Предложение джентльмена - Куин Джулия. Страница 24

— Можете спать на жесткой койке в крошечной комнатке для прислуги, а можете — в любой из комнат для гостей, где, уж поверьте мне на слово, на всех кроватях перины и пуховые одеяла.

Софи знала, что должна всегда помнить свое место в этом мире, и направилась вверх по лестнице, ведущей на чердак, но видит Бог, как же ей хотелось поспать на пуховом матрасе под пуховым одеялом! Она уже сто лет не ночевала в таких райских условиях.

— Я найду себе маленькую комнату для гостей, — согласилась она, — самую крошечную из всех, какие у вас есть.

Бенедикт понимающе усмехнулся:

— Выберите себе любую, какую пожелаете. Только не эту. — И он ткнул пальцем во вторую дверь слева. — Это моя.

— Я немедленно затоплю в ней камин, — проговорила Софи.

Она понимала, что Бенедикт нуждается в тепле гораздо больше ее; кроме того, ей не терпелось взглянуть на его спальню. Многое можно сказать о человеке по убранству его комнаты. Если, конечно, у этого человека есть средства обустроить свою комнату по своему вкусу. Софи сильно сомневалась, что по ее комнатке, расположенной на чердаке, с узким, словно бойница, окном, которую она занимала у Кавендеров, можно что-то узнать о ней. Разве что у нее нет ни гроша за душой.

Оставив свою сумку в холле, Софи помчалась в спальню Бенедикта. Это оказалась очаровательная комната, теплая, уютная, пронизанная мужским духом. Несмотря на то что Бенедикт, по его словам, редко бывал в этом доме, на столиках стояло множество личных вещей: миниатюры молодых людей — должно быть, братьев и сестер, книги в кожаных переплетах и даже маленькая стеклянная вазочка, наполненная… неужели камнями?

— Странно, — пробормотала Софи и, понимая, что ведет себя невежливо, тем не менее направилась к столу, чтобы получше ее рассмотреть.

— Каждый из камней мне по-своему дорог, — послышался у нее за спиной тихий голос. — Я их собирал с самого детства.

Софи вспыхнула от смущения, словно он застал ее за каким-то постыдным занятием, однако, не в силах сдержать любопытства, взяла один камень. Он оказался бледно-розового цвета с серыми прожилками внутри, которые шли из самой середины.

— Где вы нашли вот этот?

— На прогулке, — тихо ответил Бенедикт. — Это случилось в тот день, когда умер мой отец.

— Ой! — Софи выронила камень, словно тот обжег ей руку. — Мне очень жаль.

— С тех пор прошло уже много лет.

— Все равно мне ужасно жаль.

Бенедикт печально улыбнулся:

— Мне тоже. — И снова закашлялся так сильно, что вынужден был прислониться к стене.

— Вам необходимо согреться, — поспешно проговорила Софи. — Давайте я разожгу камин.

Бенедикт бросил на кровать ворох одежды.

— Это для вас, — просто сказал он.

— Спасибо, — поблагодарила Софи, не сводя взгляда с маленького камина.

Ей было страшно оставаться с ним в одной комнате. И не потому, что она боялась, что он станет с ней заигрывать: такой джентльмен, как Бенедикт, не будет приставать к женщине, с которой едва знаком. Опасность крылась в ней самой. Она боялась, что, пробыв в его обществе слишком много времени, она влюбится в него без памяти и сердце ее будет разбито.

В течение нескольких минут Софи хлопотала у камина, пока не убедилась, что огонь хорошо разгорелся.

— Ну вот, — удовлетворенно произнесла она, потом встала, потянулась и обернулась. — Нужно только… О Господи! Лицо Бенедикта было пепельно-серым.

— Что с вами? — спросила она, бросаясь к нему.

— Что-то неважно себя чувствую, — невнятно проговорил он, всем телом опершись о прикроватный столбик. Он был похож на пьяного, однако Софи провела в его обществе уже по меньшей мере два часа и знала, что он совершенно трезв.

— Вам нужно лечь в постель, — сказала она и пошатнулась, когда он вместо прикроватного столбика облокотился о нее.

— С вами? — усмехнулся Бенедикт.

— По-моему, у вас жар, — заявила Софи, отшатнувшись от него.

Бенедикт протянул руку ко лбу, но промахнулся и стукнул рукой по носу.

— Ой! — вскрикнул он.

Софи поморщилась, словно он стукнул не себя, а ее.

Наконец рука Бенедикта добралась до лба.

— Гм-м… Может быть, и в самом деле немного поднялась температура.

Протянув руку, Софи коснулась его лба, отдавая себе отчет в том, что поступает слишком фамильярно, однако сейчас, когда речь шла о здоровье человека, ей было не до таких мелочей. Лоб оказался не слишком горячим, но и холодным тоже не был.

— Вы должны снять с себя мокрую одежду, — сказала она. — И немедленно.

Бенедикт с удивлением оглядел себя. Похоже, он уже забыл, что совсем недавно побывал под дождем.

— Да, — задумчиво пробормотал он. — Вы правы.

Он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, однако руки не слушались. Наконец, отчаявшись, он пожал плечами и беспомощно пробормотал:

— Не могу.

— О Господи! Подождите, сейчас я вам помогу.

Софи протянула было руки, чтобы расстегнуть пуговицы, и отдернула их. Выждав несколько секунд, она стиснула зубы и, стараясь не смотреть на видневшуюся голую грудь, принялась ловко раздевать Бенедикта.

— Сейчас, сейчас, — бормотала она. — Уже скоро. Бенедикт ничего не ответил, и Софи повернулась к нему лицом. Глаза его были закрыты, и он стоял, слегка покачиваясь. Такое впечатление, будто он спал стоя.

— Мистер Бриджертон, — тихонько позвала Софи. — Мистер Бриджертон!

Он резко вскинул голову.

— Что? Что?

— Вы заснули.

Он недоуменно захлопал глазами.

— Ну и что с того?

— Вы не должны спать в мокрой одежде.

Бенедикт глянул вниз.

— А почему у меня расстегнута рубашка?

Не отвечая, Софи подтолкнула его к кровати.

— Сядьте, — приказала она.

Должно быть, голос ее прозвучал строго, потому что Бенедикт послушно сел.

— У вас есть какая-нибудь сухая одежда, во что можно было бы вас переодеть? — спросила она.

Бенедикт передернул плечами, и рубашка упала на кровать.

— Никогда не сплю в одежде.

Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

— Думаю, сегодня вам придется это сделать… О Господи, что вы делаете?

Он взглянул на нее так, словно она спросила невероятную глупость.

— Снимаю брюки.

— Может быть, вы по крайней мере дождетесь, пока я отвернусь?

Он уставился на нее.

Она тоже смотрела ему прямо в глаза.

Прошло несколько томительных секунд.

— Ну? — наконец подал голос Бенедикт.

— Что «ну»?

— Вы собираетесь отворачиваться или нет?

Софи ойкнула и поспешно отвернулась.

Устало покачав головой, Бенедикт принялся стаскивать чулки. И откуда в горничной такая стыдливость? Ведь даже если она девица — а судя по ее поведению, Бенедикт не сомневался, что так оно и есть, — ей наверняка доводилось видеть голого мужчину. Горничные вечно врываются в комнату без стука со всякими полотенцами, простынями и прочими домашними принадлежностями. Так что быть такого не может, чтобы она хоть раз случайно на него не наткнулась.

Он принялся стаскивать с себя брюки, что оказалось нелегко: они были все еще мокрые и не желали сниматься. Когда Бенедикт наконец справился с ними и остался совершенно голым, он взглянул на Софи. Она стояла к нему спиной, руки по швам.

Неожиданно для самого себя Бенедикт улыбнулся.

С каждой секундой он чувствовал себя все более вялым, так что лечь в постель ему удалось только со второй попытки. С трудом наклонившись вперед, он ухватился за край одеяла, натянул его на себя и, совершенно измученный, откинулся на подушки и застонал.

— Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросила Софи.

— Нормально, — невнятно произнес Бенедикт. Одно-единственное слово далось ему с невероятным трудом.

Он услышал, как она идет к кровати, и, собрав все силы, открыл один глаз. Софи направлялась к нему, и на лице ее застыло озабоченное выражение.

Бенедикт почувствовал, что ему это приятно. Уже давно ни одна женщина — за исключением матери и сестер — не беспокоилась за него.