Драгоценность черного дракона (СИ) - Вельская Мария. Страница 40

— Можешь обижаться или нет, но слушай меня внимательно, от этого зависит твое выживание, это ясно? — за хвост больно дернули, и темная голова недовольно качнула рожками, заверяя в положительном ответе.

Все же здесь, в тени, сознание дракона-детеныша сильно влияло на взрослый разум Риаррэ.

— Значит, слушай, Яра. Времени у нас не так уж много. Времени вообще, в глобальном смысле, осталось очень мало, счет идет на месяцы, а то и того меньше. Нам необходимо пробудить главный Храм Смерти, да, тот, который ты видела в Иррилиме. Но ни у меня, ни у кого-либо из ныне живущих такой возможности нет, потому что Храм запечатан силой моего отца.

Фигура дракона потекла, размылась — и вот уже на его коленях сидит младшая Истиль. Надо признать, даже здесь, в иллюзорном мире, тепло чужого тела было привлекательно. Чужие волосы щекотали подбородок, а руки невольно ухватились за его плечи. В темных глазах жил знакомый вызов, спускающий с поводка его азарт, заставляющий задевать за живое вновь и вновь — чтобы она снова смотрела прямо на него, и упиваться её эмоциями.

— Чем это может помочь?

— Тем, что нам нужен отец.

— Труп?

— Отчего же, — он усмехнулся про себя её резкости, — относительно живой. Но это все, что я могу о нем сказать. Дело в том, что ещё тогда, тысячи лет назад, среди нас были сильнейшие, которых коснулось дыхание Смерти. Те, кто умирал и вернулся, те, кто был неподвластен более никаким клятвам и проклятьям. Их волю связать было невозможно, и таких либо уничтожили — либо, по весьма достоверным уже слухам, отправили в специальную тюрьму. Среди таких альконов был и мой отец.

— Вы что же, хотите, чтобы я его оттуда вытащила?

«А в своем ли вы уме?»

— Да. Именно это я и хочу. Ты должна найти его и дать ему надежду.

— То есть достаточно надежды — и самая закрытая тюрьма вдруг опустеет? — она злилась, издевалась — и совершенно этого не скрывала.

Зарвалась.

Когти легко сжали тонкие, по сравнению с его, плечи.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, девчонка. Ты уже забыла, что твоя жизнь принадлежит мне? Что ты вся, с хвостом, крыльями и своей ненавистью — принадлежишь мне?

Когти коснулись шеи и сползли чуть, ниже, неожиданно резко сжав девичью грудь. Есть… за что подержаться. Девчонка не прянула прочь, лишь тонко-тонко зашипела, но что-то было такое в её взгляде… Кинъярэ резко выдохнул, опуская руки, заключая тонкий стан в клетку из себя, прижимая ещё теснее, вдыхая аромат чужой кожи и волос, наслаждаясь этой непрошенной близостью и, чувствуя, как оскалившееся безумие отступает, ворча.

Он чуть было не причинил ей боль, забывшись.

Стоит признать — без неё было плохо.

Губы коснулись девичьей шеи, язык впился в бледную кожу, оставляя отметки, клыки чуть прикусили местечко у уха, вызывая тихий ответный стон. Закушена губа. Румянец на щеках. Часто вздымающаяся грудь. Хотелось сжать эти волосы в руке, растрепать их, чтобы легли плащом до земли, поддеть когтями ткань, обнажая желанное тело…

Но он выдохнул, отстраняясь и пытаясь осознать собственные сумбурные мысли.

— Отец должен знать, что нужна его помощь… Нужно лишь рассказать ему все, что я когда-то рассказывал тебе. Ну и… — говорить или нет? Он ненавидел просить.

Яра словно почувствовала — встрепенулась, смотря внимательно и цепко, без тени страсти или кокетства.

— Что-то ещё, мой Мастер?

Она медленно встала, небрежно отряхивая одежду и чуть поводя хвостом.

— Там есть… должен быть ещё один алькон. Его имя — Кейнарэ.

— Просто Кейнарэ?

- Да, такого имени больше ни у кого нет, не спутаешь. Он… мой друг. Когда-то ирр заключил его в тюрьму из-за того, что я был слишком неосторожен в первые годы пленения, и он ответил за мои ошибки. Узнай, там ли он и жив ли… если получится.

— Почему именно я? — в её голосе звучала та же усталость, — да ещё и Тайлу туда впутали.

— Одна ты там не продержишься, сорвешься, поверь мне. А Тайла вовсе не настолько беззащитна и нежна, как ты думаешь. Бывшие элитные убийцы не бывают неженками, — он сознательно раскрыл инкогнито её подружки, чтобы избавить Риаррэ он ненужных метаний.

— Вот как… — нехорошее предвкушении в голосе, — что ж, надеюсь, я смогу отсюда выбраться.

— Сможешь. На крайний случай — Связь всегда притянет Гардэ к её Клинку, но вообще-то я позабочусь о том, чтобы тебя выпустили вполне официально, не волнуйся. Главное — сделай то, что я сказал.

Он встал, резко притягивая алькону к себе и поцеловал, кусая, врываясь языком в нежный рот, сталкиваясь с неожиданным сопротивлением — и увлекаясь этой схваткой, пусть и изначально не равной. Резко разорвал поцелуй, впитывая гневный блеск сиреневых глаз.

— И запомни, я никогда не позволю, чтобы тебе причинили вред, ириссэ. Никогда не смей во мне сомневаться. В ком угодно — но не во мне.

Зачем он провоцировал её, если не верил в то, что из этого может что-то выйти? Не хотел больше надеяться понапрасну? Хотел, чтобы в кое-то веке кто-то тоже не оставлял его в одиночестве — с нерешёнными проблемами?

В любом случае больше ничего он сделать не успел — реальность заколебалась, пошла волнами — и девушка растворилась в одной из них. Видимо, проснулась. Или её разбудили.

Глава 15. Заключённые

Ей снился сон… Яркий, живой, настоящий сон. Сон, который рвал душу. Сон, в котором она была счастлива… и любима.

Огромная светлая зала, расчерченная тенями. Скользят по натертому полу две пары ног. Бережно обнимают сильные мужские руки тонкий стан. В расплавленных белым золотом очах мужчины — любовь. Безграничная, невозможная, неповторимая. В глазах тонкой, но не хрупкой женщины — пожар страсти. Он обнимает её огромными черными крыльями, они танцуют уже не на полу вовсе — они парят в воздухе, изящно выписывая пируэты танца, сложные па.

Белые косы извиваются, словно живые, а эта пара… сияет. В углу залы есть ещё один наблюдатель — мальчик лет десяти. Он смотрит, широко распахнув глаза и улыбаясь. Но в его глазах она снова и снова видит обреченную боль потери, как будто несчастье уже предопределено. Свет кажется теперь не нежным, а тревожным, словно алые сумерки опускаются на землю. Дрожит огонек в огромной люстре на потолке, колышутся занавеси, наливается грозой воздух, но танцующая пара этого не замечает…

Йаррэ мечется во сне, стучит кулачками по невидимому экрану, пытается дозваться, докричаться, предупредить о беде. Она не чувствуется крови на пальцах, не видит, как текут по лицу слезы. Свист. Приглушенный вой. Яркий росчерк мелькнувшего заклятья — или стрелы?

Медленно-медленно оседает женщина в объятьях возлюбленного. Сзади на белоснежном платье расплывается алое пятно.

Она видит перекошенное лицо мужчины, чувствует, как затихает стук чужого сердца, как кричит внизу малыш… но уже никого не может спасти. В этот дом пришла беда. Во все стороны прянула тьма, смешалась тенями, разрослась волной, ища виновных, ринулась наружу, в безуспешной попытке отомстить…

Никогда в жизни она не забудет это лицо, застывшее от ярости и горя. Сухие, пустые, безумные глаза и чуть дрогнувшие, кривящиеся губы.

— Смерть храни…

— Ненавижу, — шепчут губы мужчины.

— Уничтожу, — беззвучно кричит ребенок внизу.

Ребенок, в котором, хоть и с трудом, можно узнать дайрэ Кинъярэ, будущего Первого алькона. Сына бывшего Первого алькона, чей взгляд безумен от боли и гнева. Того, кого она должна найти.

Приходить в себя было нелегко — словно вязкая пелена легла на разум, а сквозь неё доносился чей-то то ли плач, то ли скулеж, то ли отчаянный вой. И вот этот вой — пронзительный, дикий, от которого все тело враз покрылось мурашками — он-то и заставил прийти в себя, скрипя клыками.

Её голова лежала на чьих-то коленях, тонкие пальчики перебирали волосы, а голос выводил тихую, незамысловатую мелодию. Она пела на древнем, истинном языке альконов, который им даровала Смерть, и теперь Йаррэ понимала слова. Понимала — и чувствовала, как тяжесть разговора и сна выходят наружу беззвучными слезами.