Воркута (СИ) - Лобаева Ульяна. Страница 3

- И как связаны детская игра и мой брат?

- Он в нее тоже играл. Многие играли, но не все смогли закончить игру.

Илья грохнул кружкой об стол:

- Что ты, блядь, несешь? Где Вовка?

- Короче, это длинная история. Вы не местный, не знаете ведь всего... Пять лет назад несколько пацанов залезли в развалины поселка Хальмер-Ю. Знаете такой?

- Конечно, знаю, закрытый ныне шахтерский поселок, – немного раздраженно сказал Илья. – И вообще-то я тоже местный, в Воркуте двадцать лет прожил.

- Так вот, там часто люди бывают. С материка приезжают поснимать, местные летом даже застолья устраивают – из числа бывших жителей, вспоминают юность. И вот эти пацаны решили там поиграть в казаки-разбойники. Ну, это когда стрелочки рисуешь и…

- Я знаю, как играть в казаки-разбойники, – процедил Илья. – Давай короче.

- Ну и вот… Один из парней начал рисовать стрелки, зашел в заброшку и пропал. Его искали две недели, спасательные отряды прочесали весь поселок, все развалины. Конечно, все думали, что он просто свалился в какой-нибудь гнилой пол, разбил голову и… Ну, в общем, понятно. Но ничего не нашли. А потом он вернулся и рассказал, как попасть в совсем другой Хальмер-Ю…

- Это какой-то бред. Ты хочешь сказать, что мой брат поехал в Хальмер, чтобы поиграть в казаки-разбойники, и там пропал?

- Да! – закивал Роман.

- Ясно, - Илья встал, отставив недопитый чай. – Значит, надо прочесать развалины.

- Это ничего не даст, ты не найдешь, – покачал головой Ромка. – Я могу показать место, с которого надо начинать поиски. Ты все равно не поверишь, пока не увидишь сам.

- Без тебя обойдусь.

- Вам… тебе же нужно туда доехать. У меня есть машина.

Илья в упор посмотрел на мальчишку и улыбнулся уголком рта.

Договорились выехать на следующий день рано утром, и Ромка с гордостью показал из окна на вишневый квадратный жигуленок, припаркованный около подъезда. «Машина» - с улыбкой подумал Илья.

В родительской квартире он не мог найти себе места. Отыскал в скрипучей рассохшейся стенке старые альбомы с фотографиями – на одной из них, выцветшей, нечеткой, он увидел Вовку в свитере в кривой вышивкой Босс. С широченной улыбкой от уха до уха, он обнимал пацана из их двора, чьего имени Илья не помнил. Вовке тут было лет тринадцать. На него опустилась глухая тоска – если бы Кира знала, что именно он виноват в том, во что превратился его брат. И что именно он должен был жить с клеймом сидельца в этом замороженном, умирающем городе.

Отец попивал всегда, и по пьяни становился совершенно сумасшедшим – куда-то рвался, приставал к прохожим, мгновенно ввязывался в драки и скандалы. А мать как будто подначивала его, не умела вовремя придержать язык, отчего и ходила частенько с фингалом то под одним, то под другим глазом. Когда Илья с Вовкой были маленькие, отца они ненавидели и боялись, и даже в те редкие момент его благодушия, когда он тянул их на турники или вел в кафе- мороженое, они оставались настороженными и молчаливыми. Отца в семье никто не любил, и долгое время Илья считал, что во всех семьях так. Когда они с Вовкой подросли, то обнаружили, что их силенок хватает, чтобы противостоять пьяным скандалам – уже они выгоняли отца из квартиры, и именно отец, а не они оказывался награжденным тумаками.

В тот день Вовка где-то пропадал со школьными друзьями, а Илья вернулся из шараги раньше чем обычно и застал отца в состоянии недопитости. Денег, запрятанных женой, продавщицей круглосуточного ларька, он не нашел, и поэтому был похмельно-мрачным, на самом пике раздраженной злобы. Он попытался вытянуть пару небольших купюр из рюкзака Ильи, на что тот ответил мощным тычком, и отец кубарем влетел на кухню. Где схватился за нож и бросился на сына. Тот легко перехватил его руку, вырвал нож и в закипающей ярости, не владея собой, прошил пару раз вогнутую отцовскую грудь и пару раз - живот. Именно в этот момент загремел ключами Вовка около двери, вошел, увидел окровавленного отца и старшего брата с ножом в руке. Он резво метнулся к соседям, у которых был телефон дома, вызвал скорую. Мгновенно примчавшаяся мать причитала на весь подъезд. Отец умер через три дня в больнице – Илья задел что-то жизненно важное в пропитом теле отца, и даже оперативно вызванная скорая не помогла. И там же в больнице хмурый Вовка тихо сказал Илье:

- Если будут спрашивать, скажем, что это я. Мне только шестнадцать, а тебе уже восемнадцать. Мне меньше дадут.

Дали конечно меньше, чем совершеннолетнему, но все равно по полной – шесть лет. А потом была драка, убийство парня в колонии. Срок растягивался и растягивался. Илья решил, что ничем не поможет брату, теряя шансы на нормальную жизнь в Воркуте, и уехал в Москву. А мама и Вовка остались. Без него. И огромная вина никуда не делась.

Илья быстро накинул куртку, вышел из дома и направился к «Мечте». Нади не было – с блокнотиком в кармане и подносом в руках бегала молоденькая симпатичная брюнетка со слегка раскосыми глазами. Илья окинул ее взглядом – красивая. Но сейчас ее красота как-то колола, била по глазам, и он предпочел бы, чтобы водку ему принесла кривая, кургузая Надька.

Накачавшись алкоголем, слегка покачиваясь, он добрался до дома, благодаря небеса за то, что квартира находится на первом этаже. Содрав кое-как одежду, кинув куртку на пол в комнате, упал на диван и накрылся одеялом, не вынув ни подушку, ни простыню. Он ухнул в тяжелый, мутный сон, и, засыпая, успел подумать краешком сознания про Вовку, представив его именно таким, каким помнил его на суде.

Очнулся Илья все с тем же гадким ощущением нечистоты, идущей откуда-то изнутри, и неясным беспокоящим чувством. Голова болела, к пересохшей гортани прилип шершавый язык. Он открыл глаза, попялился на отсветы переливающихся огоньков «Мечты» на потолке. До него не сразу дошло, что его разбудил тихий корябающий звук в окно. Птица? Кошка? Илья приподнял прострелившую болью голову и едва не заорал – в окне висело лицо, неразличимое из темноты комнаты.

- Эй ты, козел, – просипел он. – Я тебе башку расколочу, если ты оттуда не уберешься.

Встал с дивана, взял телефон и осветил лицо – это был молодой мужчина в старомодной кроличьей шапке, в дубленке, каких уже лет тридцать, наверное, никто не носил. Он бессмысленно смотрел в глубину комнаты, будто вовсе не замечая Илью, стоя, очевидно, в декоративной выемке на внешней стороне стены.

- Пошел отсюда! – гаркнул Илья, ударил пятерней по стеклу.

Но тот не пошевелился и не изменил направления взгляда. Из морозной дымки воркутинской ночи показался еще один – толстяк в нормальном современном пуховике, трикотажной шапочке, натянутой на лоб. Он покрутил головой, увидел висящего на приступке мужика и двинулся к нему.

- Пап, пойдем! – услышал от него Илья.

Толстяк в трикотажной шапке подошел к окну, тоже приподнялся на носках и принялся отдирать ночного гостя от окна. Заметив хозяина квартиры, он торопливо проговорил: