Романтическая история мистера Бриджертона - Куин Джулия. Страница 38

Пенелопа посмотрела на возвышение, где Крессида ждала, стоя там с удивительным терпением, пока все в зале успокаивались.

— Интересно, что же она собирается сказать?

— Ничего, что могло бы заинтересовать меня, — ответила леди Данбери, — Я — О, — она замолчала, ее лицо приняло странное выражение, слегка нахмуренное, слегка улыбающееся.

— Что такое? — спросила Пенелопа, она закрутила головой, пытаясь увидеть, что привлекло внимание леди Данбери, но довольно полный джентльмен закрывал ей весь обзор.

— Приближается твой мистер Бриджертон, — сказала леди Данбери, улыбка осветила ее хмурый взгляд. — И выглядит он решительно настроенным.

Пенелопа тут же стала вращать головой во все стороны.

— Ох, ради Бога, девочка, да не смотри ты так! — воскликнула леди Данбери, ткнув Пенелопу локтем в бок. — Он поймет, что ты им очень заинтересована.

— Я не думаю, что имеется хоть малейший шанс, что он это до сих пор не понял, — проворчала Пенелопа.

И затем появился он, прямо перед ней, словно красавец Аполлон, соизволивший почтить землю своим присутствием.

— Леди Данбери, — произнес он, вежливо и изящно кланяясь, — Мисс Физеренгтон.

— Мистер Бриджертон, — сказала леди Данбери, — Как приятно видеть вас здесь.

Колин посмотрел на Пенелопу.

— Мистер Бриджертон, — пробормотала Пенелопа в ответ, абсолютно не зная, что сказать.

Что следует говорить мужчине, который недавно целовал тебя? У Пенелопы, конечно, не было никакого опыта в этой области. Не упоминать же, его поспешное бегство из дома, после того, как он поцеловал ее.

— Я надеялся …, — начал Колин, затем остановился и нахмурился, посмотрев на возвышение, — На что это все смотрят?

— Крессида Туомбли собирается сделать какое-то объявление, — пояснила леди Данбери.

Лицо Колина приняло хмурое и раздраженное выражение.

— Независимо, оттого, что она собирается сказать, я это не хочу слышать, — пробормотал он.

Пенелопа не могла не улыбнуться. Крессида Туомбли считалась лидером в обществе, или так, по крайней мере, было, когда она была молодой и не состоящей в браке, но Бриджертонам она никогда не нравилась, что всегда заставляло Пенелопу чувствовать себя немного лучше.

Именно тогда прозвучал звук трубы, и в комнате наступила тишина, поскольку все посмотрели на графа Максфилда, который стоял на возвышении рядом с Крессидой, и выглядел определенно неуютно из-за обрушившихся на него со всех сторон взглядов.

Пенелопа улыбнулась. Ей рассказывали, что граф был когда-то отъявленным повесой, но сейчас граф был примерным мужем, и все свое время посвящал семье. Хотя, он все еще был достаточно красивым, чтобы быть повесой. Почти такой же красивый, как Колин.

Но только почти. Пенелопа знала, что она слишком предубеждена, но трудно представить, что на свете есть мужчина, такой же магнетически притягательный, как Колин, когда последний улыбался.

— Добрый вечер, — громко произнес граф.

— Добрый вечер и тебе, — раздался чей-то пьяный выкрик из дальнего угла комнаты.

Граф добродушно кивнул, терпимо улыбаясь.

— Моя, э-э, многоуважаемая гостья, — он кивнул в сторону Крессиды, — Хотела бы сделать объявление. Если вы готовы обратить ваше внимание на леди, стоящую рядом со мной, я представляю вам Крессиду Туомбли.

Волна шепота, прокатилась по залу, когда Крессида, шагнула вперед, кивая толпе, словно королева своим поданным. Она подождала пока установиться полная тишина.

— Леди и джентльмены, спасибо вам, что нашли время оторваться от ваших развлечений, и уделили мне ваше бесценное внимание.

— Давай, побыстрее, — прокричал кто-то, возможно, тот же самый человек, который кричал и графу.

Крессида проигнорировала этот выкрик.

— Я пришла к выводу, что больше не могу продолжить обман, который управлял моей жизнью в течение последних одиннадцати лет.

Зал загудел. Каждый понял, что она собирается сказать, и все же, никто из них не верил, что это могло быть правдой.

— Поэтому, — продолжала Крессида, голос ее нарастал, — Я решила открыть вам мою тайну.

— Леди и Джентльмены, Я леди Уислдаун!

Глава 11

Колин не мог вспомнить, когда он входил последний в зал с таким сильным дурным предчувствием.

Последние несколько дней не были лучшими днями в его жизни. Он был в плохом настроении, которое еще больше ухудшалось от сознания того факта, что он был всем известен своим хорошим настроением, которое подразумевало то, что каждый буквально чувствовал себя вынужденными комментировать его состояние.

Что могло быть хуже для плохого настроения, чем постоянные вопросы:

— Почему ты в таком плохом настроении?

Его семья прекратила что-либо спрашивать у него, после того, как он фактически прорычал — прорычал! — на Гиацинту, когда она всего лишь попросила его сопровождать ее в театр на следующей неделе.

Колин никогда не думал, что он способен рычать.

Он оказался перед необходимостью принести свои извинения Гиацинте, что являлось довольно неприятной задачей, так как Гиацинта никогда не принимала извинения благосклонно, по крайней мере, не от своих братьев.

Но объяснение с Гиацинтой было самой маленькой проблемой. Ни одна его сестра заслуживала его извинений.

Именно поэтому его сердце забилось от странного возбуждения, и в немыслимым темпе, когда он вошел в зал Максфилдов. Пенелопа должна была быть здесь. Он знал, что Пенелопа должна была быть здесь, потому что она всегда посещает главные балы сезона, хотя и делает это в большинстве случаев в качестве дуэньи своей сестры.

Было что-то уничижительное в чувстве его беспокойства и взволнованности, которое возникло из-за предстоящей встречи с Пенелопой.

Пенелопа была … Пенелопой. Было такое ощущение, что она всегда стояла у периметра зала, вежливо улыбаясь. И он считал это, конечно, само собой разумеющимся. Некоторые люди не менялись, и Пенелопа была одной из них.

Кроме того, что она все-таки изменилась.

Колин не знал, когда это случилось, и вряд ли кто-нибудь другой, кроме него, мог заметить это, но Пенелопа не была больше той самой женщиной, которую он всегда знал.

Или, может быть, она все же была той самой женщиной, а изменился он.

Из-за чего он чувствовал себя еще хуже, потому что в этом случае, Пенелопа была интересной, чудесной и необычайно привлекательной все эти годы, а он был незрелым настолько, что не смог заметить ее красоту и изящество.

Нет, лучше думать, что изменилась сама Пенелопа. Колин никогда не был большим любителем самобичевания.

Но, независимо от этого, он должен перед ней извиниться, и извиниться как можно скорее. Он должен извиниться за поцелуй, потому что она была леди, а он был (по крайней мере, большую часть времени) джентльменом. И он должен извиниться за свое дурацкое поведение после поцелуя, потому что это было просто необходимо сделать.

Лишь Небеса могли знать, что могла подумать Пенелопа о том, что же он о ней думает.

Было нетрудно найти ее, после того, как он вошел в зал. Он даже не посмотрел на танцующие пары (что ужасно злило его — почему другие мужчины могли пригласить ее на танец?). Он сразу сфокусировал свое внимание вдоль стен, и скоро увидел ее, сидевшую на длинной скамье, рядом с —

о, Господи! — леди Данбери.

Ладно, не оставалось ничего другого, как прямо идти вперед. Пенелопа и эта назойливая старушка держали друг друга за руки, и нечего было даже думать, что леди Данбери исчезнет в ближайшее время.

Когда он подошел к двум леди, он склонился в изящном поклоне перед леди Данбери.

— Леди Данбери, — произнес он, возвращая свое внимание на Пенелопу. — Мисс Физеренгтон.

— Мистер Бриджертон, — сказала леди Данбери, с удивительным отсутствием колкости и резкости в своем голосе, — Как приятно видеть вас здесь.

Он кивнул, затем посмотрел на Пенелопу, задаваясь вопросом, о чем же она сейчас думает, и способен ли он прочесть это в ее глазах.