Измена. Я больше не буду тряпкой (СИ) - Багирова Александра. Страница 30

— Мария! К чему эта скромность! — Сергей ловко спрыгивает со сцены и оказывается около меня. Хватает за руку, до боли ее сжимает. — Я хочу, чтобы все о тебе знали!

— Не надо… — шепчу онемевшими губами.

— Еще как надо, — вроде бы улыбается, но это скорее походит на оскал.

Пытаюсь вырваться. Но где там, Сергей держит слишком крепко. Тащит меня к сцене. Я упираюсь. Тихо прошу его отпустить меня.

— Может показаться, что Мария у нас кроткая лань, — с этими словами он подхватывает меня на руки и несет к сцене. — И я признаться, тоже так думал определенный период времени.

— Что ты творишь?

— Только то, что ты сама выбрала, — отвечает шепотом. И уже громче добавляет, — А как оказалось, я совсем не знал о ее талантах!

Ставит меня на сцену рядом с собой. Держит за талию, не ласково, скорее как зверь, поймавший свою добычу.

— Посмотрите на нее! Глаз радует, красавица! — снова в зале одобрительный гул. — Хочу рассказать вам немного, откуда появилось сие создание в наших стенах.

Снова пытаюсь вырваться. Меня трясет, понимаю, что ничего хорошего Сергей не задумал. Любопытные взгляды публики прожигают.

— Она родом из всеми забытой деревни на окраине нашей области. И даже там ее семья имеет не самую лучшую репутацию, мать гулящая женщина, живет за счет нескончаемого потока мужчин в своей постели. Поскольку больше ничего женщина не умеет, то дочь она обучала своим нехитрым умениям. Пока Мария была маленькой девчушкой, она приходила в дома к односельчанам с предложением убрать у них за небольшую плату. Вначале именно так и поступала, а когда втиралась в доверие, то воровала все, что плохо лежало.

— Это не правда! Что ты несешь! — выкрикиваю в ужасе.

Но Сергей словно меня не слышит, продолжает нести ахинею, под одобрительный рокот публики.

— Но люди там жалостливые были, и хоть дурная слава распространилась на всю деревню, Марию жалели, списывали все на то, что ребенок голодный и еще не знает что творит. Хоть двери в свои дома навсегда для нее закрывали. Наша красавица подросла, окончила школу. Училась она плохо, но за какие-то заслуги директор школы нарисовал ей прекрасный аттестат. А уж как Мария смогла поступить в медицинский… тут я полагаю, все догадаются сами. На память о деревушке, в которой она выросла у нее осталась лишь прозвище, которым ее наградили одноклассники. Красноречивое такое прозвище, которое о многом может рассказать, — делает паузу, еще сильнее меня сжимает и с каким-то дьявольским наслаждением выкрикивает, — Манька-тряпка.

— Я никогда не воровала! Сергей прекрати! — слезы обжигают глаза, от стыда щеки пылают.

— А в городе Мария продолжила карьеру. Она пошла по изведанному ею пути — устроилась убирать. Одним из объектов стала и моя квартира. Мои родаки прониклись симпатией к бедной сиротке, чего греха таить, я и сам запал… Она умеет быть обворожительной, — Сергей гадко облизывается. — Я даже хотел с ней встречаться но… — снова пауза, — Мария очень четко дала понять, что ее ласки стоят денег. Предложила мне оплачивать ее хотелки взамен на… нууу… вы поняли, — свист осуждения проходится по залу.

— Я тебе отказала! А сейчас ты мстишь! — хочу его ударить, но он крепко сжимает мои руки.

— Да, Мария, правда не всегда приятна. Но я как порядочный человек должен предупредить друзей. А ведь она убирается не только у меня. Знаю, уже где-то что-то стянула по мелочи. Но это так, — усмехается, — Ерунда. Главное — Мария и дальше в поиске молодых людей, готовых оплатить ее содержание. И поверьте убирается она… ммм… очень соблазнительно… Так что я предупредил, и кто заинтересован, можете договориться с Марией, она открыта к любым предложениям. Кому нужна уборка квартир и не только обращайтесь.

И смотрит мне в глаза, там плещется такой триумф.

— Не благодари за рекламу, Мария. Я безвозмездно помог. Только прошу, отстань от меня. Ты для меня слишком грязная и я не заинтересован в твоих услугах.

Глава 42

Сергей столкнул меня со сцены, я упала под всеобщий хохот и осуждающие свисты. Поднялась, нашла в толпе Людмилу, которая стояла, прижав руки к щекам. Схватила сестру за руку и побежала к выходу.

В мою сторону летели такие слова, что уши вяли. Я сгорала от стыда и обиды.

— Машунь, успокойся. Они вскоре это все забудут, — уже дома пыталась меня утешить Люда. — Сергей обиделся на тебя за отказ. Может, попробуешь с ним помириться? Уверена он сможет уладить ситуацию.

— Нет! — замотала головой. — Никогда!

Я возненавидела Сергея лютой ненавистью. Что бы ни случилось, я не унижусь до того, чтобы приползти к нему.

При сестре еще старалась держаться. Когда же она заснула, я дала волю слезам. Рыдала, выплакивая свои обиды.

А ведь ему поверили! Никто даже не усомнился! А моя правда… Кому теперь она нужна…

За что так? Потому что сказала: «нет»?!

Как это несправедливо! И ведь ничего нельзя сделать…

Я так надеялась, что сестра права, и народ вскоре забудет это происшествие.

Зря.

С того злосчастного вечера начался мой персональный ад.

На следующий день весь институт был расклеен моими фотографиями. С гадким текстом:

«Нужна уборка? Могу предложить гораздо больше. Проживаю, далее следовал номер моей комнаты, забегай, договоримся».

Сергей подготовился. Он давно это планирован. Фото были сделаны у него дома, подловил именно те моменты, когда я мыла полы.

— Что вы себе позволяете. Какой срам! — говорили мне даже преподаватели.

На все мои заверения, что я к этому не имею никакого отношения, они лишь скептически фыркали.

Я не могла спокойно пройти по коридору. На парах постоянно слышала шушуканье за своей спиной. Подходили ко мне и с гадкими предложениями. Некоторые «умники» чтобы выделиться перед друзьями даже демонстративно плевали на меня.

Это была дикая травля, которая не прекращалась ни днем, ни ночью. Ко мне приходили под комнату. Разукрашивали дверь нецензурными надписями.

— Давайка, ты проваливай! — сказали мне мои соседки по комнате. — Нам дурная слава не нужна. Если не смогла по уму все сделать, раз уж выбрала такую профессию, то теперь сама разгребай. А нас марать не вздумай.

Я пыталась им все объяснить. Рассказать правду. Только никто меня не слушал. Даже комендантша стала на их сторону и мои вещи попросту выкинули в коридор.

Меня пересилили в комнату, в которой уже давно никто не жил. Она находилась в самом отдаленном закутке, около подвала, с грибком на стенах и стойким запахом плесени. Там стояла поломанная тумбочка и треногая кровать.

Сестра уехала к себе, ей надо было возвращаться на работу. Напоследок засыпала меня словами поддержки, расцеловала.

Дошли слухи о моем падении и до матери.

— А чего ты хотела, все правильно. Нечего свинье лезть, куда не следует. Знай свое место, дочь. Таких как мы всегда сжирают. Я тебя предупреждала, но ты меня не слушала. Собирай манатки и быстро домой.

— Нет, мам, я станусь, — сказала с твердостью в голосе.

— Идиотка! Мало тебя унизили!

Во мне проснулось упрямство. Хотелось доказать всем, что я смогу, выстою, обязательно доучусь. Моя мечта горела во мне еще ярче, она поддерживала меня, давая силы проходить через все испытания.

Работы свои я потеряла.

— В тихом омуте порок водится. А я сразу знала, что ты с гнильцой! Ишь чего надумала, к моему сыну присосаться! — сказала мне мать Сергея.

— Ваш сын — разбалованная сволочь! Он оговорил меня, потому что я ему отказала.

За это я получила пощечину, от уже бывшей работодательницы. И еще куча оскорблений в спину.

На других работах тоже не подбирали выражений, обвинили во всех смертных грехах. И воровство приписали. Пытались навесить сумасшедшие суммы долга. И если не оплачу, грозились написать заявление в полицию.

Я жила в адском огненном кольце, и оно все сжималось, сдавливало меня в тиски, не давая возможности дышать. Но я упорно продолжала учиться. Выдерживала насмешки, издевательства. Училась не реагировать на них.