Когда он был порочным - Куин Джулия. Страница 6
— Мне надо идти, — сказал он. — У меня много дел.
— У тебя нет никаких дел, и никто не знает этого лучше тебя самого, — сказала она. — Ты просто хочешь предаться своим безнравственным занятиям.
— Это восхитительное времяпрепровождение, — буркнул он.
Она открыла было рот, чтобы сказать какую-то колкость, но тут Симоне, недавно нанятый камердинер Джона, стал спускаться вниз по лестнице.
— Миледи? — неуверенно начал Симоне.
Франческа повернулась к нему и чуть склонила голову в знак того, что он может продолжать.
— Миледи, я стучал в дверь спальни милорда дважды и звал его по имени, но милорд, похоже, спит очень уж крепко. Прикажете все-таки будить его?
Франческа кивнула:
— Да. Я бы с удовольствием дала ему поспать — он слишком заработался в последнее время, — продолжала она, обращаясь уже к Майклу, — но я знаю, что эта встреча с лордом Ливерпулем очень важна. Надо бы… нет, постойте, Симоне, я разбужу его сама. Так будет лучше. — Она повернулась к Майклу: — Увидимся завтра?
— Собственно говоря, если Джон еще не уехал, то я лучше подожду, — ответил Майкл. — Я пришел пешком и с удовольствием воспользуюсь каретой Джона после того, как он доберется до места.
Она кивнула и быстро побежала вверх по лестнице. Майкл остался в прихожей. Он бесцельно оглядывал развешенные по стенам картины и напевал что-то себе под нос.
И тут раздался ее пронзительный крик.
Майкл совершенно не помнил, как он взбежал вверх по лестнице, — он вдруг просто каким-то образом оказался в спальне Джона и Франчески, единственной комнате в доме, порога которой никогда не переступала его нога.
— Франческа? — задыхаясь, едва выговорил он. — Фрэнни, Фрэнни, что с тобой?..
Франческа сидела возле постели, цепляясь за руку Джона, безвольно свисавшую вниз.
— Разбуди его, разбуди, Майкл! — закричала она. — Разбуди его! Я не могу. Разбуди его!
Майкл почувствовал, как мир рушится вокруг него. Кровать стояла в дальнем конце спальни, но он сразу понял.
Никто не знал Джона так хорошо, как он. Никто. А Джона уже не было в этой комнате. Джон ушел навсегда.
— Франческа, — прошептал Майкл, медленно приближаясь к ней. Руки и ноги его были словно чужие и двигались как-то странно, с какой-то отвратительной неповоротливостью. — Франческа…
Она подняла на него огромные, полные боли глаза:
— Разбуди его, Майкл!
— Франческа, я…
— Ну же! — закричала Франческа, кидаясь к нему. — Разбуди его! Ты сможешь. Разбуди его! Разбуди!
Но все, что Майкл мог, — это стоять столбом все то время, пока ее кулачки били его по груди и потом ее руки тянули и теребили его галстук, так что он даже начал задыхаться. Он не мог даже найти в себе силы обнять ее, как-то утешить, потому что сам был точно так же потрясен и сбит с толку.
И вдруг эта лихорадочная энергия оставила ее, и она вся обмякла, и слезы ее омочили его рубашку.
— У него болела голова, — плакала она. — Вот и все. У него просто болела голова. — Она подняла на него глаза, вопросительно вглядываясь в его лицо, словно пытаясь найти в этом лице ответы, которые он никогда не сможет дать ей. — У него просто болела голова, — снова повторила она.
Выглядела она совершенно сломленной.
— Я знаю, — сказал он, понимая, что этого недостаточно.
— Ах, Майкл! — Рыдания сотрясали ее. — Что же мне делать?
— Я не знаю, — ответил он, потому что и в самом деле не знал. В Итоне, Кембридже и в армии его подготовили ко всему, что жизнь может преподнести английскому джентльмену. Но к такому его не готовили.
— Я не понимаю, — говорила она, и, наверное, говорила еще многое другое, но слух его отказывался воспринимать смысл слов. У него даже не было сил стоять на ногах, и оба они тихо осели на ковер и так сидели, привалившись к кровати.
Он смотрел в противоположную стену, и ничего не видел, и только недоумевал, отчего он не плачет. Он словно потерял чувствительность, собственное тело казалось ему страшно тяжелым, и он не мог отделаться от ощущения, что у него вырвали душу.
Только не Джон.
За что?
За что?!
И, сидя у постели мертвого брата и смутно сознавая, что слуги стали собираться возле распахнутой двери спальни, он вдруг понял, что Франческа, плача, повторяет эти самые слова:
— Только не Джон. За что? За что?!
— А вы не думаете, что она, возможно, ждет ребенка?
Майкл в изумлении уставился на лорда Уинстона, недавно назначенного и исполненного рвения представителя комитета по привилегиям палаты лордов, пытаясь постичь смысл его слов. Едва ли сутки прошли с момента смерти Джона. Трудно было постичь смысл чего бы то ни было. И тут является вдруг этот маленький пухлый человечек, требует, чтобы его приняли, и несет бойкий вздор о священном долге по отношению к короне.
— Если ее сиятельство беременна, — пояснил лорд Уинстон, — все крайне усложнится.
— Я не знаю, — сказал Майкл. — Я ее не спрашивал.
— Необходимо спросить. Не сомневаюсь, что вам не терпится вступить в ваши новые права, но нам совершенно необходимо удостовериться, что она не ждет ребенка. Более того, если она действительно беременна, то члену нашего комитета необходимо будет присутствовать при родах.
Майкл на мгновение лишился дара речи.
— Простите, как вы сказали?! — не без труда выговорил он наконец.
— Детей нередко подменяют, — с мрачным видом сообщил лорд Уинстон. — Были такие случаи…
— Да что ж это…
— Это ради защиты ваших же интересов, помимо всего прочего, — перебил его лорд Уинстон. — Если ее сиятельство родит девочку, а свидетеля при том не будет, что помешает ей подменить своего ребенка младенцем мужского пола?
Майкл не счел нужным удостоить его ответом.
— Вам необходимо выяснить, не ждет ли она ребенка, — продолжал напирать лорд Уинстон. — Необходимо будет принять соответствующие меры.
— Она овдовела только вчера, — резко сказал Майкл. — Я не стану докучать ей столь бестактными вопросами.
— На карту поставлено нечто гораздо большее, чем чувства ее сиятельства, — парировал лорд Уинстон. — Мы не можем начать оформление передачи графского титула, пока есть сомнения относительно порядка наследования.
— Да пропадите вы с этим графским титулом! — рявкнул Майкл.
Лорд Уинстон так и ахнул и даже отшатнулся в очевидном ужасе:
— Вы забываетесь, милорд!
— Я вам не милорд, — отрезал Майкл. — Я никому не… — Тут он споткнулся на полуслове и обмяк в кресле. Он почувствовал, что опасно близок к тому, чтобы разрыдаться. Прямо здесь, в кабинете Джона, на глазах у этого неприятного человечка, который, похоже, не в состоянии был понять, что в доме умер человек, не просто граф, а человек, Майклу очень хотелось заплакать.
И он сильно подозревал, что-таки заплачет. Как только лорд Уинстон уйдет и Майкл запрет за ним дверь, так, чтобы никто его не увидал, он уткнется лицом в ладони и заплачет.
— Кто-то должен спросить ее, — нарушил молчание лорд Уинстон.
— Во всяком случае, это буду не я, — негромко ответил Майкл.
— Тогда это сделаю я.
Майкл как подброшенный вскочил с кресла и, прижав лорда Уинстона к стене, прорычал:
— Не смейте думать об этом! Не смейте даже близко подходить к леди Килмартин! Вы меня поняли?
— Вполне, — выдавил из себя маленький человечек. Майкл выпустил его, машинально отметив про себя, что лицо лорда Уинстона начинает приобретать багровый оттенок, и сказал:
— Убирайтесь!
— Вам нужно будет…
— Убирайтесь! — взревел Майкл.
— Я вернусь завтра. Мы поговорим, когда вы будете в более спокойном расположении духа, — сказал лорд Уинстон и торопливо прошмыгнул в дверь.
Майкл прислонился к стене, бездумно глядя на оставшуюся открытой дверь. Боже правый, как же такое могло случиться? Джону ведь не было и тридцати. Он был воплощением здоровья. Конечно, Майкл считался возможным наследником графства все то время, пока брак Джона и Франчески оставался бездетным, но никому никогда и в голову не приходило, что он и в самом деле унаследует его.