пришлось, даже, нанимать учителей-логопедов и ставить себе произношение, навсегда коверкая свой ранее безупречный французский… Впрочем, здесь пока аристократы ещё считали для себя доблестью выйти перед строем полка со шпагой в руке и выдержать вражеский залп. Так что не всё пока так однозначно…

— Нам разрешили поехать к брату в действующую армию!!! — восторженно завопил Михаил, к которому через мгновение присоединился и Николай. Даниил и Анна с усмешкой переглянулись. Когда семнадцати и пятнадцатилетний лбы вопят и скачут вокруг стола, будто трёхлетние дети — это действительно забавно…

Война с Наполеоном для Даниила прошла… никак. Нет, он, как и все, волновался и с жадностью ловил любые известия с фронта. Даже несмотря, что, вроде как, знал, чем всё окончится. Потому что реально он знал лишь чем и как всё окончилось в прошлом варианте реальности, а вот чем всё кончится сейчас — ещё вилами на воде писано. Сработает ли новая пуля так, как ожидается? И как это изменит ситуацию? Насколько помнил бывший майор — наибольшие потери на поле боя наносит артиллерия, а с ней у сторон ничего не поменялось. То есть новая пуля может вообще ничего не решить… А если даже и решит, то только ли в лучшую нас сторону? Например, что произойдет, если Наполеон, из-за бо́льших потерь не сможет захватить Москву? Или сбежит из неё раньше? Приведёт ли это к тому, что он сумеет вывести из России не тридцать тысяч, как в прошлый раз, а сто. Или, даже, двести? И как в этом случае война пойдёт далее? Вопросы, вопросы…

Весь 1812 год они провели в Петербурге, так ни разу и не выехав в любимый «государыней» Павловский дворец. В первую очередь потому, что матушка Николая и Михаила желала, так сказать, держать руку на пульсе, а известия до Павловска доходили с опозданием на день-два-три. В зависимости от того, решит Александр сразу по получении новых известий отправить гонца к матушке, или его отвлекут какие-то неотложные дела… Так что волнения были. Радость от побед — тоже. Горе от поражений… ну-у-у, гораздо меньше, чем у других. Хотя у него и были мысли, что не всё так уж однозначно, но внутренне он верил в то, что в этот раз будет точно не хуже, и все поражения временные, и что вслед за потерянной Москвой непременно будет взятый Париж. Нет, так-то все верили и надеялись, но-о-о… и поражение под Смоленском, и оставление Москвы произвели на всех очень тягостное впечатление. Несмотря на то, что «своих» — то есть Николая с Михаилом и Анну, бывший трубочист как мог подбадривал, постоянно заявляя, что французы заплатят за всё… И для подобных заявлений у него было куда больше оснований, нежели просто знание того, как всё закончилось в прошлый раз. Основываясь на пусть и отрывочных, но, всё-таки, относительно полных собственных знаниях, он всё больше осознавал, что война идёт немного по-другому. Не совсем, нет — основные сражения произошли там же, где он и помнил. А помнил он довольно много. В конце концов, история всегда была его любимым школьным предметом, а Отечественная война 1812 года была слишком значимым событием Российской истории. Да и потом, уже во взрослом возрасте, он много читал. А когда гулял с внуками по питерским музеям — ещё и дополнил свои знания. Например, про те же пули Минье, Петерса, Вилкинсона и Нейслера он узнал, именно когда гулял с Тимкой… Так что про наполеоновские войны он, вероятно, знал больше, чем девяносто процентов его одновременны́х сограждан. Но, всё же, профессиональным историком он не был. Поэтому его знания всё равно оставались фрагментарными. Так, например, он знал, что Смоленское сражение в его прошлой истории продлилось три дня. Но точные даты из головы вылетели. Поэтому он не мог точно сказать, в те же самые даты оно произошло, или сдвинулось по времени… Но, когда он узнал, что нынешнее сражение затянулось на шесть дней и в один из них — четвёртый, войска Наполеона даже были отброшены, правда не от Смоленска, а от деревеньки неподалёку — Рудни, стало ясно, что что-то действительно меняется. Хотя на тот момент пока всё ещё было непонятно, насколько и в какую сторону.

Бородино здесь тоже случилось. И, к его удивлению, сражение произошло в тот же самый день, что и раньше — восьмого сентября. Это бывший майор помнил точно! Потому что в ознаменование этой битвы восьмое сентября было объявлено Днём воинской славы России. ^[27] Результаты были… да чёрт его знает какие. Ну не помнил он числа потерь ни русских, ни французов. Но было у него ощущение, что здесь наши потери оказались поменьше. Во-первых, потому что на этот раз Кутайсов выжил, хотя и был сильно ранен. А, во-вторых, после Бородино перед уходом русской армии из Москвы здесь состоялось ещё одно сражение — под деревенькой Одинцово. Правда по масштабам оно было куда меньше — скорее просто двухдневными арьергардными боями, но после него стало окончательно ясно, что ситуация изменилась. И его послезнание можно отправлять псу под хвост. Во всяком случае, в отношении этой войны.

В Москву Наполеон всё-таки вошел, и произошло это в начале октября. Раньше или позже, чем в предыдущем варианте истории — бывший майор сказать не мог. ^[28] Опять не помнил… И продержался в городе до конца месяца. Всё это время французский император безуспешно рассылал письма и Александру, и Кутузову, и массе других респондентов, пытаясь склонить своих «vis-a-vis» к заключению мира в том числе и самим фактом своего пребывания в древней русской столице. И, так же как и в прошлой истории, ему это не удалось.

В остальном всё шло по прежним лекалам — пожар Москвы, партизаны, Тарутинский маневр, Малоярославецкая битва… вот только отступающую французскую армию зажали не на Березине, а на Друти, под Толочиным. Во время этой битвы погибли маршал Удино и семнадцать французских генералов, среди которых бывшему майору была знакома только фамилия Понятовского. После чего Наполеон рванул от армии прямиком в Париж. Похоже понял, что всё… Потому что измученные остатки его войск, которым удалось прорваться через Друть — далеко не ушли. Их зажали уже через семьдесят вёрст — на всё той же Березине, где и разгромили окончательно, взяв там в плен почти двадцать тысяч обмороженных и измученных солдат и офицеров. На чём «Великая армия» и закончилась… Так что с пулями он, похоже, заморочился не зря. «Курочка по зёрнышку» всё-таки сработала. И если в прошлый раз Наполеону удалось-таки вывести из России тридцать тысяч своих лучших войск, в том числе почти всю гвардию, которой он так дорожил, что даже не бросил в бой в критический момент Бородинского сражения, то в этот раз ему так не повезло… Но — гений есть гений. Тем более что весь 1813 он действовал на уже привычном, европейском театре боевых действий. Так что весь следующий после похода в Россию год Наполеон вполне успешно оборонялся, дав несколько сражений, парочку из которых он, даже, выиграл… ну, или, точнее, одно — выиграл, а одно — не проиграл. Но сильно это ему не помогло. А сражение, которое здесь обозвали «Битвой народов», состоялось не при Лейпциге, а чуть западнее — при Эрфурте. И закончилось оно точно так же, как и помнил Даниил — разгромом французов. Так что к концу тринадцатого года всем стало ясно, что на этот раз Наполеон точно проиграет…