Взрослые сказки (СИ) - Изотова Наталья Сергеевна. Страница 27

Когда горизонт понемногу стал светлеть, я как можно тише встал с дивана, взял стоявшую рядом сумку, собранную еще вчера, и выскользнул за дверь. Предрассветный ветер тут же пробрал меня до костей, выдув все тепло дома, но мгновенно взбодрив и заставив ускорить шаг. Не оборачиваясь, не глядя по сторонам, в серых сумерках я направился к дороге через лес, по которой сюда пришел, отлично помня, что путь предстоит долгий. Но, как ни странно, позже я не мог вспомнить ни единого его метра. Я шел, словно пьяный, почти не ощущая дорогу, не замечая ничего вокруг, сконцентрировано глядя внутрь себя, так и не вспомнив ни про монетку в пне, которую хотел забрать, ни про все остальное, замеченное мной по пути сюда. Будто я летел или… бежал из деревни, опасаясь, что меня могут догнать. Но никто не бросился вдогонку.

Я выскочил из леса на остановку как раз в тот момент, когда автобус хотел развернуться и уехать, даже не притормозив — что нисколько не странно, учитывая, что, кроме меня людей на ней не было. Водитель резко затормозил, открыл дверь, и я заскочил в салон, тут же пройдя в самый конец, бухнулся у окна, отходя от только что совершенной быстрой прогулки. Тогда я еще не чувствовал усталости, но уже к обеду мои ноги нещадно ныли. Автобус тронулся, и тут меня, наконец, отпустило гнавшее меня чувство. Сердце стало биться медленнее, я глубоко вздохнул и довольно быстро задремал, без сновидений и кошмаров, наверстывая бессонную ночь.

Я был дома уже к обеду, неплохо отдохнув в дороге. Жена с работы еще не вернулась, так что вся квартира была предоставлена мне, и первым делом, закинув все вещи в стиральную машину, я залез под душ и отмокал там не менее получаса, смывая с себя всю усталость путешествия, накопившуюся грязь и тяжелые мысли. Потом все же заставил себя выбраться оттуда, растереться полотенцем и, нырнув в любимый халат, отправился сам варить себе кофе. Знаете, ощущение дома, уюта, во многом состоит из привычных для нас запахов: мыла для рук, геля для душа, запаха одежды, выпечки, свежесваренного кофе. С чашкой в руках я прошел в свой кабинет, устроился в кресле и прикрыл глаза, ощущая, как постепенно все тревоги уходят и все, что произошло в последние дни, потихоньку смазывается, уплывает, рассеивается, словно дым или утренний сон. Резко дернувшись и чуть не расплескав остатки кофе, я открыл глаза и потянулся к кнопке включения ноутбука, понимая, какую большую ошибку совершил, вопреки обычного не занося во время путешествия в блокнот пометки, и к какой опасной черте сейчас подошел, рискуя лишиться всего материала, что стоил мне немалых пота и крови — в прямом смысле слова.

Уже спустя пару минут я, позабыв обо всем на свете, кроме моей статьи, быстро стучал по клавишам (привычка, доставшаяся мне после долгой работы на печатной машинке), пытаясь набросать план, основу будущего сочинения, но невольно выкладывая сказки дословно, будто они уже были записаны на пленку где-то внутри меня — и я не мог выкинуть из них ни слова. Я не заметил, как вернулась жена — она заглянула в кабинет, тепло обняла меня сзади за плечи и что-то произнесла, кажется, "Я рада видеть тебя дома" — но я просто знал уже, что она скажет, я не слышал ее слов. Уже не в первый раз я уезжал за репортажем и по возвращении вот так, не замечая ничего, работал в своем кабинете, пока статья не была окончательно готова или хотя бы набрана для редактирования — она знала это, еще до замужества, и это был ее выбор.

Поздним вечером она принесла мне тарелку горячего ужина, предусмотрительно накрытого колпаком, чтобы дольше не остывал, и неслышно удалилась, ласково поцеловав в шею. Я кивком головы поблагодарил за еду, даже не выныривая мысленно из сюжета той сказки, что сейчас набирал, и отлично понял ее намек, который, впрочем, не менялся уже который год — она будет ждать меня, пока не заснет. Увы, сегодня безрезультатно. Работа отпустила меня только утром, я позже подумал, что поэтому даже не смог бы проверить, найдут меня здесь кошмары или нет: самое ужасное чудовище могло бродить на расстоянии вытянутой руки — я бы просто не обратил внимания. Отправившись в ванную ополоснуть лицо, чтобы уставшие глаза перестали слипаться, я неожиданно втянул носом воздух и невольно скривился, ощутив запах сырости и затхлой воды, больше подходящий именно для деревни, но никак не для городской квартиры. Оглянувшись, я увидел задернутые шторы перед ванной, смысл существования которых до сих пор оставался для меня загадкой, и понял, что запах идет оттуда.

Уже не в первый раз жена, приняв ванну, зачем-то закрывала их. Мы старались не ругаться по бытовым пустякам, к тому же она как-то призналась на мое замечание, что сама не знает, зачем делает это — так было принято в ее доме и с малых лет вошло в привычку, с которой теперь взрослая женщина ничего не могла поделать. Ну что ж, она во многом была терпима ко мне, было бы грубо и глупо не ответить ей тем же. Поэтому я уже в который раз просто подошел и раздвинул шторки. Затхлый запах шел из слива, я промыл его водой, чуть удивленно прислушиваясь к странным булькающим звукам, и сделал в уме заметку после посмотреть, в чем там дело. В тот момент, когда я выходил из ванной, зазвонил будильник, и я услышал сонное бормотание жены и шорох одеяла. Наверное, пора было сделать перерыв и немного подкрепиться, поэтому, захватив свою тарелку с нетронутым ужином, я отправился на кухню: разогревать его в микроволновке и готовить ей завтрак.

— Доброе утро. Ты так и не ложился? — все еще сонно щурясь, она зашла на кухню, по пути завязывая халат, и упала на табурет.

— Нет, хорошо работалось, — я поставил перед ней кофе и совершенно гадкую на вкус овсянку-пятиминутку, которую некоторые женщины почему-то очень любят, согласно опросам нашего журнала, и принялся за ужин, внезапно ставший завтраком.

— Спасибо, — сделав большой глоток кофе, она подняла на меня глаза. — Не расскажешь, что ты там раскопал?

— Ты же знаешь, я не рассказываю о статье, пока ее не напечатают, — ответил я.

— Ты же знаешь, я буду нема, как могила, — тем же тоном ответила жена, и это была чистая правда — вопреки женской природе она умела хранить тайны.

— Сказки, — пожал я плечами, прекрасно понимая, что большинство из того, что там произошло, я не расскажу никому и никогда. — Местный старожил, врач, рассказывал мне сказки.

— Например? — она все не унималась. — Расскажи хоть одну, у меня еще час до выхода.

Я замялся. Нет, не потому, что верил предупреждениям Дамиана не рассказывать никому вслух эти истории, а потому, что они действительно были странными. Но ведь только у меня были такие проблемы с кошмарами, жене-то ничего не грозит. К тому же, до этого я с готовностью делился с ней собранной информацией, интересуясь ее мнением, было бы странно делать из этого тайну сейчас.

— Хорошо.

И я рассказал, как мне показалось, самую безобидную для города сказку — о русалочке.

Жена слушала внимательно, ни разу не перебив, и, когда я, наконец, замолчал, задумчиво опустила взгляд в свою чашку, где на дне еще оставался кофе.

— Так значит, она может появиться из любой водной поверхности, даже из чашки? — совершенно неожиданно для меня поинтересовалась она.

— Нет, чашка очень мала, да и неужели ты веришь в эту чушь? Обычная страшилка.

— Я всего лишь спросила, — в голосе, которым была произнесена эта фраза, я вдруг уловил уязвленные нотки. — Но спасибо, что рассказал, а теперь мне пора собираться.

Она вернулась в комнату, откуда послышался звук открываемой дверцы шкафа.

— А я вернусь к работе… — пробормотал я и вдруг кое-что вспомнил. — Скажи, а Фабрис не звонил? Как там Марго с Люси?

Последовала долгая пауза, после чего жена, уже одетая и бледная, как полотно, медленно вышла в кухню.

— Звонил, — тихо ответила она. — Твой мобильный не работал, и он звонил сюда.

— Так как там Люси? — переспросил я.

— Она… она умерла. Марго сейчас в больнице, на успокоительных, этот удар подкосил ее психику, — я стоял, как громом пораженный, даже не зная, что сказать, но моего ответа, впрочем, никто и не ждал. — Фабрис спросил, где ты, я ответила, что уехал по работе, и я не знаю, куда. Сказала, ты перезвонишь, когда вернешься, но он наоборот просил больше не звонить ему. Никогда.