Норвежские каникулы - Фьорд Марина. Страница 5

– Из-за Гольфстрима здесь не бывает снега и сильных морозов даже зимой. В основном идут дожди, иногда светит солнце. Если снег и выпадает, то тут же тает, – сказала Татьяна.

Алинуся с любопытством смотрела по сторонам. Объездив почти весь мир, она ни разу не посетила эту северную страну. Красиво, чисто, но так тихо и безлюдно, а населенные пункты похожи на дачные поселки.

– Как Танюха здесь выдержала два года, – подумала Алина. – И муж, похоже, не миллионер, Мерседес у нее старой модели.

До острова Хеллёй они добирались на пароме. Салон парома был почти полностью заполнен пассажирами. Через ряд от Алины и Татьяны оживленно болтали три норвежки. Заметив девушек, женщины замолчали и вежливо поздоровались. Татьяна ответила по-норвежски.

– Они с острова, – пояснила она.

Женщины стали тихо переговариваться и периодически бросали любопытные взгляды в сторону девушек.

– Нас обсуждают, – ухмыльнулась Алина. – Что им еще здесь делать.

За час поездки на пароме она не раз ловила на себе взгляды пассажиров.

– Здесь что, все с острова?

– Не все. Но многие знают друг друга, даже если живут в разных концах страны. Мне иногда кажется, что все пять миллионов норвежцев имеют родственные связи.

– Это ужасно. Как к тебе здесь относятся?

– С вежливой сдержанностью. Я для них чужая. Впрочем, как и они для меня. Хотя большинство друзей Бьёрна довольно дружелюбны.

– А тебе не одиноко?

– Представляешь, нет. Я здесь впервые в жизни начала получать удовольствие от возможности побыть с собой наедине, заниматься, чем хочу, развиваться.

Действительно, в Татьяне чувствовалось душевное равновесие и спокойствие. Москва всегда держала в стрессе. Алина не могла вспомнить, когда была абсолютно расслабленной и никуда не спешила. На мгновение она позавидовала Татьяне, но потом представила себя на ее месте и решила, что еще не готова уходить на покой.

– А что собой представляет твой муж?

– Бьёрн старше меня на двадцать лет. В январе ему будет сорок восемь.

– Тогда он старше тебя на двадцать три года.

– Пусть так. Но он здоров, силен и хорошо выглядит. Наш брак у него третий. С первой женой Бьёрн развелся в молодости, оставил все ей и сыну, и уехал. Сын с ним не общается. От второго брака у него сын и две дочери, одна из которых приемная, дочь его бывшей жены.

– Ты с ними ладишь?

– В целом, да. У нас ровные отношения. Я их терплю, иногда, правда, с трудом, а им не остается ничего другого, как делать то же самое по отношению ко мне. После развода их мать обобрала Бьёрна до нитки, ему осталась только старая ферма на острове. В первое время его родня подозрительно на меня косилась. Они не понимали, почему я за него вышла замуж. Думали, что я имею виды на его собственность или хочу получить норвежский вид на жительство.

– Танюх, если честно, я тоже не понимаю, что в твоем Бьёрне такого особенного, что ты ради него уехала из Москвы и живешь на острове в старом доме. Он не молод и, судя по машине и твоим рассказам, очень небогат.

– Знаешь, если бы три года назад мне кто-то сказал, что я выйду замуж за работягу и буду жить на острове, я бы посмеялась. Но Бьёрн настоящий. Он, конечно, не блещет образованием и тактичностью. Но он меняется. Теперь Бьёрн старается быть корректнее. Не всегда получается, но он признает свою вину, извиняется и пытается не повторять ошибки. Среди наших столичных мужиков таких не осталось. Ему можно верить, и с ним надежно. Я спокойно живу, не задумываясь о будущем.

– Он никогда не врет?

– Не, ему влом напрягаться, чтобы соврать, легче промолчать или сказать правду.

– Он опофигист?

– Пожалуй. Зато я знаю, что я все знаю. Или почти все.

– А если задуматься о будущем, тебе будет спокойно?

– Нет, конечно. Можно подумать, что ты не волнуешься о будущем.

– Я не волнуюсь. Я в целом представляю свое будущее.

– С твоим папой можно ни о чем не волноваться.

– Причем здесь папа? – возразила Алинуся. Ей уловила завись в словах Татьяны. – Если бы моя жизнь зависела от родителей, тогда бы я напрягалась. А я ни от кого не завишу. Живу, как хочу.

– Твой блог дает такой хороший доход? – удивилась Татьяна.

– Дает, но не только блог.

– Конечно, в Москве с твоими связями можно хорошо устроиться. Здесь все сложнее.

Алина удивленно посмотрела на бывшую однокурсницу и почувствовала, что Татьяна начинает ее раздрожать. Ведь она прилетела сюда за очередной порцией адреналина, а не для того, чтобы исполнять роль Танюхиной жилетки. Алинуся решила сменить тему разговора.

– А что насчет твоих страхов? – спросила она.

– Бьёрн не верит, что все, о чем я говорила, было в реальности, считает это истерикой. Вчера, когда я сказала, что боюсь оставаться одна, муж посмеялся надо мной при соседях. Они вежливо промолчали, но потом, я уверена, растрепали всему острову. Я разозлилась и наорала на Бьёрна. Мы серьезно поссорились перед его отъездом. Я с ним больше не разговаривала, и он мне до сих пор не позвонил. Я была уверена, что позвонит утром. Это странно, обычно он сразу старается загладить вину, и мы миримся, – сказала Татьяна расстроенным голосом. – Звонить первой не стану. Сначала он должен извиниться. Никогда не забуду то, что он мне наговорил.

– Не забудешь, чтобы в нужный момент вызвать чувство вины? – насмешливо спросила Алинуся. – Или потому что ты злая и у тебя хорошая память?

– Скорее второе, – призналась Татьяна. – Я же не святая, чтобы прощать обиды.

7

Евгений смотрел, на снующих в садках рыб. Сверкая на солнце чешуей, лососи выпрыгивали из воды, скользили по ее поверхности и с плеском плюхались обратно, очищая о воду чешую. Консоли с кормушками трещали, разбрасывая гранулы корма. Наконец треск смолк, кормление закончилось.

Больше двадцати лет назад Евгений приехал в Норвегию из Литвы. Во времена Советского Союза он работал инженером-механиком торгового флота. Евгений был первоклассным профессионалом, одним из лучших на флоте. Он чувствовал судно, как свое собственное тело, мгновенно находил и быстро устранял любую неисправность, за что получал хорошие деньги. Но после распада Союза жить в республике стало трудно, литовское судоходство, как и вся экономика, загнулась, компании банкротились одна за другой. Он потерял работу, и семья начала нуждаться. Но Евгению повезло устроиться механиком в одну их крупнейших норвежских лососевых компаний «Блё лакс», которая владела тремя лососевыми фермами вблизи острова Хеллёй.

Евгений перебрался в Норвегию и уже четверть века жил на острове в маленькой служебной квартире в двухэтажном здании офиса компании. Рядом располагался магазин севен-елевен и яхтенная марина, где в хорошую погоду скапливались парусники и катера туристов. Ассортимент магазина и качество продуктов были так себе, а цены высокими, но самое необходимое всегда присутствовало. Поэтому Евгений редко покидал Хеллёй и свободное от работы время проводил в квартире. Кроме него в офисе работали три норвежца – управляющий компании и два механика. Но служебное жилье занимал только он. Остальные сотрудники были местными и после работы разъезжались по домам.

Лососевая ферма, на которой работал Евгений, находилась в полукилометре от берега с противоположной, южной, стороны острова. Каждое утро в любую погоду он отправлялся на катере к ферме, обслуживал оборудование, регулировал кормушки, следил за состоянием рыбы. В четыре часа рабочий день заканчивался, и он возвращался в квартиру, которую давно называл домом.

Евгений так и не смог привыкнуть к Норвегии и чувствовал себя одиноко, но вернуться в Вильнюс не решался. Зарабатывать в Литве столько, сколько платят в Норвегии, он не сможет. Жена и дети привыкли жить в достатке, и неизвестно, как они отреагируют на сокращение семейного бюджета. Да и он сам уже не так молод, неопределенность пугала его, а здесь все было предсказуемо и спокойно.

Евгений плохо понимал местный диалект и разговаривал в основном на английском. Он был молчалив и неулыбчив до того момента, когда на острове появилась Татьяна. Во время нечастых встреч и разговоров на родном языке на его душе становилось веселее и теплее, и при малейшей возможности, Евгений выходил переброситься с девушкой хотя бы парой слов.