Герцог и я - Куин Джулия. Страница 21

У нее было ощущение, что он говорит о чем-то другом, не только об имени, но не была твердо уверена, что это чувство ее не обманывает. Какая-то жаркая волна охватила ее лицо, руки, и невольно она попятилась и отгородилась спинкой кресла.

— Какие красивые цветы вы принесли.

Он слегка прикоснулся к букету кончиками пальцев.

— Голландцы умеют выращивать их.

— Чудесный букет!

— Но он не для вас.

— Что?

— Он для вашей матери.

— Ах, как умно и дипломатично, Саймон! — На имени она сделала ударение. — Мама просто растает от удовольствия. Но вам это не сулит ничего хорошего.

— Отчего же?

— Ваша любезность только утвердит ее в мысли, что вас нужно быстрее тянуть к алтарю. И станет это делать с упорством десяти матерей.

— Боже, тогда возьмите букет себе!

— Теперь уже нет!.. Насколько понимаю, мама и без букета доверяет вам больше, чем кому бы то ни было. Так надолго она еще не оставляла меня с мужчинами. Кроме братьев, конечно.

— Неужели?

— Во всяком случае, время от времени подходила к дверям.

— Возможно, и сейчас стоит там?

Дафна повернула голову, прислушалась.

— Нет, я бы слышала стук ее каблуков. — Она снова подняла на него глаза. — Но прежде чем она вернется, хочу поблагодарить вас.

— За что, если не секрет?

— Ваш замысел хорошо действует. По крайней мере в мою пользу.

— Уже? Каким образом?

— Разве вы не заметили, сколько кавалеров пожаловало сегодня ко мне чуть ли не с утра?

Он скрестил руки на груди, насмешливо улыбнулся:

— Я с трудом сосчитал их.

— Такого наплыва никогда не было. Мама просто раздулась от гордости! Даже Гумбольдт, наш дворецкий, сиял. Я с рождения не видела улыбки на его лице. Ой, смотрите, у вас намок сюртук! Это от цветов. Вы их слишком сильно прижимали.

Она непроизвольно приблизилась, прикоснулась к его одежде, желая стряхнуть водяные капли. И тут же отпрянула, поняв, что делает не то, ощутив сквозь ткань жар и силу его тела.

«Господи, какой жар там, под сорочкой!»

Она залилась румянцем до самой шеи.

На губах Саймона появилась его очаровательно-противная улыбка.

— Отдал бы все свое состояние, — негромко произнес он, — чтобы разгадать, о чем вы сейчас подумали.

Дафна вспыхнула еще больше (если это было возможно) и даже раскрыла рот, чтобы дать отпор наглецу, но, к счастью, в этот момент в комнату вплыла леди Бриджертон.

— Прошу простить, что так надолго оставила вас! — воскликнула она. — У этого Косина лошадь потеряла подкову, и я, конечно, сопроводила его в конюшню и помогла отыскать конюха и этого… как его… кузнеца.

Слушая речь матери, Дафне оставалось только безмерно удивляться, ибо за всю свою жизнь она не помнила, чтобы нога леди Бриджертон переступала порог конюшни.

— Вы исключительно доброжелательная хозяйка, — сказал Саймон, вновь подхватывая букет и вручая ей. — Это для вас. Извините, что не успел раньше.

— Мне? Вы говорите правду?

Что-то трогательно-детское было в ее возгласе, в расширившихся глазах, из чего Дафна сделала запоздалый вывод, что, видимо, многие годы никто не дарил цветов ее матери. Даже покойный супруг. Бедная мама, она давно уже забыла, что когда-то была женщиной. Вернее, другие, и в первую очередь ее дети, забыли об этом.

— Не знаю, что и сказать вам, ваша светлость… — Вайолет все еще не могла успокоиться.

— Попробуй просто сказать «спасибо», мама, — посоветовала Дафна, смягчив очередную колкость теплой улыбкой.

— Ох, Дафна, ты гадкая девчонка! — Вайолет шлепнула ее по руке.

Она сама была похожа в эти минуты на разыгравшуюся девчонку. Дафна не могла припомнить, когда мать выглядела так молодо.

— Благодарю вас, ваша светлость, — продолжала Вайолет. — Этот чудесный подарок имеет для меня особое значение, я его не забуду.

Было видно, что Саймон собирался что-то ответить, но потом передумал и молча почтительно наклонил голову.

А Дафна сказала себе: как мало бывает нужно для того, чтобы человек пусть ненадолго, но почувствовал себя счастливым. И Саймон сумел сделать это… Саймон. Герцог Гастингс…

«Я буду дурой, — решила она, мысленно улыбнувшись самой себе, — если не сумею влюбиться в такого человека. И будет совсем хорошо, — добавила она тоже мысленно, — если герцог разделит мои чувства. А пока неплохо бы хоть чем-то помочь матери, проявить внимание».

— Мама, — сказала Дафна, почти изнемогая от переполнивших ее добрых чувств. — Я принесу тебе вазу.

— Что? — От удивления Вайолет чуть не уронила букет, который не переставала нюхать. — Да, конечно. Скажи Гумбольдту, пускай найдет ту хрустальную, моей бабушки.

Дафна уже направилась к двери, чтобы выполнить это сложное поручение, когда на пороге возникла крупная и довольно грозная фигура старшего брата.

— А! — вместо приветствия сказал он, — вот с тобой-то я и хотел продолжить разговор, сестрица.

— Немного позднее, Энтони, — миролюбиво ответила она, — Мама просила принести вазу. Гастингс преподнес ей цветы.

— Он здесь? — не скрывая неодобрения, спросил Энтони. — Что ты делаешь у нас, Саймон?

— Наношу визит твоей сестре, как видишь.

Энтони прошел в глубь комнаты. Вид у него по-прежнему был разгневанный. Настоящая грозовая туча на человеческих ногах.

— Я, кажется, не давал тебе разрешения ухаживать за моей сестрой! — прогремел он. — Проявлять столь повышенное внимание!

— Это разрешила я, — сказала леди Бриджертон, подходя к сыну и чуть не тыча ему в нос букет. — Посмотри, какие тюльпаны! Они прекрасны, не правда ли?

Энтони невольно пришлось их понюхать, даже немного запачкать нос пыльцой.

— Мама, — проворчал он, отстраняясь, — я хочу поговорить с герцогом.

Последнее слово прозвучало у него почти как ругательство. Вайолет повернулась к Саймону:

— Вы имеете такое желание?

— Ни малейшего, — любезно ответил он.

— Тогда вопрос решен. Успокойся, Энтони. Дафна зажала рукой рот, но все равно ее смех прорвался наружу.

— А ты… — Энтони ткнул пальцем в сторону сестры, — тоже успокойся. Не вижу ничего смешного.

— Пожалуй, я все-таки пойду принесу вазу, — сказала Дафна.

— А меня оставите на милость вашего брата? — жалобным тоном произнес Саймон. — Нет уж, пожалуйста, не делайте этого.

— Но тогда могут завянуть цветы. Кроме того, — Дафна слегка нахмурилась, — неужели вы не осмеливаетесь поговорить с ним по-мужски, Саймон?

— Саймон?! — взвился Энтони. — Уже Саймон? Только этого не хватало!

Не обращая внимания на крик, герцог с изысканной любезностью ответил:

— Дело отнюдь не в моей нерешительности, Дафна. Просто не хочу вмешиваться в ваши отношения с братом.

— Что здесь происходит, будь я проклят? — снова взорвался Энтони. — Какого черта…

— Энтони! — воскликнула его мать. — Я запрещаю тебе выражаться таким языком в моей гостиной!

Дафна опять фыркнула.

Лицо Саймона сохраняло выражение, присущее учтивому гостю. Он лишь слегка повернул голову в сторону раздраженного друга.

Тот ответил яростным взглядом и затем вновь обратился к матери.

— Я очень люблю Саймона, — пытаясь говорить спокойно, произнес он. — Но мой друг не из тех людей, кому следует доверять в данном случае. Можете вы это понять, черт…

— Да, конечно, — поспешила его заверить леди Бриджертон. — Но и ты пойми — герцог нанес визит твоей сестре.

— И преподнес цветы твоей матери, — миролюбиво добавил Саймон.

Энтони уставился долгим взглядом на его нос, и Саймон не без оснований подумал, что тот вознамерился нанести некоторые повреждения этой части лица.

Однако худшего не произошло, и Энтони снова обрушился на мать с вопросом:

— Вы хоть понимаете, какая у этого человека репутация?

— Такая же, наверное, как у тебя, — спокойно возразила она. — Кроме того, бывшие повесы становятся, как правило, превосходными мужьями. Это давно известно.

— Чепуха! И вы прекрасно знаете…