Предложение джентльмена - Куин Джулия. Страница 33

Бенедикт никогда не считал себя ни суеверным человеком, ни человеком, которому присуще так называемое шестое чувство, но один или два раза в жизни ему доводилось испытать смутное беспокойство, подсказывающее ему, что сейчас произойдет нечто важное.

В первый раз это случилось, когда умер отец. Никто ему об этом не говорил, даже старший брат Энтони, который был совершенно раздавлен известием о смерти отца, но в тот день — они с Энтони, решив устроить в их имении в Кенте дурацкие конные состязания, мчались по полю — Бенедикт вдруг почувствовал, что у него онемели руки и ноги, а в висках застучало. Боли не было, но дыхание перехватило и в душу закрался жуткий страх, какого он еще никогда не испытывал.

Гонки он, естественно, проиграл: трудно как следует держать вожжи, когда руки не слушаются. А вернувшись домой, Бенедикт понял, что страх этот был предвестником ужасного несчастья — умер отец. Его ужалила пчела, и он рухнул замертво. Бенедикт до сих пор не мог понять, как такой сильный, полный жизни человек мог погибнуть от укуса пчелы, но факт остается фактом.

Во второй раз ощущение было совершенно другого рода. Оно появилось у Бенедикта на балу-маскараде, который устраивала его матушка, за несколько секунд до того, как он увидел женщину в серебристом платье. Как и в первый раз, оно началось с рук и ног. Но на сей раз они не онемели, а их начало покалывать, словно он долгие годы беспробудно спал и только сейчас пробудился.

Он обернулся, увидел ее и понял: именно поэтому он пришел на бал-маскарад, именно из-за нее он живет в Англии и только для нее вообще родился. Правда, таинственная незнакомка исчезла, доказав тем самым, что он глубоко заблуждался, но в тот момент он был абсолютно уверен, что они созданы друг для друга, и если бы она ему позволила, доказал бы это и ей.

И теперь он стоял посреди пруда, в том месте, где вода доходила ему чуть выше пупка, и внезапно испытал странное чувство, что сейчас его жизненная энергия увеличилась. Это было приятное чувство, возбуждающее и захватывающее дух, ясное ощущение того, что должно случиться нечто важное, что в жизни его вот-вот произойдет какая-то перемена.

А он стоит посреди пруда в чем мать родила, подумал Бенедикт и усмехнулся. Быть абсолютно голым хорошо в другой момент и совершенно в другом месте. Например, в постели с красивой молодой женщиной. Он сделал несколько шагов в глубь пруда, ощущая под ногами мягкое, илистое дно. Ну вот, теперь вода доходит почти до груди. Холодно ужасно, но по крайней мере тело хоть немного прикрыто.

Он медленно обвел взглядом берег, тщательно осматривая каждое дерево, каждый кустик. Там непременно должен кто-то быть, иначе чем объяснить это странное чувство, охватившее его?

— Кто там? — крикнул он.

Молчание. Он и не ожидал, что ему ответят, однако попробовать не мешало.

Бенедикт прищурился и вновь обвел взглядом берег, медленно поворачиваясь, пока не совершил оборот на все триста шестьдесят градусов, но ничего не увидел. Лишь легкое колыхание листьев на ветру. И когда почти закончил обзор окрестностей, до него вдруг дошло, кто прячется на берегу.

— Софи!

Послышался изумленный крик, зашуршала листва.

— Софи Бекетт! — закричал Бенедикт. — Если вы от меня сейчас побежите, клянусь, я побегу следом за вами и даже не стану одеваться!

Шум на берегу начал постепенно стихать.

— И я вас непременно догоню, — продолжал Бенедикт, — потому что я сильнее вас и быстрее бегаю. И у меня может возникнуть желание заставить вас лечь на землю, чтобы убедиться, что вы от меня никуда не сбежите.

Шум на берегу стих окончательно.

— Хорошо! — крикнул Бенедикт. — А теперь выходите. Никакой реакции.

— Софи, я жду, — угрожающе протянул Бенедикт.

Несколько секунд стояла полная тишина, после чего послышались медленные, нерешительные шаги, и наконец он увидел ее. Она стояла жалкая и несчастная, в одном из своих жутких платьев, которое он с удовольствием утопил бы в пруду.

— Что вы здесь делаете? — крикнул он.

— Я просто гуляла. А что вы здесь делаете? — в свою очередь, спросила она. — Вы ведь больны, вам нельзя купаться, да еще в такой холодной воде.

— Вы шли за мной? — спросил Бенедикт, игнорируя и ее вопрос, и замечание.

— Конечно, нет! — выпалила Софи, и Бенедикт сразу же ей поверил. Актриса из нее никудышная, и кроме того, она вряд ли стала бы лгать. — Я никогда бы этого не сделала, — продолжала Софи. — Это неприлично. И в ту же секунду лицо ее покрылось краской смущения. Она поняла, что сморозила чушь: если бы ее и в самом деле беспокоили правила приличия, она ушла бы в ту же секунду, как только заметила Бенедикта. И Бенедикт тоже это понял.

Вытащив из воды руку, он сделал Софи знак отвернуться.

— Повернитесь ко мне спиной и подождите. Я быстренько оденусь.

— Я иду домой, — заявила Софи. — А вы можете продолжать купаться, сколько вашей душе угодно. Я вам не буду мешать.

— Вы останетесь, — решительно проговорил Бенедикт.

— Но…

Он скрестил руки на груди.

— Я похож на человека, который станет терпеть возражения?

Софи молча смотрела на него.

— Если вы побежите, — предупредил Бенедикт, — я вас поймаю.

Софи смерила глазами расстояние между ними, потом попыталась мысленно прикинуть расстояние до коттеджа. Если он станет одеваться, у нее есть шанс от него убежать, а вот если нет…

— Софи, — проговорил Бенедикт, — я практически вижу, как у вас из ушей идет пар. Бросьте ваши сложные математические расчеты и делайте то, что я вам сказал.

Нога у Софи машинально дернулась, а почему, Софи так и не поняла.

— Я жду, — подал голос Бенедикт.

Раздраженно вздохнув, Софи скрестила руки на груди, повернулась к Бенедикту спиной и уставилась на дупло в стволе дерева так пристально, словно от этого зависела ее жизнь, прислушиваясь к тому, что происходит у нее за спиной. А Бенедикт и не думал вести себя тихо, и Софи явственно представляла себе, что он делает в каждый момент. Вот он выходит из воды, вот тянется за брюками, вот натягивает их…

И почему он не позволил ей вернуться домой? Зачем заставляет испытывать такое унижение, ждать, пока он оденется? Софи чувствовала, что вся горит как в огне, щеки наверняка сделались пунцовыми. Любой нормальный джентльмен избавил бы ее от подобных переживаний, позволил бы вернуться домой и запереться в своей комнате по крайней мере дня на три, пока сам не забудет об этой истории.

Но Бенедикт Бриджертон, похоже, не намерен сегодня вести себя по-джентльменски. Стоило Софи пошевелить ногой, как он тотчас же крикнул:

— И думать об этом не смейте!

— Я и не думала! — возмущенно воскликнула она. — Просто у меня нога затекла. И поторопитесь! Что вы там так долго возитесь?

— Я одеваюсь, — насмешливо бросил Бенедикт.

— И специально так медленно, чтобы меня помучить!

— Вы в любой момент можете обернуться, — проговорил он. — Уверяю вас, что я попросил вас отвернуться, чтобы пощадить исключительно ваши чувства, а не мои.

— Мне и спиной к вам стоять неплохо, — буркнула Софи. После нескольких минут, показавшихся Софи целым часом, вновь послышался его голос:

— Можете повернуться.

Софи заколебалась. Что, если он еще не оделся? Что, если решил продолжить над ней издеваться и просит ее повернуться, в то время как сам стоит голый?

Но ничего не поделаешь, придется рискнуть, решила Софи, понимая, впрочем, что у нее нет другого выхода. И она обернулась. К ее облегчению — и, что греха таить, разочарованию, — Бенедикт стоял вполне прилично одетый, лишь в некоторых местах на одежде виднелись мокрые пятна — там, где она прилегала к телу.

— Почему вы не позволили мне пойти домой? — спросила Софи.

— Потому что хотел, чтобы вы остались, — просто ответил Бенедикт.

— Но почему? — не отставала она. Бенедикт пожал плечами:

— Сам не знаю. Может быть, хотел таким образом наказать вас за то, что подсматривали за мной.