Романтическая история мистера Бриджертона - Куин Джулия. Страница 13

— Мисс Физеренгтон! — прогрохотала леди Данбери, — Вы так и не сказали мне, кого же ты подозреваешь.

— Да, Пенелопа, — сказал Колин, хитрая улыбка мелькнула на его лице, — Ты так и не сказала нам про свои подозрения.

Первым порывом Пенелопы было пробормотать что-нибудь еле слышно и надеяться, что леди Данбери сочтет, что во всем виноват ее возраст и ошибка ее собственных ушей, а не губ Пенелопы.

Но, даже не глядя в сторону Колина, она могла ощущать близкое его присутствие, чувствовать его дерзкую и хитрую улыбку, и она внезапно почувствовала, как распрямляются ее плечи, и задирается подбородок выше обычного.

Его присутствие делало ее более уверенной, более смелой. Его присутствие делало ее более … похожей на саму себя. Или именно такой, какой она хотела, какой она мечтала быть.

— Вообще-то, — сказала Пенелопа, — глядя прямо в глаза леди Данбери, — Я думаю, что это могли быть вы.

Дружный вздох эхом разнесся по залу.

И в первый раз за всю свою жизнь Пенелопа Физеренгтон обнаружила себя в центре внимания. Леди Данбери уставилась на нее, ее проницательные бледно-голубые глаза смотрели на нее пристально и оценивающе. И затем случилась самая удивительная вещь. Ее губы стали подрагивать в уголках рта. Затем уголки ее губ поползли вверх, и только тогда Пенелопа осознала, что леди Данбери улыбалась.

— Ты мне очень нравишься, Пенелопа Физеренгтон! — воскликнула леди Данбери, постукивая своей тростью по носку туфли. — Я держу пари, что половина людей в зале, имеет такое же мнение, как и ты, но только у них не хватает храбрости, чтобы сказать мне это в лицо.

— По-правде говоря, я так не думаю, — сказала Пенелопа, вздрогнув, после того, как Колин легонько ткнул ее под ребра.

— Очевидно, — проговорила леди Данбери со странным блеском в глазам, — Ты так думаешь.

Пенелопа не знала, что сказать на это. Она посмотрела на Колина, который ей ободряюще улыбался, потом снова посмотрела на леди Данбери, та в этот момент смотрела на нее почти … с материнским выражением лица. Что было самой странной вещью, которую когда-либо видела Пенелопа. Пенелопа сильно сомневалась, что леди Данбери вообще могла смотреть с материнским ободрением во взоре даже на собственных детей.

— Разве это — не приятно, — старая леди наклонилась к ней так, что ее могла слышать одна Пенелопа, — обнаружить то, что мы на самом деле совсем не такие, как мы о себе думаем?

И она ушла, оставляя Пенелопу, задающуюся вопросом, могла ли она быть совсем не такой, какой она себя представляла.

Следующий день был понедельник, что означало для Пенелопы чаепитие с дамами семейства Бриджертон в доме Номер Пять. Она уже не помнила, когда у нее это чаепитие вошло в привычку, но уже почти десять лет она приходила в понедельник днем на чай к леди Бриджертон. И если в этот раз она там днем не появится, то Пенелопа ожидала, что леди Бриджертон пошлет кого-нибудь привести ее туда.

Пенелопа наслаждалась традицией дневного чая с бисквитами леди Бриджертон. Это не был широко распространенный ритуал, наоборот, Пенелопа не знала никого, кто ежедневно имел привычку днем пить чай. Но леди Бриджертон настаивала, что она не может делать такой длинный промежуток между завтраком и ужином, особенно если они вечером посещают различные приемы, и едят поздно вечером, почти что ночью. Таким образом, каждый день в четыре часа леди Бриджертон и разное количество ее детей (часто также один или два близких друга) собирались в неофициальной верхней гостиной на чай с бисквитами.

Моросил небольшой дождик, хотя день был довольно теплый, поэтому Пенелопа взяла свой темный зонтик с собой, хотя ей предстояла небольшая прогулка пешком до дома Номер Пять.

Этим маршрутом, она следовала уже сотни раз до этого. Несколько зданий вниз по улице до угла Маунт и Дейвис-стрит, затем по краю Беркли-сквер до Брутон-стрит. Но в этот день у нее было какое-то странное настроение, немного приподнятое и даже ребяческое, поэтому она решила срезать путь, и пошла напрямик прямо через клумбы на северном углу Беркли-сквер. Не было никакой другой причины слушать чавкающий звук, которые издавали ее ботинки по мокрой земле.

Леди Данбери допустила ошибку. Это должно было произойти. Она вела себя вчера слишком легкомысленно, начиная с их первого столкновения вчера вечером.

— Я. Не. Такая. Как. Я. Думаю. О себе, — напевала она себе под нос, шагая по траве, и произнося каждое последующее слово в тот момент, когда ее подошва ее ботинка погружалась во влажную землю.

— Нечто большее. Нечто большее.

Она достигла наиболее влажной и мягкой полосы земли, и двигалась подобно конькобежцу, скользя по траве и напевая (это еще, конечно, мягко сказано; она совсем не изменилась со вчерашнего дня, а до этого, она ни разу не пела на публике).

— Нечто бо-о-ольшее-е, — пела она в тот момент, когда скользила по траве.

И надо же было такому случиться (и это было довольно достоверно — по ее собственному мнению, по крайней мере — у нее был самый худший выбор времени во всей истории цивилизации), именно в этот момент, она услышала мужской голос, зовущий ее по имени.

Она скользнула по траве и остановилась, пылко поблагодарив небеса за то, что она сумела восстановить равновесие в самый последний момент, и удержалась от приземления прямо на пятую точку на влажной и грязной земле.

И, конечно же, это был он.

— Колин! — смущенно проговорила она, стараясь, держатся так, словно она ожидала встречи с ним. — Какой сюрприз, — пробормотала она.

Он смотрел на нее, выглядя так, словно пытался скрыть улыбку.

— Ты танцевала?

— Танцевала? — эхом откликнулась она.

— Ты выглядела так, словно танцуешь.

— Ох. Нет, — она виновато сглотнула, потому что хотя с технической точки зрения, она и не врала, но чувствовала она себя сейчас так, будто и правду танцевала в каком-то замысловатом танце. — Ну, конечно, нет.

Его глаза многообещающе сверкнули.

— Какая жалость! Я бы тогда почувствовал себя вынужденным стать для тебя партнером, к тому же, я никогда еще не танцевал на Беркли-сквер.

Если бы он сказал это ей двумя днями ранее, она бы посмеялась над его шуткой, и позволила ему быть остроумным и очаровательным. Но она снова услышала голос леди Данбери у себя в мозгу, поэтому она неожиданно решила, что не желает быть старой Пенелопой Физеренгтон — старой девой, которой она была до этого.

Она решила поучаствовать в забаве.

Она улыбнулась улыбкой, которой она никогда прежде не улыбалась, и даже не думала, что умеет так улыбаться. Это была немного порочная и таинственная улыбка, но она знала, что ей не привиделось это, потому что глаза Колина заметно расширились от удивления, в этот момент она пробормотала:

— Это было бы неприлично, но довольно приятно.

— Пенелопа Физеренгтон, — сказал он, медленно растягивая слова, — Мне послышалось, будто ты сказала, что ты не танцевала.

— Я солгала.

— В таком случае, — сказал он, — Сейчас должен быть мой танец.

Пенелопа внезапно почувствовала себя странно. Именно поэтому, ей не следовало слушать шепот леди Данбери в своей голове. Она сумела стать смелой и очаровательной на краткий миг, но понятия не имела, что делать дальше.

В отличие от Колина, дьявольски ей улыбающегося, и протягивающего руку, стоя в начальной позиции вальса.

— Колин, мы на Беркли-сквер! — пробормотала она сдавленным голосом.

— Я знаю. Я только что говорил тебе, что никогда прежде не танцевал здесь. Вспомнила?

— Но —

Колин воинственно скрестил руки.

— Так-так-так. Ты не можешь сделать вызов подобно этому, а потом сбежать. Кроме того, танец на Беркли-стрит, кажется относиться к тому типу вещей, которые человек просто необходимо сделать хоть раз в жизни, ты не согласна?

— Все нас увидят, — быстро прошептала она.

Он пожал плечами, стараясь скрыть тот факт, что его забавляла ее реакция.

— Я не беспокоюсь об этом. А ты?