Сестры Ингерд - Ром Полина. Страница 55

-- Так ведь, госпожа, крестьянам-то краски зачем? Конечно, для одежды иногда надобно, спорить не буду. Ну так и пользуются тем, что под рукой есть. Кому какой цвет надобен, то растение и собирают. С крушины ягоды берут и листья – желтенький цвет получается. Вереск, ежели замочить, опять же будет как солнышко ткань. Ежли крапиву брать, то зеленый, ежли кору с ясеня – голубенький получится. А еще черникой красят, очень цвет густой и яркий выходит. Ну, а ежели красный цвет надобен, это подмаренник копать надо, из его корня красный и получится. А больше, госпожа баронесса, вроде бы и не надобно нам.

Я, которая уже представляла себе сложные и красивые переходы омбре на стенах, поверила Сусанне не сразу. Пару дней я еще ходила по базару, расспрашивала всех подряд. Узнала, что толокнянка даст черный цвет, а марена – густо коричневый. Что красивый синий оттенок дает птичья гречиха, а васильком можно покрасить только шерстяную ткань. В общем-то, как выяснилось, возможно получение довольно большого количества цветов, но все они будут не яркие, не стойкие и, самое обидное, доступные только летом. Единственное, что я нашла прямо сейчас и только потому, что спрашивала об этом без конца: мешок коры орешника и немного какого-то странного зверобоя – обещали красный оттенок. И маленький кулечек сухих ягод ежевики.

Пока я экспериментировала на кухне с цветами, полученными из растительного сырья, в верхней комнате башни орудовали два штукатура. Мужчины расширили все трещины, отбили стены молотком, давая возможность штукатурке обвалиться еще больше, и только потом принялись за работу: замазывали дыры в стене и разглаживали все это гладкими деревянными скребками. Самым тяжелым оказался потолок: пришлось сколачивать довольно высокие и не слишком устойчивые козлы из подручного материала. Тем не менее подготовка в комнате была закончена полностью.

Сперва я хотела обойтись по деньгам «малой кровью». Женский рабочий день ценился на порядок дешевле мужского. Однако, глядя, как работают штукатуры, я поняла, что сами мы с работой не справимся.

Недолго думая, я договорилась с этими же мастерами. Согласились они не сразу. Долго переминались и советовались между собой: боялись работать с незнакомым материалом.

-- Ить, госпожа, мы этакого и не пробовали. А ну как не выйдет у нас? Да ежли оно все потрескается и обвалится? Это ж нас господин барон на конюшню отправит тадысь.

-- Никто вас никуда не отправит. Главное – работайте именно так, как я скажу. И все будет хорошо.

Тем не менее за работу эти хитрованы потребовали накинуть почти двадцать процентов. За риск, как я понимаю. Я вполне могла понять их сомнение, потому слишком уж торговаться не стала. Для меня гораздо важнее было придумать: где и как сделать достаточно большое количество однородной массы. Если замешивать ее в разных ведрах, то как ты не старайся, все равно результат будет немного отличаться цветом. А мне вовсе не хотелось, чтобы мой потолок напоминала собой шкуру леопарда.

Сусанна, которая смотрела на мои опыты с некоторым даже подозрением, дала мне хороший совет:

-- Госпожа баронесса, ежли вот эта ваша штука не на много дней, так может быть, котел в мыльне использовать? Помнится, еще в детстве моем остался у матери кусочек льна, голубенького такого. До чего ж цвет красивый был! Только больно лоскут маленький: ни на юбку, ни на рубаху не гожий. Уж сколько тогда матушка возилась с краской и пыталась такого же цвета добиться, ан так у нее и не вышло. А потом осерчала и все в черный покрасила. Это вот ваша штука, – Сусанна покосила на очередную миску с бумажной массой, – она ведь навроде ткани. Чтобы цвет одинаковый был, надобно все сразу в одном месте и красить. Аккурат в котел влезет.

Служанку я поблагодарила, потому как идея и в самом деле была хороша. Доверить делать бумажную массу кому-либо я не могла и наняла себе в городе крепкую помощницу, которая и рвала вместе со мной бумажные листы. Третьей в нашем кружке была Эмма: Сусанна прислала ее на помощь.

Эта работа вызывала у девушки очень сильную неприязнь. Мы жили вместе уже больше месяца, и она всегда казалась мне очень добросовестным работником. Без просьбы и напоминаний всегда бежала на помощь матери, перехватывая у нее работу и давая возможность заняться другим делом или отдохнуть. А тут она, явно сильно раздосадованная, рвала листы чуть ли не со слезами на глазах. Поведение ее было настолько необычно, что я не выдержала и пошла к Сусанне.

Выслушав меня, служанка недовольно поморщилась и отвела взгляд в сторону:

-- Ерунда это все… – небрежно отмахнулась Сусанна, ворчливо поясняя: -- Простите, госпожа баронесса. Малость она у меня балованная. Дома, когда жили, муж покойный всегда бумагу покупал. Очень уж она любила узоры разные выводить. Детишки-то другие с ней не играли: обижали да дразнили. Вот она и приспособилась сама себя занимать. Даже падре Лукас несколько раз бумагу ей дарил, – вздохнула Сусанна. – А теперь откуда у меня деньги на этакое баловство? Так что уж вы, госпожа, не серчайте на нее.

Я вернулась в комнату, где шустро работала руками проворная горожанка и нехотя, как будто делая непосильную работу, рвала бумагу Эмма. Положила девочке руку на плечо, дождалась, когда она посмотрит мне в глаза, и сказала:

-- У меня много бумаги. Очень много. Когда мы с тобой закончим работу, я позволю тебе забрать немного с собой, – я выхватила из лежащей возле ног стопки около двадцати листов и отложила в сторону, показывая девочке, что их мы трогать не будем.

Она смотрела на меня с таким недоверием и непониманием, что подумалось: «Наверное, не поняла, что я сказала». Однако девочка вскочила, схватила отложенные листы и, тыча пальцем себе в грудь, со слезами на глазах пыталась уточнить, правильно ли она поняла.

Я кивнула, погладила ее по плечу, слегка надавливая, чтобы она села. И снова медленно повторила:

-- Когда закончим работу, я подарю это тебе. Их не нужно будет рвать, и ты унесешь их с собой.

Несколько мгновений она смотрела на меня, потом яростно затрясла головой, подтверждая, что она согласна. И дальше рвала бумагу с такой скоростью и на такие мелкие кусочки, что ни я, ни горожанка за ней не успевали.

Немного помучившись сама и поняв, что не справляюсь, вымешивать массу я позвала Густава. Помощь его была неоценима, но он совершенно искренне возмутился, когда я заставила его дочиста отмыть руки. Недовольно фыркал в процессе отмывания, бурчал о бабских придумках, но бумажную массу месил так, как будто был профессиональным тестомесом.

Я добавила в котел необходимое количество клея, влила подготовленные красители и высыпала целую горсть разрезанных на полусантиметровые кусочки тончайших шелковых волокон.

Это был натуральный шелк, который пришлось раскручивать на тонюсенькие нитки и резать вручную. Я помнила, что в состав бумажных обоев входят волокна шелка, и служат они для того, чтобы полотно не трескалось. Последней добавкой стала миска измельчённой в мелкую крошку слюды. Надо сказать, вид у месива в котле был не слишком приятный…

***

Конечно, мне очень хотелось закончить все к приезду мужа, затем взять его за руку и привести в обалденно преобразившуюся комнату. Хотелось удивленного оханья и искреннего восхищения. Но, разумеется, за дни его поездки довести дело до конца было невозможно.