Это не любовь (СИ) - Тафи Аля. Страница 7

‐‐‐----------------

Романс на стихи Марины Цветаевой

Глава 6. И поговорить то не с кем

Александр

Он стоял и смотрел вслед почти бывшей жене. «Бывшая жена», даже звучит отвратно! Кто бы знал тогда, двадцать лет назад, что пройдёт время, и Оксана станет «бывшей»? И снова кольнуло острым сожалением о потерянном. Именно сегодня, встретившись с Оксаной в кафе, он понял, что потерял то, что было у них. Вот совсем потерял, безвозвратно. Александр дёрнул плечами и устало потёр подбородок.

— Пусечка! Ты что там, уснул что ли? — раздалось рядом капризное. — Твоя Масечка наелась и хочет баиньки.

— Не называй меня «Пусечкой». Особенно на людях, — безэмоционально попросил он, зная, что это бесполезно. Маша абсолютно не слушала его, делая всё так, как хочется ей. А с беременностью словно и последние мозги отшибло.

Александр, тяжело вздохнув, взял Машу за руку.

— Пошли домой, Маш.

Маша трещала всю дорогу о своём, не мешая ему думать. Он привык абстрагироваться от её болтовни, слушая, но не вникая. Раньше ему нравилась её беспечная трескотня, даже вызывала умиление, но почему-то в последнее время лишь раздражала. Вообще, и сама Маша уже несколько дней раздражала. Эта её беременность совершенно ему не нужная. У него уже есть двое взрослых детей. Он совершенно был не готов к такому «сюрпризу» от Маши. Ему не нужен ребёнок! Ему нужна мягкая, податливая девочка под боком, преданно заглядывающая в глаза. А не пелёнки, распашонки и секс второпях.

Мягкие увещевания и намёки на аборт не помогали. Маша упёрлась в своём решении рожать, словно баран.

«Ослиха упрямая», — он бросил раздражённый взгляд на любовницу. Нет, не за тем он уходил от Оксаны, чтобы взвалить на себя заботы о маленьком ребёнке. Не нужен ему ребёнок! Оксана просила третьего, лет десять назад, и то он не согласился. Потому что хватит с него пелёнок.

Маша, не замечая его настроения, продолжала болтать, пересказывая ему разные сплетни. С трудом найдя место, Александр припарковался у дома. Подхватив сумки из супермаркета, он пошёл к двери, Маша шла, продолжая болтать, и вдруг, уже возле двери, ведущей в подъезд, притормозила.

— Пусечка! Я так хочу крыжовник. Зелёный такой, круглый!

— Дверь открывай, — раздражённо бросил он, не обращая внимания на её заявление.

— Нет! Хочу крыжовник! — упёрлась Маша, сложив руки на груди.

Выругавшись, Александр переложил пакеты в одну руку и полез в карман за ключами.

— Уйди…, — коротко бросил он и открыл дверь.

Пройдя в квартиру, устало сгрудил пакеты в коридоре и, бросив пиджак на стул, пошёл в ванну мыть руки. Маша, всё это время сердито пыхтела у него за спиной, дуя губы.

— Пуся…, — не выдержала она. — Тебя вообще не волнует, что хочу я? Вернее, не я, а малыш наш! — прошла она за ним на кухню и встала в проходе, наблюдая, как он раскладывает продукты.

— Нет, Маша. Меня не волнует то, что ты хочешь крыжовник осенью. А тебя это не волнует? — он начал заводиться. — Я сегодня работал. Работал! А ты была дома, якобы плохо себя чувствуешь и тебя тошнит. Однако это не помешало тебе сожрать в кафе семь пирожных! Семь! А когда я, гружённый пакетами, приехал домой, ты захотела крыжовник! Крыжовник! Осенью!

Нижняя губа Маши задрожала и она заплакала.

— Я не виновата в том, что меня тошнило утром и не было сил. И это не я хочу пирожные, а малыш! И крыжовник тоже просит наш сыночек!

Александр отвернулся и закатил глаза: «Боже, дай мне сил!».

— Машунь…, — он, развернувшись, подошёл к ней. — Давай избавимся? Ну, зачем нам малыш? Я думал, мы с тобой съездим куда-нибудь… Вдвоём. Хочешь на острова? Или в Европу? Я нам квартиру присмотрел. Посудомойку, робот пылесос…

— Я хочу малыша! — всхлипнула Маша. — Нашего сыночка! — и снова разразилась рыданиями, а Александр, не привыкший к женским слезам, сдался. — Ладно, не реви. Может и не так плохо всё будет.

Лёжа ночью в кровати, он снова не спал, задумчиво смотря в потолок.

Сегодняшняя встреча с Оксаной словно всколыхнула в душе что-то и появилась тоска. Тоска по чему-то тёплому…

«А она изменилась. Похорошела. Волосы подстригла», — с сожалением подумал он. Он и влюбился-то в её косу и голос. Как она пела! Когда он увидел её впервые в какой-то компании, не сразу обратил внимание, но когда Оксана взяла в руки гитару и запела, он просто пропал. Полгода он бегал за ней, добивался и ни разу за девятнадцать лет не пожалел. Пока не встретил Машу. Сейчас, когда эйфория ушла, он внезапно понял, что с Машей не интересно. Ни поговорить, ни поспорить.

Нет, поговорить она, конечно, любит, этого у неё не отнять, но ему не интересны сплетни о её многочисленных подругах, а больше с ней поговорить-то и не о чем. Вздохнув, он повернулся на бок, лицом к Маше.

Мягкая грудь её с беременностью стала больше, сочнее, пухлые розовые губки были приоткрыты и манили к себе. И снова знакомая похоть затмила все остальные мысли. Он потянулся к Маше и подмял её под себя.

«В конце концов, поговорить я и на работе могу…», — подумал он спустя время и, удовлетворённый, погрузился в сон...

Сидя за столом в кабинете, он устало выдохнул и прикрыл глаза. Такое ощущение, что весь мир ополчился против него. И было бы за что?! Ну, забыл об этой грёбаной встрече! Забыл! И что? Всё… выговор! Он двадцать лет отпахал на предприятии. Двадцать грёбаных лет! Начинал с рабочего у станка, но образование, амбиции и упорный труд позволили ему выбиться и занять место коммерческого директора. Самому занять, заслуженно! И вот, теперь выговор… Как плевок…

Александр откинулся на кресло и прикрыл глаза.

— Чёрти что!

Вся его жизнь в последнее время чёрти что…

Он чувствовал себя уставшим, просто смертельно уставшим. Он уже давно не высыпается. И уже матрас поменял на ортопедический, потому что на том спать было невозможно, а сна всё равно нет. Вечно в голове мысли, мысли, мысли…

Когда он уходил от Оксаны, он испытывал облегчение, радость, предвкушение… А сейчас? Где все эти чувства сейчас? Почему сейчас кроме раздражения и усталости он больше ничего не чувствует? Ну, ещё сожаление. С сожалением всё понятно, к этому чувству он уже даже привык, смирился. Хотя смысл сейчас сожалеть о том, что потерял? Но всё равно где-то глубоко в душе сидело это нелепое чувство. Сожаление…

Александр потёр лицо руками и взъерошил себе волосы. При тщательном анализе своей жизни он понимал, что потерял он больше, чем приобрёл. Намного больше! Всё-таки двадцать лет коту под хвост не выкинешь и из памяти не сотрёшь. У них с Оксаной был налаженный быт. Хорошая просторная квартира, со вкусом обставленная, и что, как оказалось немаловажно, чистая. Александр хмыкнул и невесело рассмеялся. Кто бы сказал ему тогда, когда он с таким скандалом уходил от опостылевшей жены, что он будет скучать по чистым рубашкам и простыням? По мягким полотенцам с ароматом зимней свежести и чистым чашкам по утрам. Не по борщам и котлетам, хотя их ему тоже не хватало, а уюту и чистому дому. Если бы ему так сказали, он бы рассмеялся. Невозможно уйти к молодой сочной любовнице и думать при этом о чистых рубашках! Но вот прошло всего-то три месяца, а лодка его любви разбилась о быт.

В квартиру к Маше сейчас не хотелось возвращаться, и вот он сидел в своём кабинете и недоумённо себя спрашивал:

— А стоило ли молодое сочное тело всего этого?

Сегодняшний выговор от директора просто выбил его из колеи, заставив словно бы очнуться. Он, Александр Михайлович — коммерческий директор крупной компании, тупо проср@л свою жизнь, погнавшись за молодостью. Только что ему теперь с этой молодостью-то делать? Маша была абсолютно не приспособленной к быту. Жила всю жизнь с бабушкой, которая и стирала, и убирала, и, видимо, готовила. А в прошлом году бабушка её слегла с кашлем и буквально за несколько дней сгорела. И вот теперь он, Александр Михайлович, стирает, убирает и заказывает готовую еду домой. Он снова невесело рассмеялся и хлопнул ладонью по столу.