Дмитрий Донской - Борисов Николай Сергеевич. Страница 18

Вдова Узбека и мать Джанибека знаменитая ханша Тайдула — имя ее в «обрусевшем» произношении носит город Тула, некогда входивший в состав ее владений, — после смерти мужа и сына стремилась стать регентшей при любом номинальном правителе Орды. Ради этого она решилась нарушить древнюю традицию престолонаследия. В борьбе за верховную власть она сделала ставку на боковую династическую линию — потомков братьев Батыя Шибана и Тангута (267, 41). Это были захудалые роды, прежде не смевшие и мечтать о ханском троне. Теперь они оказались героями дня. Когда хан Наврус, принадлежавший к потомкам Тангута, взошел на трон Золотой Орды, все поняли, что в степях произошла своего рода династическая революция. Кто «был ничем», тот «стал всем».

Однако искусная в интригах ханша была беспомощна в стратегических вопросах. Она не поняла, что открывает ящик Пандоры. Пример худородного Навруса показывал путь к верховной власти любому из многочисленных потомков Джучи. Следствием такого династического «равенства» стала война всех против всех.

Вскоре потомок Шибана по имени Хызр-хан поднял мятеж против Навруса и захватил Сарай. Свергнутый хан вместе с сыном был убит, а старая ханша Тайдула жестоко казнена.

Нож, аркан и сто баранов

Не прошло и года, как против Хызра был составлен заговор (1361 год). Улучив удобный момент, правителя убил, по одним сведениям, его брат Мюрид, по другим — сын Тимур-Ходжа (267, 42). Сбивчивость источников оставляет место и для третьей версии: хан пал в бою с очередным мятежником из числа потомков Джучи (266, 124).

Отцеубийца Тимур-Ходжа продержался на золотом троне около месяца. Затем он вынужден был бежать в степи, и трон захватил — всего лишь на один месяц — Орду-Мелик. Но не успел тот расположиться в Сарае, как против него выступил внук хана Узбека Кильдибек. Этот «царевич», по некоторым сведениям, был самозванцем и не имел ничего общего с правящей династией. Вскоре против него начал войну брат Хызра Мюрид (Мурад, Мурат). Разгромив и уничтожив самозванца, Мюрид, однако, не успел утвердиться на троне. Его опередил потомок Шибана Мир-Пулад. Этот, в свою очередь, был изгнан из Сарая потомком Узбека ханом Абдаллахом (зима 1362/63 года), за спиной которого стоял могущественный временщик Мамай. Через полгода Абдаллах был изгнан из Сарая ханом Мюридом.

Вся эта бесконечная смена правителей напоминает борьбу Рюриковичей (Ольговичей и Мономашичей) за киевский «золотой стол» после распада единой Киевской Руси. И это сходство далеко не случайно. Как и восточнославянское общество XII века, монгольское общество времен «великой замятни» было весьма архаичным. (Пользуясь терминологией советской историографии, его можно назвать раннефеодальным.) Основная масса населения — простые кочевники — жила по нормам обычного права. Государственный аппарат находился в зачаточном состоянии и не мог служить амортизатором династических конфликтов. За каждым из потомков Джучи стояла та или иная группа родо-племенной знати. Деньги имели значение только в городах. Степняки оценивали благосостояние человека количеством баранов в его стаде и лошадей в его табуне. Из «духовных ценностей» выше всего ценили смелость и удачу. Первобытные инстинкты раздувала охота с ловчими птицами — соколами и кречетами. Иногда для добычи и потехи всего соседства устраивали большую облавную охоту, стягивая всё живое в кольцо загонщиков…

Московские бояре внимательно следили за головокружительной сменой правителей в Орде. Новости обычно приносили торговавшие на Нижней Волге московские купцы или клирики Сарайской епархии. Митрополит Алексей везде имел своих доброхотов и получал самую свежую и достоверную информацию.

Дмитрий Суздальский весной 1360 года был утвержден на великом княжении Владимирском ярлыком хана Навруса. Его права подтвердил и сменивший Навруса хан Хызр. Мимолетное правление трех следующих ханов (Тимур-Ходжа, Орду-Мелик и Кильдибек) стало временем тревог и небывалых унижений для русских князей.

«Вообще же, как известно, русские князья ездили в Орду после каждого нового переворота. Так было и со вступлением на престол Бердибека, и с воцарением Кульпы (и со смертью великого князя Ивана Ивановича); только по прибытии в Орду князья Кульпы уже не застали: на престоле сидел Наврус; в 1360 г. Навруса сменил Хидырь, и в 1361 г. князья поехали в Орду снова» (248, 312).

В этой поездке (лето — осень 1361 года) князья оказались в самой гуще свирепой ордынской усобицы. Их жизнь и честь теперь не были защищены ни блеском ханской пайзы, ни законами восточного гостеприимства.

Отсутствие общепризнанной и сильной центральной власти, с одной стороны, создавало для русских князей большие проблемы, но с другой — приучало их безнаказанно вступать в бой с ордынцами.

«С наступлением периода „великой замятни“ (1359 г.) золотоордынским правителям фактически стало не до Руси, так как в государстве шла непрерывная борьба за власть. В 60-е годы лишь отдельные феодалы, пытавшиеся обособиться и от Мамая, и от сарайских ханов, совершали грабительские набеги с собственными небольшими дружинами. При этом русские князья успевали немедленно принять против них ответные меры» (149, 208). Заметим, что сражения с этими «отдельными феодалами» были весьма полезны для русских, так как учили их преодолевать наследственный страх перед степняками и побеждать их в полевом сражении.

Чуждые степной пертурбации русские князья в 1361 году оказались ее пленниками и жертвами. Андрей Суздальский на пути из Сарая на Русь встретил ордынского князя Аратехозю и был окружен со всех сторон. С боем пробившись через татарские полки, Андрей вернулся на Русь «здрав». Константин Ростовский, задержавшийся по своим делам в Орде, был до такой степени ограблен, что на нем и его людях не осталось даже «исподних порт»; они «нази токмо живы приидоша пеши на Русь». Дмитрий Суздальский пересидел «замятню» в Сарае и «цел сохранен бысть». Не в добрый час собравшийся с данью в Орду князь Василий Михайлович Тверской вернулся на Русь из поволжского города Бездежа, так и не доехав до Сарая (248, 311).

Никто не мог сказать, когда настанет конец череде дворцовых переворотов и порожденного ею паралича центрального управления. Выразив преданность одному хану и уплатив ему «выход», русский князь тотчас становился врагом его соперника. Но и отказ признать права на трон того или иного соискателя мог обернуться бедой, если этот соискатель всё же получал верховную власть.

Иные времена

Первое чувство, которое испытывали русские князья, узнав об очередном перевороте в Сарае, было злорадство. Орда явным образом распадалась на части и слабела. Ордынцы убивали друг друга в кровопролитных междоусобных воинах. Всё это очень напоминало бедствия, которые испытала Русь перед нашествием Батыя. Теперь пришло время и завоевателям отведать горьких плодов усобицы.

Но время эмоций сменялось временем размышлений. И тут всё было далеко не так однозначно. Верховная власть Орды над русскими землями была, конечно, тяжким испытанием, «вавилонским пленом», от которого все мечтали избавиться. Но «нет худа без добра». Более полувека, прошедшие с окончания степной войны между Тохтой и Ногаем (1300 год) и ее «зеркального отражения» — усобицы сыновей Александра Невского, русские княжества жили спокойно. За исключением похода на Тверь зимой 1327/28 года татары не предпринимали больших карательных экспедиций на Северо-Восточную Русь. Под благодатным покровом «великой тишины», сотканным Иваном Калитой и его сыновьями, страна жила мирной жизнью. В отношениях между князьями и Ордой действовали простые и ясные правила игры. Каждый Рюрикович занимал ту ступень власти и то место в русском пространстве, которые ему отвел хан.

Однако с кончиной «доброго царя» Джанибека (1357) для русских князей настали иные времена, потребовавшие отказа от прежних правил политического поведения. Великая Орда умирала, и возле ее смертного одра уже спорили и бряцали оружием многочисленные наследники. На смену эпохе мира пришла эпоха войны. И если раньше на рынке успеха пользовались спросом осторожность и хитрость, то теперь тугой лук и острый меч резко поднялись в цене.