Наследие из сейфа № 666 (СИ) - Белозерцева Таня. Страница 15

К концу монолога ротик Гарри открылся до идеальной формы «О», округлившись вместе с глазами, а руки дяди сдавили его до хруста в ребрах, прижав к себе так, что и вздохнуть-то невмочь стало. Голос его звучал, как у батюшки, узревшего перед собой сразу двадцать заколоченных детских гробиков.

— Господи… он псих, что ли? Ребёнка-то зачем убивать??? Я думал, он только родителей хотел прикончить, а Гарри ему просто под горячую руку попал.

— Увы, нет, — сокрушенно возразила Птица Гамаюн. — Убийца приходил именно за мальчиком, так как тот являлся Дитем Пророчества. Как Мордред для короля Артура, как Младенец Божий для Ирода, как Персей для Акрисия… Ну, в общем, стандартный случай инфантофобии, широко отметившийся в мировой истории царств. Как обычно и бывает, поводом к массовому инфантициду оказывается пророчество в отношении некоего «божественного ребёнка», говорящее об исходящей от него опасности для конкретного человека, страны или мира в целом. За этим следует уничтожение всех детей, соответствующих критериям предсказания, либо другие жестокости, оправдываемые исходящей от этого ребёнка опасностью. Но как и следует ожидать, эти жестокие меры не достигают своей цели — все приговоренные дети тем или иным чудом выживают и приводят пророчества в исполнение, прибив трусливого государя, отца, дядю или дедушку. Ведь приказ отдает обычно неуверенный в себе правитель, опасающийся конкуренции. Вот так и в случае с Гарри Поттером, его рождение ознаменовалось падением Темного Властелина, чье имя до сих пор находится под запретом, насколько я вижу…

— Ну и как? — настороженно спросил Вернон. — Исполнилось пророчество?

— Отчасти — да, — задумчиво кивнула Гамаюн, глядя куда-то внутрь себя. — Физическое тело уничтожено, а вот душа, увы, нет. Она прикована к нескольким якорькам, так называемым Хранилищам души.

Гарри жалобно хныкнул, крепче цепляясь за дядину шею.

— Мои мама и папа… погибли из-за меня?.. — осознав же это полностью, он хлюпнул носом, зарылся лицом в дядину шею и гулко загудел, отчаянно и громко, честно, как и всякий ребёнок, узнавший страшную правду о себе. Вернон чисто машинально принялся укачивать горюющего малыша, озабоченно пошлепывая по спинке.

— Ну-ка, тихо-тихо… — и глазами злобно зырк на Птицу — ах ты ж зараза! Птица, к чести сказать, виновато съежилась на веточке, тоскливо что-то забормотав. Вернон прислушался.

— А я что? А я ничего… я всего час назад с вами познакомилась, и не моя то вина, между прочим. Может, тот виноват, что Некроманту донес на Младенца? Ведь если б промолчал, то и не случилось бы ничего дурного…

— Значит, кто-то донес?! — громыхнул Вернон, распаляясь и душа Гарри в крепких объятиях. — А ну говори мне сей же час, кто донес на моего племянника душегубу треклятому!

Гарри, отстранившись, с удивлением слушал славянские обороты в речи дяди Вернона. Впервые на его памяти дядя так витиевато заговорил!

— Не можем знать имен, почтеннейший, — с достоинством ответствовала Дева-Птица Гамаюн.

— Как это? — возразил Гарри, поспешно утирая слезы. — Под твоим изображением на страничке Книги было написано: «Птица Гамаюн способна предсказывать будущее, а так же раскрывать ложь, она знает всё на свете: что было, что есть и что будет». Я это твердо запомнил.

— Послушай меня, маленький Гарри Поттер, — Гамаюн вдумчиво всмотрелась в лицо мальчика. — Вот допустим, открыл ты старый гримуар с гравюрами, смотришь на эти черно-белые картинки — изображения монахов, они обычно нарисованы боком и криво, и, скажи мне, ты видишь, как их зовут? — подождав, когда Гарри растерянно помотает головой, Гамаюн продолжила: — Вот и с моими видениями так же: я вижу лицо человека, вижу его боль и раскаяние, но не вижу его имени…

— Раскаяние? Боль? — совсем растерялся Гарри. — С чего это? Он что, крокодил?

— Нет, маленький Гарри. Крокодилье лицемерие здесь ни при чем, потому что это неправда. А правда тут заключается в том, что тот несчастный человек донес на друга, сам того не зная. Тем самым обрек своего друга на гибель. Вот если б промолчал…

— Но он не промолчал, — с горечью констатировал Гарри. — А значит, по его вине и погибли мои мама и папа. Кстати, а чей он друг был, папин?

— Нет, — с явным сожалением ответила Птица. — Он был другом твоей мамы.

Гарри, насупившись, требовательно посмотрел на Вернона, и тот вынужденно признался:

— Наверное, Петунья знает, как звали друга твоей мамы. Я Лили совсем не знал. Лишь только один раз видел её на нашей с Петуньей свадьбе.

Договорив, Вернон оглянулся назад, на одиноко торчащую полукруглую узкую арку — выход из волшебной Книги, задумавшись о том, что пора бы и вернуться домой. Гарри с его решением согласился без протестов, слишком уж устал от последних впечатлений.

— Нам пора, — робко сказал он Деве-Птице Гамаюн. Та коротко качнула крылом и тепло улыбнулась.

— Прощай, маленький Гарри, прощайте, дядя Вернон. Не жалейте о разлуке, вы всегда можете позвать нас и прийти в гости.

С Гарри на руках Вернон вошел в арку и ступил на ковролиновый пол гостиной в объятия и вопросы взволнованной Петуньи.

— Что случилось? Почему вы так быстро? Вы же там и минуты не пробыли!

Дядя и племянник переглянулись — хм, и минуты не прошло, значит… Выходит, время в этих разных параллелях по-разному течет, что обычно и случается во всяких сказках, не будем толстокожими тупыми носорогами, а вспомним их. Гарри соскочил с дядиных рук и подбежал к тёте, отдал ей очки и обнял с восторженным писком:

— Смотри, тётя Туни, я теперь хорошо вижу, а дядя Вернон теперь совсем-совсем здоров!

Боже, как же приятно услышать такую сногсшибательную новость из уст любимого ребёнка, произнесенную к тому же звонким мальчишечьим дискантом! Счастливым и звенящим, как колокольчик. Увидев, как глаза любимой женщины наполняются слезами, Вернон подошел и крепко обнял жену.

— Ну всё-всё, родная, не вздумай реветь… Хочешь, побреюсь для полной смены имиджа?

— Нет, Вернон, — сдавленно засмеялась Петунья. — Усы тебе очень идут!

***

Раскаленным тавро обожгла Метка левое предплечье Северуса. И не только его. Взвыл под мантией-невидимкой Барти Крауч-младший, когда его кожу ожгла-укусила умирающая Метка Темного Лорда, чья душа, опаленная и выжженная из живого носителя, устремилась в свободный эфир, притягивая к себе остальные куски, прикованные к мертвым якорям-крестражам.

В тот кратчайший миг, когда последней его части коснулось очищающее пламя волшебной Жар-Птицы, произошло слияние частей с целым. Отголоски волшебного огня пронеслись по всем тем местам, где Лорд так или иначе оставил свой след. Вспыхнули и загорелись ни с того ни с сего бумаги в сейфе Люциуса Малфоя, сжигая нафиг черную тетрадочку с инициалами Т. М. Реддл. В ту же самую секунду в Выручай-комнате магический огонь прожег сгусток темной энергии в серебряной диадеме, скрупулезно найдя и вычесав её среди гор старого барахла, скопившегося там в течение долгих веков.

Еще в магическом банке Гринготтс содрогнулся от подземного толчка целый ряд исключительно богатых сейфов — сейфов самых древних и уважаемых родов Британии. Это сгорел кусок души в золотой чаше. Практически слепой дракон, оберегающий этот уровень, почуял вторжение высших сил, признал в них Древнюю Магию и счел за лучшее смыться оттуда, разгромив солидную часть банка, после чего улетел, смачно плюнув на хозяев.

Так же в одночасье вспыхнул старинный шкаф в доме на площади Гриммо. Магическое пламя полностью уничтожило очередной клочок в медальоне и спалило библиотеку семьи Блэков, не затронув при этом сам дом и соседних маггловских построек. Единственный житель, находящийся в доме, старый домовик Кикимер сплясал неуклюжую джигу, насколько позволяла ему старческая тушка. А вот хижина Мраксов сгорела полностью, от чердака до полуподвала, включая кольцо в лакированной шкатулочке. Ну, кроме Камня, пожалуй, Камень остался цел, очищенный и освобожденный от проклятия.

Попутно огонек прочесал частым гребнем всех Пожирателей Смерти, опалив их левые предплечья, начиная с двух первых упомянутых — Северуса и Барти. Заверещал Питер Петтигрю, скатившись с подушки Перси Уизли. На крики Питера и Перси прибежала вся семейка Уизли, включая семилетнюю Джинни. Высокий восемнадцатилетний Билли, твердо идущий по стопам дяди-ликвидатора, опомнился быстрее всех и, запульнув в верещащего толстяка Инкарцеро, туго спеленал его в тощую мумию. Поимка преступника стала самым первым и значительным подвигом Билли Уизли-младшего, его поступок, конечно, зачтется, будет отмечен и вознагражден. А учитывая явление живого Пита, поднимется вопрос — а че это было? Уверяю вас, головы Министра и его головосеков будут очень сильно и долго болеть. И даже догадаются допросить виновного-невиновного Сириуса Блэка.