Скотина II (СИ) - Городничий Степан. Страница 5
Шел не спешно, разглядывал кривые березки, насвистывал. Все ощущения и выдержку в чувство опасности, — Смотри, Котик, это белка. Грызун, участник твое пищевой цепочки. А эта шелудивая псина — твой конкурент. На собаку Котик даже не покосился, не заслуживает такой конкурент внимания. На белку сразу сделал стойку, прижав уши.
В момент, когда интуиция взвыла белугой, удалось провернуть единственный тактический прием, бывший в моем арсенале — упасть лицом прямо в пыль. Постоянные тренировки сказываются, прием был проведен виртуозно. Кот выдал свое обычное неудовольствие, покатившись по земле. Нападавший издал похожий звук, споткнувшись о мою бренную тушку. Мясницкий тесак, просвистел над головой и звякнул о дерево.
К моменту, когда я встал, щупая разбитый нос, Егор сидел на убийце сверху, немилосердно выкручивая руку и вдавив морду в прелую листву. Ловкий старикашка, одной рукой матерого мордатого бандита на узел завязал.
Я подошел неспешно, — Имя, звание, номер части?
Неразборчивое бурчание, пузыри из носа, — Че-чего?
Приподнял за волосы, повторил вопрос более понятно, — Имя, заказчик, цель нападения.
Бандит что-то зарычал, выкручиваясь, Егор так повернул кисть, что рычание превратилось в визг.
— Шучу я, чего напрягся? Достаточно просто имени, оно у тебя есть?
— Федор я, это, обознался.
— Федор значит, обознался значит, ну-ну.
Оглядел нападавшего — черный нечёсаный, серая куртка, мешковатые штаны. Такой и из гитан может быть, и у слуг Собакина одежда похожая. Да тут все так одеваются.
— Ограбить хотел, нерадивый попутал.
Пощады не просит. Знает кошка, чье сало съела.
Егор подал голос, — Боря, мне минут тридцать надо, разговорю как миленького, воробьем запоет.
Не сомневаюсь, что мой дядька развязывать языки умеет, вот у него даже воробьи поют. Нет у нас нет столько времени, на хвосте еще кто-то. Будем демонстрировать более прогрессивные, современные методы.
— Егор, держи крепче, чтобы не дергался.
Подобрал здоровенный нож, больше похожий на мачете. Вспорол брюки, сорвал лохмотья вместе с давно нестиранными трусами. Острый, кончиком едва касался, а несколько алых полос на ногах нарисовалось. Плохо, Боря, ты хирург, и должен уметь контролировать силу нажатия до нескольких микрон. Неважно, что голодный, и что в руке — тоже неважно.
— Федор, ты, наверное, благородный герой? Умеешь терпеть боль и у тебя есть свой кодекс? Даже под страхом смерти ты не сдашь заказчика.
Киллер зыркнул глазами, налитыми кровью, прошипел, — Я ничего не скажу!
— Уважаю принципиальных людей. Давай я расскажу, что будет дальше. Вот передо мной лежит твое хозяйство, во всей красе. Сейчас я наступлю на него ногой и еще раз задам вопрос. Прежде чем мой ботинок превратит твое достоинство в омлет, ты закричишь, что расскажешь все, выдашь заказчика, начальника и родную маму.
— Что, ты не посмеешь. Ты, да знаешь…
— Знаю, Федор, и вопросы больше задавать не буду.
Резко нажал на мошонку, перенеся на каблук всю свою массу. Одно яйцо поддалось сразу, со звуком лопнувшего пузыря. Второе вдавилось в мягкую почву, под жесткой подошвой пыталось перекатываться, но дело было сделано.
Бандит закричал и завыл таким голосом, будто лишился самого дорого. Подбросил Егора метра на два. Попытался вскочить, упал сворачиваясь в позу эмбриона. Начал скулить и биться лицом о землю.
Самый обычный травматический шок. Если сознание не потеряет — минут десять колбасить будет. Потом давление упадет. Травма закрытая, потеря крови не грозит, жизни напрямую ничего не угрожает, если сердце не слабое.
— Егор, уходим.
— Борис, а как же заказчик, имена, причина? Мы же ничего не узнали!
— Идем быстрее, по дороге все расскажу. Если бы он назвал имя заказчика, чтобы это изменило?
— Ну как же, врага знать в лицо, подготовиться, может опередить, разве нет?
— Своих врагов я знаю, пусть не в лицо, но поштучно точно. Прямо сейчас имя нам ничего не даст. Нападать сами мы не можем. Пожаловаться — некому. Подготовиться — нам в любом случае ко всему готовым надо быть. А так мы как минимум выиграем время.
— Время?
— Его найдут те, кто убить направил. Будут спрашивать, что случилось, что он сказал, кого выдал. И тут два варианта, поверят или нет. Если поверят, будут думать, почему нам заказчик не важен. Если не поверят — убьют его, и все равно будут думать, спорить. Мы столкнулись с системой. А любая система больше всего чего не терпит?
— Больно мудрено как-то.
— Непредсказуемости она не выносит. Никакой и ни в каком виде. Если наши действия невозможно просчитать — есть вероятность, что нас вообще оставят в покое.
Не успели сделать десятка шагов, как из кустов выскочил мужик с вилами и перегородил дорогу.
— Стоять!
Из-за спины выглянула сопливая довольная мстительная рожа, — Да, тятенька, вот этот, этот толстый меня хотел съесть. Покажи ему, покажи. Попался людоед!
— Стоять говорю, кто такие?
Если спрашивает — уже хорошо, сходу не напал. Один не страшно, но людоеда мочить может и весь квартал подняться, с кольями, косами и всем, что под руку попадется.
Как в воду глядел, со всех сторон начали выныривать тени, серьезные морды озлобленные. содержимое рук не предвещало ничего хорошего.
— Егор, десяток шагов в сторону, толпа большая, пусть разобьется на две части. Никого не убей и калечить не вздумай.
Я ответил, копируя манеру аристократов, то есть презрительно оттопыривая губу, — Борис Тараканов гулять изволит. Кто и по какому праву нас смеет задерживать?
Вперед выдвинулся щербатый мужик с пудовыми кулачищами, — Да что с ним говорить, мочить надо.
— Это ты моего сына сожрать пытался? Сейчас ответишь за всех, за всех ответишь.
Не уверен, что я похож на человека, который питается тощими вонючими мальчишками.
— Никого я сожрать не пытался. Я дворянин Тараканов, просто гуляю со своим дядькой.
— Это благородный. Вот значит, им все можно. Жрать наших детей, убивать, калечить.
Угрозы посыпались со всех сторон:
— Бей гада.
— Мочи маниака.
— Окружай, пока не убег.
Карта дворянина была разыграна неудачно. Удар по затылку не пропустил, закрылся рукой вовремя, только руку подставил ту, которая недавно уже страдала. Новый перелом ощутил сразу, без смещения, но кость явно треснула.
Падать нельзя. Лежащая тушка для такой толпы сработает как красная тряпка на быка. Это не дядька и не четверка слабосильных подростков.
— Эй, ты мне руку сломал. А это была моя любимая рука.
— Это только начало, сейчас все кости переломаем. В котлету.
— Погоди Ефим, вот там орет еще один, их трое, и что-то не поделили.
Надо говорить, нельзя показывать себя жертвой. Выкрикнул громко, — Это бандит, с ножом на нас напал. Надо его оберам сдать.
— Тебя самого надо сдать.
Сдать это лучше, чем кольями замолотить — прогресс, однако.
Беспредел закончился в одну секунду, когда на полянку выплыло око, бесстрастно снимая всю панораму.
— Обер-лейтенант Николай Иванович Поляков. Шестнадцатая городская управа. Бросить оружие и сесть на землю.
— Господин обер-лейтенант, поймали, поймали людоеда. Изловили окаянного. Сына Ефимки съесть обещался. И вона доброго человека избил.
— Кто такой, представься.
Протянул ладонь, — Борис Тараканов, приехал учиться. Вот, гуляю с дядькой. Сначала кто-то лихой с ножом напал. Теперь вот эти как с цепи сорвались.
Услышав мое имя, обер-лейтенант выдохнул с облегчением, ткнул паре мужиков, усевшихся на поваленное дерево, — Вы двое, отнесите пострадавшего в повозку.
— А людоед, людоед как же?
— Цыц сказал. Все в Рваные земли пойдете. Совсем страх потеряли. Мыслимое дело — на голубую кровь руку поднять.
Народ мгновенно начал таять, нырять в кусты, бросая нехитрое оружие.
— Борис Антонович, чуть не опоздали. Следили за извергом, что по вашу душу отправился. Вижу, вы сами отбились. А это мужичье мы мигом разгоним. Ударили вас? Поди рука сломана. Мигом разберемся, только укажите.