Рябиновый костёр (СИ) - Даниленко Жанна. Страница 4

— Ревнуешь, что ли? — В словах Лены сквозил сарказм, но Ларису он уже не задевал.

— Безумно ревную, — призналась она. — А может, и нет у него никого, он же из семьи не уходит. Хотя слабо верится, что на такие жертвы он только ради Алиски идёт. Да ни один полноценный мужик не станет сохранять семью только ради ребёнка.

— А ты уверена, что у него по мужской части всё в порядке? — выдвинула Лена вполне жизнеспособную идею. — Вы ж с ним после Африки, как я понимаю, и не спали? А если он того… — предположила она, сделав страшные глаза.

— Ну, тогда ты должна понимать, что возможности выяснить это у меня не было, — хмыкнула Лариса. Фёдор импотент? Это многое объяснило бы. Если это так, то понятно, почему он не уходит. Просто им надо откровенно поговорить на эту тему. И почему ей самой такая мысль в голову не пришла?! Спасибо Ленке, хотя благодарить её Лара не собиралась, слишком много чести.

А с проблемой Фёдора, если таковая действительно существует, можно и нужно бороться, и она знает как. Сейчас вернётся домой и позвонит одному из своих бывших, а у него папа уролог от Бога, говорят.

Мысль поглотила её полностью. Лариса быстро распрощалась с подругой и побежала домой. В проблемы с потенцией у Фёдора верилось не очень, но эта мысль была как соломинка для утопающего, и Лара ухватилась за неё двумя руками. Нужно было подготовиться к серьёзному разговору с мужем, а заодно и ужин приготовить — как-никак, в доме гость.

Часть 3

После планёрки главврач пригласил Фёдора к себе в кабинет.

Федя недоумевал: неужели весь сыр-бор из-за того, что он давеча помог коллеге принять роды, заявившись в родзал не в свою смену? Так не по своей же инициативе, и такое происходит не в первый раз и даже не во второй.

Он шёл в административный отсек, прикидывая, чем мог вызвать неудовольствие начальства, а главное, что ему за это будет. Могут ведь и премии лишить. Последнее было бы очень некстати.

Несмотря на то, что работал он как проклятый, заработок его сильно отличался от тех денег, что получала Лариса. И это было обидно и несправедливо, потому как их работы настолько разнились, что об этом размышлять не хотелось.

Даже открывая дверь кабинета главного, так и не нашёл причины, по которой его вызвали на ковёр.

— Виталий Михайлович, я явился по вашему требованию, — переступая порог кабинета, сообщил Фёдор и прямо перед собой увидел профессора Недлина. — Отец, а ты тут как оказался? Лекция же на кафедре… — недоумевал он.

— Отец? Вы сейчас серьёзно, Фёдор Сергеевич? То есть вы хотите сказать, что Роман Владимирович ваш… — Главный споткнулся на полуслове, логически у него ничего не сходилось, но быстро нашёлся, сделав свои выводы. — Роман Владимирович ваш учитель, я правильно понимаю, поэтому вы его назвали отцом, так?

— Нет, Виталий Михайлович, — вместо Фёдора ответил Недлин с улыбкой, — Федя действительно мой сын. — И он не лукавил — Федор на самом деле был ему сыном — единственным и любимым. А как ещё назвать ребёнка любимой женщины и так несвоевременно погибшего друга? Федю он знал с рождения, сам роды принимал, был первым человеком, взявшим мальчишку на руки. Он вырастил его, в люди вывел и гордился тем, что Федор называет его отцом, что пошёл по его стопам. Только знать главврачу роддома это не обязательно. Не выворачивать же перед чужим человеком душу наизнанку… Роман Владимирович повернулся в сторону Фёдора. — Это я просил тебя пригласить, поговорить хотел. Вы позволите, Виталий Михайлович?

Главный только хмыкнул и вышел из кабинета.

— Ну и зачем ты это устроил? — спросил Фёдор, усаживаясь напротив отца. — Никто не знал здесь мою «аристократическую» родословную. Теперь судачить станут.

— На чужой роток, сам знаешь… Да и не думаю, что твоей так называемой «аристократической» родословной можно стыдиться. Здесь она тебе никак не поможет, но и не помешает. Скрывать, кто твои родители, глупо. Но я не о том говорить собирался. Расстроил ты меня, сын. Даже не знаю как начать, мы никогда на эти темы не говорили. Ни я, ни мать в твою семью не лезли, твоё решение жениться не оспаривали, как и переезд сюда из Москвы. Помогли Ларисе с защитой, купили вам квартиру, считая, что ты в Африку подался за деньгами на собственное жильё. А на деле получается, мы придумали для себя твою жизнь, да и руки подставляли не там, где надо было. Чего молчишь?

Фёдор слушал отца опустив голову. Посвящать родителей в свои проблемы он не хотел именно потому, что они его безумно любили, а он так же любил их. Вот и держал в неведении, позволяя считать, что у него всё хорошо. Обвинять Ларису в своей неудавшейся жизни совсем не по-мужски, да он и не собирался её в чём-либо обвинять. Себя он виноватым тоже не чувствовал и жертвой не считал. Жил как жил. Привык. Люди ко всему привыкают. Ночевал дома, всё, что зарабатывал, отдавал жене, разводиться не хотел — из-за дочери. Даже спокойно и нормально общался с Ларой, как с другом или сестрой. Но разве объяснишь всё это отцу, который с матерью делится абсолютно всем… Мама же никогда не отличалась крепким здоровьем, так зачем волновать её понапрасну, тем более что помочь ему ни мама, ни Роман Владимирович были не в силах.

Отец выждал паузу, явно рассчитывая услышать хоть какие-то объяснения, но молчание затягивалось.

— Что вы с Ларой не поделили вчера? — продолжил допрос отец. — К кому ты ушёл на ночь глядя? Лара плакала, тебя покрывала утром, сказала, что вызвали на работу. Врала! Я первым делом сюда рванул узнать что да как. А тут не было ничего экстренного, да и с суток ты только вернулся, не стали бы тебя вызывать. — Роман Владимирович разнервничался, ладонью по столу хлопнул. — У тебя любовница? Ради кого ты семью рушишь, сын? Ты о дочери подумал?!

Вот такой гневной отповеди Фёдор совсем не ожидал. Настроение упало ниже плинтуса.

— Отец, тебе не кажется, что я слишком взрослый мальчик, чтобы посвящать вас с мамой во все нюансы моей жизни? Для твоего успокоения скажу, что Ларе я не изменяю и никакой любовницы у меня нет. Поссорились мы немного, я ушёл, ночевал в машине. Всё?

Он развёл руками, показывая, что нет никакой серьёзной проблемы.

— Часто ссоритесь? — Выражение лица родителя изменилось, напряжение ушло, складка на лбу разгладилась, да и взгляд перестал быть тяжёлым. Отца отпустило. — Я тебе верю, потому что не врал ты мне никогда.

Фёдор улыбнулся.

— Как в любой семье, ссоримся мы и миримся. Всё в порядке у меня, папа. Нет причины для волнений. Алиска шустрая, толковая — что ещё желать можно? Зря ты разволновался.

— Хорошо, если зря. Да только всё равно неспокойно мне, да и мать извелась, а она чувствует. Может, просто скучаем…

— Не начинай. Не переедем мы в Москву — смысла я в этом не вижу. Допустим, я пойду к тебе на кафедру, начну собирать материал, а что будет с Ларой? У неё тут руководитель, работа в Центре, статус, положение, имя. А в Москве она никто, там таких много. Это мне всё равно где пахать. Рожают везде, значит, буду востребован. Отец, ты меня извини, но мне работать надо, а тебе на лекцию ехать — опаздываешь. Хотя, — он рассмеялся, — без тебя точно не начнут.

Отправив отца на такси в мединститут, Фёдор вернулся в ординаторскую. Коллеги смотрели косо, две молоденькие акушерки шушукались, кивая в его сторону. И только он подумал, что придётся объясниться с персоналом, удовлетворить, так сказать, внезапно возникшее любопытство, как в ординаторскую вошёл главный собственной персоной. Естественно, все встали в приветствии, хотя на планёрке-то виделись, и по шапке кое-кто уже схлопотать успел.

— Ну, Фёдор Сергеевич, удивили вы меня сегодня, — произнёс он.

— Чем же, Виталий Михайлович? — Фёдор чувствовал, что начинает злиться.

— Ну как же! Вы оказались сыном самого профессора Недлина, а молчали… Вот откуда у вашей квалификации ноги растут.

Фёдор вдохнул и выдохнул. Вроде бы помогло — успокоился.