Путеводитель ботаника по цветам и судьбам - Хавари Кейт. Страница 11

Инспектор заерзал на стуле.

– Она была задушена ожерельями, весьма дорогими. Бриллианты, сапфиры, золото и тому подобное.

Шафран моргнула:

– Она была задушена собственными украшениями? – До чего пугающе ужасно! – Может, ее задушили руками, а ожерелья были надеты после?

– Странгуляционные борозды указывают на то, что они были нанесены отрезком тонкого материала. Это может быть мягкий, но прочный материал, например, тонкий шелковый шнур, или плоская цепочка, несколько из которых лежали около жертвы.

– Но разве цепочка не порвалась бы? Если бы миссис Салливан боролась… – Шафран запнулась на полуслове, вздрогнув.

– Барбитурат, который мы нашли в ее крови, скорее всего, не позволил бы ей сопротивляться. – Поерзав на стуле, инспектор продолжил: – Во рту у нее также были найдены драгоценности.

По коже Шафран пробежал холодок, стоило ей представить такую картину.

– Убийца положил их туда?

– Именно так все и выглядит, – ответил инспектор Грин. – Что предполагает наличие сильного личного мотива.

– А еще жертва была ограблена, – добавил Симпсон, стоявший за спиной у Шафран. – Горничная подтвердила, что несколько украшений пропали.

Значит, дело было не только в мести, но и, возможно, в деньгах. Вторая жертва, скорее всего, тоже была обеспеченной, раз жила в Белгравии.

– А мисс Уильямс?

– Судя по всему, она жила сказочной жизнью, – принялся рассказывать инспектор Грин, снова перелистывая страницы в своем блокноте. – Ее отец, Ричард Хаберли Уильямс, умер, когда она была еще маленькой. Мать, Белинда Уильямс, уроженка Беркли, сама была состоятельной женщиной и умерла от гриппа. Мисс Уильямс жила на деньги родителей и, по общему мнению, только и делала, что тратила их.

– Но ничто не связывает этих женщин? – спросила Шафран.

– Пока нет. – Инспектор бросил на нее настороженный взгляд и продолжил: – Итак, мисс Эверли, вы можете запрашивать данную информацию, поскольку официально консультируете полицию, однако вы не имеете права никому ее раскрывать. – Должно быть, выражение вины на ее лице было настолько очевидным, что, поджав губы с недовольным видом, инспектор спросил: – Вы уже рассказали кому-то? Надеюсь, не вашей соседке по квартире?

Шафран нахмурилась.

– Нет, только моему коллеге, доктору Майклу Ли. Полагаю, вы встречались с ним в холле университета на днях. Именно он предположил, что у второй жертвы мог быть ухажер. Он никому ничего не расскажет. А если и захочет, то только мне, будет говорить часами напролет.

Инспектор Грин откинулся на стуле, сложив руки на животе.

– Врачи знают о строгом соблюдении конфиденциальности. Просто напомните ему быть осмотрительнее. Я не могу допустить, чтобы вы занимались этим делом, если станете передавать информацию посторонним лицам.

– Я понимаю. – Шафран решительно кивнула. – Как я уже сказала, я лишь хочу помочь.

От ее слов инспектор почувствовал себя еще более неуютно.

– Верно.

Расценив слова инспектора как знак, что ей пора уходить, Шафран встала:

– Если что-нибудь узнаю, то сообщу вам.

– Я не предлагал вам бросать все и заниматься расследованием, мисс Эверли.

– Я понимаю. Но если наткнусь на что-нибудь…

Инспектор насупил брови.

– Я действительно не…

– …то обязательно сообщу вам. – Шафран поспешила на выход, пока инспектор не высказал очередное предупреждение или вообще не передумал.

Вернувшись в университет, Шафран обнаружила Ли в библиотеке, склонившимся над несколькими большими томами и сонно моргавшего. Дневное тепло не проникало сквозь толстые каменные стены, но воздух казался особенно затхлым и неподвижным.

– Тихий час? – громко спросила Шафран, присаживаясь за длинный деревянный стол.

Ли выпрямился и потер шею.

– Нет, час для книг с более крупным шрифтом. Они будто не хотят, чтобы люди их читали.

Шафран наклонилась вперед и понизила голос, несмотря на то, что в пределах слышимости никого не было.

– Ли, насколько легко в наши дни достать наркотики?

К его чести, столь неожиданный вопрос не поставил его в тупик. Ухмыльнувшись, Ли сказал:

– Либо ты задумала вырастить нечто запрещенное, либо размышляла над этими убийствами.

– Я ходила к инспектору Грину, поделилась с ним своей идеей о флориографии. Он поведал мне больше подробностей о убитой женщине, которая мешала веронал с наркотиком. Сказал, ее друзья тоже употребляли. Разумеется, его не продают всем подряд, как раньше, но ведь он и не исчез. Например, врачи продолжают выписывать его.

– Так и есть и в наши дни за этим следят гораздо тщательнее. Я избегаю его по мере возможности, как в работе, так и в личной жизни. – Вместо того, чтобы похвастать похабными подробностями своих загадочных вечерних увеселений, Ли нахмурил брови медового цвета. Упершись предплечьями в фолиант, над которым засыпал, он продолжил: – Мой отец…

– То есть доктор Ли-старший?

Ли кивнул:

– Старый добрый батюшка. Отец всегда считал, что это ужасный наркотик, потому что он вызывает чертовски сильное привыкание. Когда началась война и все стали покупать маленькие подарочные пакетики с этим веществом, чтобы отправлять их солдатам на фронт, он попросил моего дядю Мэтта вмешаться.

Шафран приподняла одну бровь. Дядя Мэтт, как Ли его непринужденно назвал, был не кем иным, как Матиасом Ли, бароном Кармайклом, чье имя гремело по всей Англии как имя одного из богатейших и влиятельнейших политиков. Отец Ли был его младшим братом, и, учитывая, что Ли говорил о своем дяде чаще, чем о родителях, Шафран поняла, что они были довольно близки.

Ли продолжил:

– Отец рассказал ему о вреде этого наркотика, о проблемах, с которыми столкнутся позже важнейшие боевые силы страны. Дядя Мэтт собрал парочку своих приближенных и поднял этот вопрос на Армейском совете [15], и они приняли закон, запрещающий свободное распространение психоактивных веществ во время войны. Убедить совет было нетрудно: они уже видели последствия злоупотребления наркотиком: боли в груди, спутанность сознания, паранойя, даже припадки, не говоря уже об ужасах абстиненции [16]. После окончания Первой мировой дядя Мэтт и его друзья продвигали этот закон, чтобы он остался в силе.

– Да, но как его получить сегодня?

– Если бы я тебя не знал… – Шафран нахмурилась, и Ли усмехнулся. – Как получить что-то, в законности чего ты не уверен? Один человек знает кого-то, кто знает кого-то еще. Все зависит от связей, от того, где ты живешь и сколько монет ты готов выложить ради этой привычки.

– Например, кто-то из твоего окружения. Молодой, состоятельный, любит хорошо провести время.

Ли вопросительно поднял бровь:

– Ты слишком опираешься на домыслы.

– Ходит на ужин и танцы два раза в неделю и обычно на следующее утро всем рассказывает, как хорошо провел время, – нетерпеливо продолжила Шафран. Именно так Ли поступил накануне после свидания с Лизой Деннис.

– Неужели я уловил укол ревности, дорогая напарница? – Он провел большим пальцем по подбородку в насмешливой задумчивости. – Знаю пару парней, которые с удовольствием покажут тебе, как хорошо провести время, если захочется компании.

Шафран с отвращением подхватила свою сумочку и встала.

– Забудь. Найду кого-нибудь другого, раз уж ты не в состоянии ответить на простой вопрос.

Ли громко рассмеялся, заслужив тем самым обвинительные взгляды от горстки людей, толпившихся у полок. Позабавленный, он понизил голос до шепота:

– И кого же ты собралась расспрашивать о том, как высший свет добывает наркотики?

Шафран открыла было рот, чтобы бросить язвительную реплику, но не успела, поскольку Ли, привстав со стула, схватил ее за запястье, увлекая обратно за стол.

– Будь благоразумна, Эверли. Дай мне больше информации, и посмотрим, что я смогу придумать, идет?