Пылающий остров - Казанцев Александр Петрович. Страница 3
Книга первая
ОБЕТ МОЛЧАНИЯ
Все идеи извечны из опыта, они — отражения действительности, верные или искаженные.
Клянусь памятью той, которую я любил,— никто не увидит зрелища, подобного сегодняшнему. Никогда мое изобретение не попадет в человеческие руки, не станет средством убийства
Часть первая
Чёрная шаманша
— Баё, она уже не будет говорить. Помирать будет. Передать велела. Лететь на красную звезду будешь — обязательно с собой возьми Таимбу…
Глава первая
Взрыв
30 июня 1908 года в 7 часов утра в далкой сибирской тайге произошло необыкновенное событие.
Около тысячи очевидцев сообщили иркутской обсерватории, что по небу пронеслось сверкающее тело, оставляя за собой яркий след. В районе Подкаменной Тунгуски над тайгой вспыхнул шар много ярче солнца. Слепая девушка из фактории Ванавара на единственный в жизни миг увидела свет. Огненный столб взметнулся в безоблачное небо. Чёрный дым поднялся по багровому стержню и расплылся в синеве грибовидной тучей.
Раздался взрыв ни с чем не сравнимой силы. За четыреста вёрст в окнах лопались стекла. Повторяющиеся раскаты были слышны за тысячу вёрст. Близ города Канска, в восьмистах верстах от места катастрофы, машинист паровоза остановил поезд: ему показалось, что в его составе взорвался вагон.
Огненный ураган пронесся над тайгой. «Чумы, олени летали по воздуху… Ветер кончал стойбища, ворочал лес…» — рассказывали тунгусы, как в те годы называли эвенков.
На расстоянии двухсот пятидесяти вёрст от места взрыва ураган срывал с домов крыши, а за пятьсот вёрст валил заборы.
В далеких городах звенела посуда в буфетах, останавливались стенные часы.
Сейсмологические станции в Иркутске, Ташкенте, Тифлисе и в Иене (Германия) отметили сотрясение земной коры с эпицентром в районе Подкаменной Тунгуски. В Лондоне барографы отметили воздушную волну. Она обошла земной шар дважды.
В течение трёх ночей не только в Западной Сибири, но и в Европе не было темноты. Сохранилась фотография городской площади, снятая в Наровчате, Пензенской губернии, местным учителем: он вышел с аппаратом в полночь на следующие сутки после тунгусской катастрофы, не подозревая о ней. В Париже, на Чёрном море и в Альпах стояли никогда не виданные там белые ночи.
Русский академик Полканов, тогда ещё студент, но уже умевший наблюдать и точно фиксировать виденное, находясь в те ночи близ Костромы, записал в дневнике:
«Небо покрыто густым слоем туч, льет дождь, и в то же время необыкновенно светло. Настолько светло, что на открытом месте можно довольно свободно прочесть мелкий шрифт газеты. Луны не должно быть, а тучи освещены каким-то желто-зеленым, иногда переходящим в розовый светом».
На высоте восьмидесяти шести километров учёными были замечены светящиеся серебристые облака.
Многие учёные решили, что в тунгусскую тайгу упал метеорит небывалой величины…
В памятное утро 30 июня 1908 года таёжники-ангарцы вчетвером тянули бечёву.
Они шли по крутым, заросшим лесом холмам, которые, как ножом срезанные, обрывались к реке. С обоих берегов вплотную к воде подступала тайга, вдали подернутая фиолетовой дымкой.
Впереди шёл ссыльный Баков, человек лет пятидесяти, богатырского сложения, с густой рыжей бородой. Раскатистый бас его, когда он окликал товарищей или громко хохотал, далеко был слышен по реке.
Угрюмые таёжники любили его за этот смех, уважали за силу и учёность и жалели. Знали, что неладно у Бакова с сердцем — иной раз привалится спиной к лиственнице и глотает ртом воздух.
В тайге не принято спрашивать: кто ты, откуда, за что сюда попал. С виду Баков мало чем отличался от других таёжников. Его подстриженные в кружок волосы, запущенная борода, ободранная охотничья парка, изношенные ичиги, что ссыхаются на ноге, принимая её форму, и не натирают потому мозолей, — всё это мало помогло бы, скажем, председателю последнего Международного конгресса физиков мистеру Холмстеду узнать здесь, в далёкой тайге, петербургского профессора Бакова. Столичные же врачи ужаснулись бы, услышав, что Михаил Иванович, страдающий грудной жабой, выполняет работу бурлака.
Внизу под обрывом, куда уходила бечёва, виднелся шитик с высокими бортами и острым носом. Впереди полнеба закрывала огромная скала. Из-за неё выплывали плоты. На переднем около избушки плотовщика сгрудились овцы. Сам он, таежный бородач в синей рубахе без пояса, выбрался на свет и смотрел на небо, почесывая спину и потягиваясь. Зевая, он необыкновенно широко раскрыл рот и перекрестил его.
И вдруг — страшный удар. Что-то блеснуло, ослепляя…
Ангарцы, тянувшие бечёву, как шли, наклонясь вперед, так и свалились на землю. Лишь один Баков успел ухватиться за дерево и удержался на ногах.
Плотовщик упал на колени. Его огромный рот был открыт. Овцы шарахнулись к самой воде, жалобно заблеяли.
И тут — второй удар, ещё страшнее. Избушку сорвало с плота, и она поплыла рядом с овцами. В воде мелькнула синяя рубаха…
Воздух, густой, тяжелый, толчком обрушился на Бакова. Его руки сорвались, и он полетел с обрыва в воду.
Выплыв на поверхность, он увидел на реке водяной вал, похожий на высокий берег. Захлебываясь, Баков ловил ртом воздух…
Баков видел, как переломился густой плот, как встали торчком бревна.
Вода обрушилась на Бакова.
Не запутайся бывший петербургский профессор Баков в бечёве, не вытяни его ангарцы из воды — не произошло бы многих удивительных событий…
Костер ярко пылал. У огня, растянутая на кольях, сушилась парка Бакова. Ангарцы сидели молча. Каждый из них один на один вышел бы на медведя, в шитике не устрашился бы переплыть пороги. Кое у кого за плечами были и не такие дела; не боялись они ни бога, ни чёрта, но сейчас присмирели, когда повалило их наземь, — крестились.
У костра обсыхал и угрюмый плотовщик в синей рубахе, потерявший всех своих овец.
Баков сидел, прислонившись спиной к лиственнице. Сердечный приступ прошел, но левая рука ныла. Однако Баков уже гремел своим завидным басом:
— Божьим знамением попы пусть пугают, а вам, охотникам, только глазу да руке верить можно. А камни, что с неба падают, и увидеть и пощупать можно. Находят их немало.
— Чтой-то камушек этот, паря, больно велик сегодня, — сказал седой благообразный ангарец.
— Верно! — согласился Баков. — Нынче брякнулась о землю целая скала, не меньше той, что на дороге у нас стояла. Только упавшая скала, по вероятности, была железной.
— Не слыхивал про такие скалы, — сказал плотовщик. — А вот про чёрта слыхал.
— Падают железные скалы, — заверил Баков. — Редко, но падают. Раз в тысячу лет.
— А ты видел?
— След, что такая упавшая скала оставила, видел.
— Это где же, паря, ты его видел?
— В Америке. На съезд один ездил. Есть в Северной Америке каменистая пустыня Аризона. И место в ней есть — каньон Дьявола…
— Я говорил — чёрт, — вставил плотовщик.
— В ту пустыню тысячу лет назад упала с неба железная скала. Я купил у индейцев два её маленьких осколка. Смотрел и воронку, что там осталась. С доброе она озеро, шириной больше версты. А глубина до ста сажен!
— Ого! — отозвался молодой таёжник.
— Без пороха та скала взорвалась, как ударилась о землю, — продолжал Баков. — Летела она раз в пятьдесят быстрее, чем винтовочная пуля. Вся сила, которую скала в полете имела, сразу в тепло перешла.
— Известно, — сказал плотовщик. — Пуля в железо ударится — расплавится от тепла. Только, по-моему, это не скала была, а чёрт.