Путь океана: зов глубин (СИ) - Райт Александра. Страница 51
— Джу.
— Рад знакомству, Джу.
— Ты вежливый. Но надо кушать, Витал.
— Я не голоден.
— А.
Едва ли не волоком Джу подвёл его к котлу с остатками жижи на дне и, до треска вцепившись в обрывки его воротника, медленно и терпеливо стал разъяснять всю важность держать тело в крепости. Возражать сил не оставалось, и Витал сдался. Сам же Джу отошёл подальше и гаркнул надзирателей.
В трюм спустились двое. Под прицелом мушкета колодки с великана сняли, и он поел.
Мерзкая жижа оказалась на вкус даже сносной.
Если глотать, не жуя.
С зажатыми ноздрями.
Вопреки грозному виду, верзила оказался довольно толковым и рассудительным человеком. Распутывая ему запястья, и безо всяких предисловий неожиданно спокойно Джу поведал, что, по его наблюдениям, Витал сейчас проходит все стадии слома личности, и если он не возьмется за ум, то к концу рейса в толпе несчастных, заполонивших трюм, станет на одного раба больше.
На одного раба-морехода.
Сверкая белками круглых глаз, Джу внимательно выслушал историю его злоключений и резюмировал, что при таких обвинениях и таком давлении самой Гильдии Мореходов Витал ещё легко отделался.
Кто перед ним, было непонятно ровно до тех пор, пока Джу обстоятельно не поведал о себе. Картина личности его являла собой любопытное сочетание исследователя власти и некогда бойца-тяжеловеса с далёких земель. Если таковое определение подходило то ли для профессионального раба, то ли для вечного спутника работорговли. И философа в колодках.
На удивлённые расспросы, что зачем же такой оригинальный выбор безрадостной жизни, Джу лишь пожимал плечами: кормят, охраняют, можно путешествовать по городам и землям. Правда только от трюма до рынка и обратно. Покупать же его не хотели из-за скверного нрава: работать он не желал, да и побуйствовать любил.
Потянулись одинаковые душные дни в тесноте среди липких от пота тел. Рабов регулярно выгоняли на палубу и заставляли танцевать, чтобы те не хирели в давке трюма. Пьяные надзиратели то и дело лупили их железными прутьями и хохотали. Впрочем они тщательно следили, как бы и не попортить товар.
Покрытый вздувшимися полосами ударов Джу с каменным лицом выплясывал, как заводной.
Витала же к такому не понуждали. И на том спасибо.
Они сдружились. Чем больше времени они проводили вместе, тем больше сомнений зарождалось в измученном уме Витала.
Что такое в действительности свобода? Являлся ли гильдейский тоталитаризм формой добровольного рабства?
Среди множества парадоксальных выводов Витал однажды понял. Сам он есть ничто иное, как продукт Гильдии для самоподдержания. И в его уме осел вывод наихудший, озвученный однажды Джу:
— Благородных всегда сношают.
Брови Витала подскочили на этих словах.
— Если ты сильный и умный, то сразу опасный, — заметил Джу. — И невыгодный. Через это тебя надо сделать добрым и совестливым, чтобы в случае чего хозяин без бича мог лупить тебя прямо по сердцу. Твоей же совестью. Ведь скажи, хитро, а?
Витал схватился за голову. Весь знакомый ему, сколько он себя помнил, мореходский мир перевернулся вверх тормашками.
Сейчас Джу говорил с ним так, как и сам он привык проводить разъяснительные беседы в экипаже. Великан заставлял менять традиционный угол восприятия, топтался грязными пятками прямо по самому сердцу и ценностям бывшего капитана. И всё переставало быть тем, чем выглядело изначально.
Так добрая матушка-Гильдия оказалась хитро спроектированной тюрьмой для умов одних, чтобы другие могли жить в мирах, что стоят выше любого закона и выше всякой морали, а уничижительная речь Ирен на трибунале не просто вытащила его из петли, а ещё и снабдила ключом на дорогу.
Ирен, жестокая Ирен, спасла его, вопреки священному праву мести.
— На доспехах нет карманов, — вдруг произнёс Витал.
— А я что и говорю. Для Гильдии может ты и умер. А для другого мира — родился. У тебя вон на лице написано, какой ты мореход и чего умеешь. У тебя всё отобрали, Витал. Ты можешь или бесконечно оплакивать свои потери и подохнуть от жалости к себе, или.
— Или — что?..
— А мне-то почём знать. Теперь это только твоя жизнь.
Витал криво усмехнулся и пихнул локтем страшно довольного Джу.
Изнурительное плавание подходило к концу. Судно «Цирцея» входило в порт Вердены.
Пристань полнилась грузчиками, встречающими, коробейниками, страховыми агентами и просто зеваками.
Румяный от портвейна Томас велел вывести на палубу единственного пассажира.
Бледный, осунувшийся, ослеплённый непривычным за двухмесячное плавание солнцем, Витал поднялся и спрятал лицо в грязный рукав.
— Так что, салага? Трюм разуверил тебя в собственной правоте? Готов поработать и стать вольным человеком, а?
Пока работорговцы пьяно хвалились друг перед другом остроумием, матросы бегали туда-сюда по сходням и меняли запасы после долгого плавания. Стоянка «Цирцеи» обещала быть короткой.
Недолго думая, Витал скорехонько проследовал на сходни за грузчиком, что выносил прочь с борта туго набитый мешок.
Первого на пристани заметили Джу. Великан водил носом, опустив лапищи с неизменными колодками. И никуда не спешил.
Томас злобно сплюнул под ноги и схватил за грудки изрядно поддатого квартирмейстера. После пары оплеух бездельнику он наконец взорвался, и сальные его волосы прилипли к разгневанному лицу:
— Эт-та что ещё значит⁈ Какого дьявола вы этого отпустили⁈ Я же велел с него глаз не спускать!!!
Ему предъявили контракт на доставку депортированного преступника к месту пребывания в Вердену, краснеющий свежей печатью порта о выполнении приказа.
И из-под полы — договор купли-продажи на раба по имени Джу. Сделка выгодная, ведь содержание влетало в копейку.
В оплату пошла пара простых золотых серег-колец, принадлежащих бывшему капитану первого ранга Виталу Агилару.
Пока работорговцы, всё распаляясь, выясняли отношения прямиком у перил и открывали уморительный вид на собственную возню, с пристани раздался свист.
Некогда бывший капитан, а теперь уже отброс, достигший социального дна, с сожалением смотрел на сослуживца. Руки его были развязаны. Он сложил ладони рупором и крикнул так, что на него обернулся едва ли не весь порт Вердены:
— Трюм не смердит так, как воняет от тебя и от твоего барыша. Надо было убрать меня по-тихому ещё на Орфее. Никто бы и не заметил. А вот теперь… — он пожал плечами и прерывисто вздохнул, — теперь у тебя появилась головная боль. Ещё увидимся, Томас…
Странно улыбающийся Витал, чуть покачиваясь, сейчас же растворился в портовой толчее. Следом за ним прошагал тот молчаливый, отёкший от побоев, чёрный верзила.
19. «СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ»
«Стремительный» на всех парусах выходил из порта Малого Орфея. На такелажных вертикалях оживленно суетились мореходы.
Сверкнув металлом начищенных до блеска блях на вороте, капитан Марсий жестом дал знак подчиненным. Перед де Круа со спутниками, стоящими у борта, выстроились по струнке в ряд мореходы и люди без татуировок на лицах.
— Господа, я пригласил вас сюда, чтобы проинформировать о порядках на судне, и заодно представить ваше сопровождение на маршруте до Да-Гуа.
Какие бы усилия он ни прилагал, через деланное радушие капитана на суровом лице то и дело сквозила искренняя досада.
Пассажиры изучали стоящую перед ними команду.
— Насколько понял, вы уже ознакомились с каютами для высокопоставленных гостей? Если что-то не устраивает, будьте любезны, дайте знать. Позвольте также представить ваше сопровождение на маршруте до Да-Гуа… Твою мать, я сказал убрать это с палубы сейчас же!.. — вдруг без перехода рявкнул он мореходу, который дрожащими руками подхватил тяжеленную бочку и почти вприпрыжку удалился.
Все вздрогнули, но как ни в чём не бывало, Марсий спокойно продолжал.
— Кушанья подаются трижды на дню, но в случае ваших особых пожеланий кок выполнит их незамедлительно.