Взрослые сказки (СИ) - Изотова Наталья Сергеевна. Страница 8

— Вода стоячая и еще довольно теплая, в ней запросто могут быть личинки или яйца паразитов.

Странно, но я ощутил некоторое разочарование.

— Неужели с озером, носящим такое название, не связана никакая легенда или история? — поинтересовался я, подсаживаясь на поваленное дерево рядом с врачом, раскуривавшим после работы трубку. Ароматный дымок потянулся над поляной, и, хотя я и не был сторонником курения, в этот раз мне даже понравилось, как удачно он забивал неприятный запах воды.

— Есть сказка, — произнес Дамиан, и в его глазах, мне показалось сквозь облачко дыма, блеснул хитрый огонек. Я просил его рассказать мне вторую сказку, и он специально привел меня сюда, зная, что я задам подобный вопрос — но не сказал об этом заранее, выдержав эффектную паузу, как настоящий рассказчик! Браво! Я вдруг подумал, как на удивление удачно все складывается: ведь именного такого, умудренного жизнью, знающего десятки историй, готового ими поделиться, спокойного и интересного самого по себе человека я и искал, когда начинал свое путешествие. И теперь мне оставалось лишь слушать и запоминать… надеясь, что не разыграется фантазия и кошмары меня больше не посетят.

— Расскажите, пожалуйста, — попросил я, и врач не заставил себя упрашивать. Кивнув, он начал повествование.

Детство Адель было очень недолгим: едва девочке стукнуло пять, как умер ее отец, человек добрый, сильный, души не чаявший в своей жене и дочери. Ее мать решила, что не сможет одна вести хозяйство, и очень скоро вышла замуж повторно, только вот отношения у падчерицы с отчимом не сложились: то ли из-за того, что она привыкла к вниманию и некоторому своеволию, часто упоминала отца, то ли из-за привычки мужчины иногда крепко выпить, а в остальное время отчитывать ребенка, подкрепляя свои слова шлепками и затрещинами. Время шло, девочка росла, а становилось только хуже — все, что она делала, воспринималось в штыки: и суп жидкий варила, и полы плохо мыла, и чай отчиму назло обжигающий наливала. Каждый день на нее кричали, возводили напраслину, а мать лишь назидательно требовала уважать кормильца, не вредничать и стараться быть хорошей дочерью.

В начале осени случилось так, что мать заболела. Началось все с обычной простуды, но силы стремительно покидали женщину, пока она не превратилась в подобие призрака, способного еле-еле передвигаться по комнате, а потом и вовсе слегла. Вся работа по хозяйству свалилась на Адель, которой теперь и поговорить было не с кем, ведь отчим не пускал ее за порог, твердо уверенный, что нечего порядочной девушке делать на улице, если только она не намерена в ближайшее время "осчастливить" родителей внуком от неизвестно кого. Сам мужчина почти не просыхал, он взашей выгнал врача, чьи лекарства снова не помогли, не позволял поить жену новыми, что девушке удалось втайне от него выпросить, и теперь женщина просто тихо умирала. Адель душило отчаяние, она не могла дать вот так погибнуть самому близкому и любимому человеку, пусть давно не становившемуся на ее сторону, но она ничего не могла сделать. В один далеко не прекрасный день девушка не выдержала и позволила себе то, что не следовало делать: она накричала на отчима, набравшегося уже с самого утра, она пыталась объяснить ему, что нельзя так жить, тратя все деньги на выпивку, надо спасать мать, пробовать новые лекарства, что той трудно дышать в пропахшем алкоголем темном доме, где он запрещает открывать окна, что ей самой очень тяжело работать с рассветных сумерек до поздней ночи. И под конец призналась — что да, она хочет уйти, завести свою семью, а не вечно сидеть здесь в заточении.

Реакции долго ждать не пришлось: отчим крепко поколотил падчерицу, его словами "поучил уму-разуму и уважению к родителям", попутно объяснив, что право выбора ей не давали и, как только мать умрет, он женится на ней, чтобы Адель готовила ему и убирала до конца своих дней. Которые наступят очень скоро, если она не смирит свой нрав. Не дожидаясь, пока он выполнит свои угрозы, девушка, прихрамывая, выскочила из дома и, не оглядываясь, побежала в лес со всех ног, однако никто за нею не гнался.

Размазывая слезы, она долго брела между деревьев, не разбирая дороги и не собираясь возвращаться, пока наконец, к вечеру, не вышла к Озеру Утопленников. Когда-то оно было кристально чистым, в ясные дни можно было с легкостью рассмотреть глубокое дно, над которым неспеша проплывали огромные рыбы. Потом что-то пошло не так, может, питающий его источник иссяк — но вода застоялась, озеро заболотилось, живность из него куда-то пропала, а поверхность густо поросла ряской. После крика, плача, долгой ходьбы, Адель очень хотела пить. Она склонилась над озером, смахнула сверху зелень и зачерпнула ладонями темную воду, оказавшуюся такой гадкой на вкус, что девушка с трудом заставила себя ее проглотить. Рябь затихла, и из отражения на нее посмотрело бледное лицо с синяками и разбитой губой. Адель прерывисто вздохнула, прижала к груди все еще ноющую руку, которой особенно досталось, и отползла подальше, на мшистый берег. Ей было жалко себя, но еще больше ей было больно за мать, которой выпала такая судьба. Юная девушка ничего не могла сделать, никто бы не заступился и не помог ей, поэтому выход она видела лишь один.

Раздевшись донага и аккуратно сложив на берегу свою одежду, Адель сделала первый шаг в прохладную воду. Из-под ее ног тут же поднялся ил, замутив и так темную поверхность, а ступни поплыли по скользкому дну, но девушка не остановилась. Медленно она заходила все дальше, все глубже, не обращая внимания на затхлый запах и прилипшую к телу ряску. Вода плескалась уже у ее носа, еще пара минут — и макушка скроется под поверхностью, а потом останется лишь сделать глубокий вдох, перетерпеть боль в легких — и все будет кончено. Именно в этот момент Адель ощутила, как что-то большое коснулось ее ноги, и услышала в голове чужой голос: "Мы могли бы помочь тебе". Девушка не удивилась и не испугалась — идущих на добровольную смерть вообще сложно чем-то испугать. "Как?" — так же мысленно спросила она, так как рот уже был ниже уровня воды. "Ты станешь русалкой. Русалки творят чудеса и исполняют желания". "Я смогу вылечить свою маму?!" — забывшись, чуть было не выпалила вслух девушка. "Нет, но если твой отчим загадает тебе такое желание — то она поправится". "Тогда я согласна", — кивнула Адель, и в это же мгновение десятки когтистых рук вцепились в ее тело, дернули под воду и потащили по дну.

На следующее утро, проспавшись и немного придя в себя, отчим Адель почувствовал сильную жажду. Он стал ворчать и звать нерадивую падчерицу, что, вопреки обыкновению, не спешила к нему с кружкой холодной воды и горячим обедом, но потом вспомнил, что давеча та сбежала из дома. Проклиная все на свете, мужчина тяжело поднялся и отправился за водой к колодцу, который находился тут же, во дворе. Он опустил ведро и вдруг услышал в своей голове знакомый голос, заставивший удивленно оглянуться по сторонам, а потом затрясти головой, прогоняя морок, хотя это и не помогло. Наконец он догадался опустить взгляд в колодец и увидел там свою падчерицу, наполовину высунувшуюся из воды.

— Ты что, дуреха, вчера в колодец упала? — спросил он, даже не подумав, что девушка выглядит как-то странно, но вовсе не как измученный человек, просидевший всю ночь в холодной воде. — А чего голая?

"Я не твоя падчерица, я русалка", — был ответ, и в доказательство этих слов из воды показался кончик рыбьего хвоста.

— То есть, обед ты готовить не хочешь? — грозно рявкнул мужчина.

"Я могу исполнить любое твое желание, но за него придется заплатить. Чем дороже и сложнее желание — тем выше цена".

— И чем же я должен платить? В доме давно нет денег.

"Собой. Я ем мясо".

Отчим, испугано бормоча проклятья, отшатнулся от колодца и ринулся в дом, где тут же откупорил новую бутылку. Он наполнял кружку, осушал ее и наполнял снова, не обращая внимания на тихие мольбы жены, мучившейся от голода и жажды, пока в деревне не наступила ночь. Тогда, немного осмелев от выпитого, вернулся к колодцу и осторожно заглянул вниз, где в лунном свете плескалась русалка.