Авиатор: назад в СССР 8 - Дорин Михаил. Страница 2

– Самолёт противника горит. Повторяю, горит, – спокойно доложил я, наблюдая, как от «Томкэта» отделяются несколько обломков.

– Как горит? Кто пускал? – возмущается командующий.

Будто бы не слышал, что я доложил о пуске. По-другому нельзя было в такой ситуации.

Хлопок. Двигатель иранского истребителя начинает гореть. Оба лётчика катапультируются. Наблюдаю, как они спускаются на парашютах вниз. Как раз над территорией Афганистана.

– Наблюдаю два купола. Лётчики катапультировались. Координаты подскажу, – сообщил я и начал снижаться до 5000.

Сердце бешено сейчас стучит. Моё решение о пуске ракеты может мне дорого стоить. Однако не дороже, чем жизнь моего товарища. Да и ценность показаний этих иранцев может быть достаточно высокой. Вдруг один из них какой-то полковник или генерал. А может быть, и оба.

– Эллипс, 701й, следую в район падения самолёта. Координаты лётчиков подскажите, – слышу я в эфире голос Хрекова.

Вот и группа эвакуации подоспела! Сейчас их заберут, а то в этом районе сбитые лётчики долго не проживут. Духи не будут разбираться иранцы они или афганцы.

– 701й, 118му, – запросил я Хрекова.

– Отвечаю, – сказал генерал.

– Стою в вираже на 5000 в расчётном районе приземления одного из лётчиков. Ориентир – кишлак Духтар, северо-западнее отметки 1557. Вниз по холмам.

– Понял. Расчётное время прибытия 8 минут, – сказал в эфир Хреков и продолжил общение с командным пунктом.

На этом канале слышу, как Валера докладывает о своём отказе и советы Томина, следующий с ним рядом.

Оранжевые парашюты исчезли внизу. Я начал снижаться по спирали дальше. Виток, ещё один. Подхожу к высоте 1800. Наблюдаю на склоне один из куполов парашюта.

Снизился к самой земле, скорость 600 и выполняю проход над местом приземления. Первый лётчик крутится вокруг своего парашюта, пытаясь, что-то сделать с ним и уложить в укромное место. А со стороны кишлака приближаются духи.

Не думал, что придётся мне прикрывать теперь ещё и моего недавнего оппонента. Задираю нос, чтобы выйти на большую высоту, и связываюсь с командным пунктом.

– Наблюдаю группу со стороны кишлака. Приближаются к одному из лётчиков, – доложил я и снова выполнил вираж влево.

– 118й, наблюдаешь второго? – запросил Хреков.

– Нет.

Сколько уже я сегодня маневрировал и не упомнить. Тело начинает уставать, а руки забиваться. Край кислородной маски стал мокрым от пота, капающего со лба.

– 118й, обеспечьте прикрытие. Группа эвакуации уже на подлёте, – сказал мне ОБУшник.

– Понял, – ответил я, но прикрывать иранца у меня нечем.

Можно стрелять моими ракетами воздух-воздух, но толку там мало. А пушка заряжена несколько иными снарядами.

Слышу в эфире, как один из Ми-24 группы эвакуации докладывает, что видит на вершине отметки 1557 купол.

– Пройди вдоль восточного склона, – дал команду лётчику Ми-24 генерал Хреков.

Начинаю пикировать на колонну из нескольких белых пикапов и одной цветастой барбухайки. Так, мы звали грузовики афганцев, расписанных различными символами и обклеенными цветастыми орнаментами.

– Вижу его. Лежит, не двигается. Выполняю посадку, – докладывает командир «крокодила».

Захожу на свою цель. Галетник управления оружием вновь переставил на пушку. Начинаю стрелять. Секунда, и снаряды закончились. Выполнил проход настолько низко, насколько это было возможно. Естественная реакция местного населения на отстрел противорадиолокационных снарядов – «салют» в мою честь из всего стрелкового оружия.

– 118й, видим тебя. Одного забрали. Второго лётчика наблюдаем. Работаем, – сказал в эфир Хреков.

Выполнил разворот в сторону места приземления и прошёл на безопасной высоте над ещё одним «крокодилом» Ми-24. Вертолёт начал разносить колонну духов, пока Ми-8 Хрекова подбирал иранца.

– Эллипс, 118й готов на обратный. Связь с Янтарём подскажу, – запросил я воздушный пункт управления.

– 118й, займите 6000. Связь с Янтарём разрешил, – ответили мне ОБУшник, и я переключился на канал Шинданда.

Была уже мысль в этом полёте расслабиться, но это чревато. Пока не зарулил на стоянку, всегда нужно быть начеку.

Посадка прошла в штатном режиме. Пока рулил по бетонной полосе обнаружил, что аэродром по-прежнему бурлит и продолжает активно работать.

Только я освободил полосу, как за моей спиной уже начали разгоняться по полосе Су-25е. Вертолёты постоянно висят в воздухе, прикрывая каждый взлёт самолётов. Техники перемещаются бегом, подвешивая авиационные средства поражения, и подготавливают всех к повторному вылету.

На моём месте стоянки небольшое столпотворение. Народ в ожидании моего прибытия и желает знать подробности. А я вот не горю желанием всё это рассказывать. Морально уже готовлюсь к серьёзным разговорам с начальниками.

Одно радует – самолёт Валеры на месте. Сам он ожидает меня с улыбкой на лице, а Дубок уже держит в руках трафарет и краску. Не знаю, стоит ли считать, что я одержал сейчас свою первую победу в воздушном бою?

– Сработал план, Серый! – начал трясти меня Валера ещё когда я был в кабине. – Как ты всё рассчитал?

– С утра же объяснял, – улыбнулся я, встав на ступеньку стремянки. – Главное – это хорошенько подумать.

На бетонке каждый поздравил меня с первой воздушной победой. И вроде надо радоваться, а я всё равно ощущаю некий подвох во всей этой ситуации. Посмотрел по сторонам и не заметил среди собравшихся Гнётова и Барсова.

– А как ты по нему пустил? Валерина ракета вообще ушла в сторону, – интересовался Гусько.

– Всё как учили, – скромно ответил я, поймав при этом задумчивый взгляд командира.

Он, как и я, сейчас понимал, что всё для меня и него только начинается.

– Всем готовиться к повторному вылету. Гаврюк и Родин со мной, – сказал командир и повёл нас в штаб.

Командир молчал и ничего не говорил всю дорогу. Войдя в штаб, он сразу отказал всем в подписании каких-то очередных бумажек.

– Товарищ командир, ну там сроки… – жалобно смотрел на него кадровик через свои большие очки.

– Илюша, подождут твои представления на медали. Успеешь ты себе выписать орден, – отмахнулся от него Валерий Алексеевич. – Не до тебя сейчас. Честно!

– Понял, – расстроено сказал капитан-кадровик и зашёл к себе обратно в кабинет.

Сняв обмундирование, умывшись на заднем дворе в рукомойнике, мы зашли в отдельное помещение, которое явно его хозяин не всегда посещает.

– Рассаживайтесь. Сейчас принесут кипятильник, воды, печенюшек, – сказал командир, указав нам на диван и кресло у дальней стены.

– Товарищ командир, какие перспективы? – спросил Валера.

– Тёзка, ты не мальчик. Если бы ещё Родин спросил, я бы понял, – недовольно ответил командир, бросая на стол белую папку с документами.

Всунул ему всё-таки свои бумажки кадровик!

Командир сел на своё место и быстро просмотрел документы.

Интерьер в кабинете был весьма скудным. Самым дорогим являлся, пожалуй, портрет генерального секретаря Брежнева. В остальном всё по стандарту. Рабочий стол и ещё один к нему придвинутый вплотную с четырьмя стульями. Зеленоватый сейф, карта Афганистана на стене и график натренированности лётного состава. Такой обычно в кабинете у зама по лётной подготовке висит, но у Араратовича в Шинданде точно нет своего угла.

– Разрешите? – открыл дверь долговязый солдат и занёс небольшой поднос с заварником, двумя кружками и пачками с названием «Альберт». Те самые печеньки из военторга.

– Спасибо. Можешь идти, – сказал командир.

Боец расставил всё на столе, но уходить не торопился.

– Товарищ полковник. Тут передали для старшего лейтенанта Родина, – сказал солдат и вытащил из запазухи небольшой свёрток газеты «Красная Звезда».

Томин оторвался от бумаг и взглянул на меня удивлёнными глазами. Долговязый солдат вытащил, положил свёрток на поднос. Газета с масляными пятнами раскрылась, и комнату наполнил ароматный запах ватрушек.

Блин, сейчас опять начнут мне с кем-то романы приписывать. Потом и вовсе на ком-нибудь женят.