Том Марволо Гонт (СИ) - Француз Михаил. Страница 15

– Вообще-то да. А ты разве не знала? – “удивился” я. – Дамблдор в курсе: Снейп для него за мной шпионил. А для меня за ним. Талантливый паренек. Везде успел.

– Ты врешь! Не мог Северус пойти в Пожиратели! Он не такой!

– Эм… – не нашелся даже, что на это ответить я. Решил не спорить. – Ну, тебе видней, конечно. Ты его лучше знаешь, – помолчали. Я продолжал рисовать, а девушка о чем-то задумалась и даже закусила губу при этом. А потом, на что-то решившись, тряхнула волосами и сбросила с себя халат, оставшись в одном только белье, после чего взяла мое лицо ладонями и впилась в губы поцелуем.

А я что? Я разве против? Я только “за”! Настоящий Виктор с Настоящей Суо в Марвеле остались. А я здесь. Так почему бы и нет?

Легкий импульс пролевитировал кисть и палитру на стол. Еще одно беспалочковое невербальное заклинание очистило руки от краски, и я с удовольствием обнял девушку, притягивая к себе и перехватывая инициативу в поцелуе.

***

Примечание к части

Люблю проду **Харибда®**

Хаха приходит Гарри в Хогвартс а фамилия уже гонт

глава 6

***

Я расслабленно лежал на трансфигурированной кровати, не думая ни о чем. Мне было хорошо. А вот лежащая рядом девушка такое про себя сказать не могла, как мне кажется. Не потому, что я сплоховал, нет (я не удержался все же и в голову девушки во время процесса посматривал. Неглубоко, но достаточно, чтобы понять, что делаю так, а что не так. А какой бы парень удержался?). Может я не самый лучший любовник в мире, но был по крайней мере “неплох”, однозначно. В сравнении с тем же Джеймсом (а она-таки сравнивала) был на голову лучше.

Ее мучили мысли, эмоции, чувство вины, противоречия. Жуткий коктейль, в который я даже пытаться влезать не хотел. Вместо этого просто обнял ее и покрепче прижал к себе. Она заплакала…

Первый раз у меня такое, когда после ночи со мной девушка плачет… А, нет, вру. Было уже такое. В Сиаме. С виконтессой Анитой де Жарден, после первой ее ночи, купленной мной… первые мои серьезные отношения. Болезненные воспоминания.

Нынешняя ситуация, кстати говоря, очень похожа. Только Лили “сама пришла ко мне в постель”, а не “я взял ее силой”, как было с Анитой. Хотя, оно и с ней-то особой силы и грубости не было. Она ведь уже смирилась тогда со своей участью, не сопротивлялась, а я не спешил, стараясь растянуть удовольствие, все же ночь с девственницей – развлечение не из дешевых.

Лили рыдала, уткнувшись мне в бок. Это были первые слезы ее за прошедшие полгода. Раньше она держалась, крепилась, была сильной, ради себя, ради сына, ради гордости Борца за Дело Света… а сейчас была просто девчонкой, над которой жестоко поиздевалась судьба.

Интересно, она примет себя такой, какая она есть? Сможет отбросить навязанные ей воспитанием и обществом моральные установки, которые сейчас как раз и конфликтуют с ее собственными желаниями?

Точнее, как скоро она сможет принять себя? Ведь я помогу ей в этом. “Мы в ответе за тех, кого приручили”. А я ее приручил. Зачем?

Зачем я это сделал? Ведь я прекрасно осознавал, что делаю с ней. Старательно привязывал ее к себе, отучал бояться меня, приучал зависеть от меня… Зачем? Просто потому, что мог это сделать? Как-то это жестоко. И похоже на Тома. Ведь с Беллой он сделал тоже самое: приручил, привязал к себе, помешал на себе, зациклил на себе… И свел с ума.

А что делаю я?

И зачем?

Или тут все наоборот? Поглаживая свободной рукой плачущую девушку по голове, размышлял я. И не я её приручил, а она меня? Как и Анита в свое время приручила Виктора, с его помощью выбравшись из социальной ямы и забравшись на самую вершину того общества. Там я прекрасно сознавал, что поступаю, как натасканный пес, когда рвал для нее ее врагов и обидчиков, запугивал тех, кто не хотел ей подчиняться, вбивал уважение в тех, кто не хотел ее уважать. А тут?

Сложно это все. Путь Дзен говорит быть собой. Не мешать себе быть самим собой. Не страдать из-за того, что настоящий ты не соответствуешь тому, каким ты хочешь себя видеть, каким тебя хотят видеть другие…

Может быть я ХОЧУ быть таким “прирученным зверем”? Том был маньяком с разорванной на куски душой. Он не мог испытывать счастье ни от чего, так же, как и удовлетворение. Разорванная душа не позволяла. Она ныла и болела, как может ныть и болеть давно отрезанная нога, заставляя искать избавления во все новой власти, все новых вершинах, достижение которых не приносило ничего, кроме все той же душевной боли, от которой не избавиться. Он пытался заглушить ее чужой болью и чужими страданиями. И это получалось. Временно. Короткое временное облегчение, а после опять та же самая, сводящая с ума душевная мука.

Он это сделал в шестнадцать лет, не успев познать любви (секс он познал в тринадцать, с его способностями и данными это было не сложно), даже влюбленности. А после раскола души не мог этого сделать уже физически. Нечем было любить. Нечем было радоваться…

У меня душа целая. И я не Великий. Великий становится именно Великим, с большой буквы, именно потому, что ему всего мало. Он не может остановиться, он лезет выше и выше, потому что ему МАЛО! Ему всегда и всего мало.

А мне… нет. Я-Виктор, Я-Вася, теперь вот Я-Том – мы из породы тех, кому достаточно. В любых обстоятельствах и любых условиях мы адаптируемся, берем сколько необходимо, и нам достаточно.

У меня нет желания отобрать чужое. Я могу это сделать, но гораздо проще забрать “ничье”. Деньги банка, например, никому конкретно, лично не принадлежат. Тем более они застрахованы. От того, что я возьму миллион-другой, банк не разорится. Тем более, что брал я у крупных банков с большим оборотом.

У меня нет желания втоптать кого-то в грязь у своих ног. Я могу это сделать, но не получаю от этого удовольствия.

У меня нет желания заставлять кого-то делать то, что он не хочет. Я могу это сделать, но снова: удовольствия от этого не получу.

Зато я получаю и испытываю удовольствие, когда узнаю что-то новое, когда сложное движение получается лучше, чем в прошлый раз, когда получается красивая картина, хорошая еда, крепкий дом, добротная чашка, отличная лодка… когда у моего ученика получается. Когда мой ученик вырастает достойным человеком. Когда получается подарить кому-то хоть крупицу счастья…

Странная штука счастье, чем больше ты его даришь другим, тем больше его становится у тебя самого…

Я убивал. Много убивал. Но с уходом Зверя стал делать это реже. Гораздо реже. Вася-Сэнсей, к примеру, вообще никого не убил. А Виктор-Сэнсей никого не убил за все время проведенное в Союзе.

А я за все время, проведенное здесь.

Девушка перестала плакать, пригрелась и уснула. А я еще долго пялился в потолок…

***

Утром Лили на меня старалась не смотреть. И никак не касаться того, что было ночью. Прятала глаза. Мало говорила.

Что ж, ожидаемо. Значит принять себя она пока еще не смогла.

Встал я рано. Раньше нее, но вместо пробежки принялся за готовку. Хотелось доставить удовольствие девушке, которая подарила удовольствие мне. Цветы, кстати, в вазе на тумбочке возле кровати были настоящие. Специально за ними аппарировал, когда проснулся. Букет из тринадцати красных роз. Ничего особенного не символизирует. Но красиво.

Жаль только улыбка, появившаяся на губах Лили при взгляде на них после пробуждения, быстро погасла, стоило перевести ей взгляд на меня, сменившись бледностью и закушенной губой.

“Завтрак в постель” не получился. Да и не мог получиться, поскольку проснулся Гарри. А его надо было купать, кормить, одевать…

На прогулку они пошли вдвоем. Я же занялся тайцзи. Самое то, чтобы развивать контроль над излишними проявлениями скорости. Медленно и плавно, медленно и плавно, раз за разом, раз за разом… А то ночью пару раз прорывалось ускорение. Хорошо, что к месту, доводя девушку до вершины, когда оставалось уже немного, и хорошо, что быстро возвращал над собой контроль. А то бы вместо удовольствия причинил боль и, возможно даже, травмировал бы. А этого ни мне, ни ей не надо.