Дочь ведьмы - Нури Альбина. Страница 10

Николай был настолько слаб, что даже солгать сил не было. И он рассказал правду. Про Надю, про свою безумную любовь и тайные встречи на берегу реки, про полуночный обряд избавления.

Говорил, прикрыв глаза, а когда закончил, посмотрел на тетю Зину. Та застыла, прижав руки к груди, с трудом сдерживая слезы. По бледности она теперь могла соперничать с племянником.

– Бедный ты мой, – прошептала тетка. – Говорила ведь я про ведьму, предупреждала. Дура старая! Видела, ты сам не свой, надо было допытаться, что происходит! А теперь…

– Теперь? – Страшно ему стало услышать, что еще она скажет.

– Нет у ведьмы никакой дочки! – выпалила тетя Зина. – Нету! Ведьму Надеждой зовут, она сама и морочила тебя каждый день, наговорила всякого, околдовала! Нужно ей было заманить тебя в свое логово, заставить добровольно прийти и пройти тот обряд с книгой и кубком.

Комната покачнулась у Николая перед глазами. Как сквозь слой ваты слушал он причитания тетки. Хотел спросить, зачем ведьме делать все это, но не спросил. Понял уже, догадался.

На ум пришли те слова, которые, запирая за ним калитку, произнесла Надя – окаянная, жестокая ведьма, погубившая Николая. Ничего ему не послышалось, именно это она и проговорила:

– Тебе – стареть, а мне – молодеть.

Николай знал, что анализы сдавать бесполезно, врачи ему не помогут.

Ведьма забрала его молодость, его жизнь, и ничего уже не вернуть назад.

Беспокойный дом

– Слушайте, я тут подумал: может же получиться так, что мы никогда больше не увидимся! Пять лет в одной общаге, а скоро попрощаемся – и все! – сказал Валя, оторвавшись от конспекта.

Мы, шестеро студентов последнего курса, готовились к экзамену. Валя, конечно, прав: после окончания института разъедемся кто куда, устроимся на работу. Кто знает, встретимся ли когда-то? Впрочем, с Валей мы точно будем продолжать общаться, за эти годы прямо-таки братьями стали.

– До выпускного еще дожить надо. – Славик потер виски и предложил: – Может, перерыв?

Все были только за. Который час сидим, мозги кипят. Отложили книги, освободили стол от тетрадей и учебников: решили чаю попить. Сушки, варенье, которое Славику мать на прошлой неделе привезла, булка с маслом – вот и все нехитрое угощение, но мы набросились на еду с таким аппетитом, будто перед нами были яства из лучшего ресторана. Хотя, конечно, в ресторане никто из нас ни разу не был.

– Зря наедаемся, второй час ночи, – с набитым ртом проговорил Валя, – сейчас в сон потянет.

Однако спать не хотелось, как не хотелось и продолжать грызть пресловутый гранит науки. Убрав куда подальше скучные конспекты, мы взбодрились, весело болтали, смеялись.

Все, кроме Костика.

Про него надо бы сказать отдельно. Костик – самый странный парень на нашем факультете. Высокий, красивый, он сторонился девушек, которые наперебой строили ему глазки. Да и вообще людей избегал, целыми днями торчал в библиотеке, просиживал над учебниками. Само по себе это могло быть вполне нормальным делом: нравится человеку учиться, хочет он быть лучшим на курсе, в люди выбиться стремится! Но как быть с тем, что раньше Костик был совсем другой?

Когда мы в 1975-м поступили на первый курс, он был душой компании: заводной, беззаботный, острил, на гитаре играл. Учился легко, но потому, что способный, а учебников, кажется, в глаза не видел: вечера напролет то на свиданиях, то на танцах.

А после летней сессии словно подменили человека. Что с ним случилось? Почему он изменился? Костик никогда никому не рассказывал, на все вопросы отмалчивался, а потом его и спрашивать перестали, привыкли.

Вот и сейчас сидел, как обычно, глядя в угол, будто и не замечая, что не один в комнате. Молчал-молчал, а потом вдруг сказал:

– Валька, ты хорошо подметил: мы вправду можем больше не увидеться никогда. Как попутчики в поезде, которым все можно рассказать, потому что больше никогда их не встретишь.

Фраза прозвучала необычно.

– Ты к чему клонишь? – спросил Валя.

Я думал, Костик, по обыкновению, промолчит, но он удивил.

– Если я вам расскажу кое-что, мне, может, полегчает. А что вы про меня думать станете, не важно. Сдадим завтра последний госэкзамен – и привет.

– Что ты рассказать собрался?

Валин вопрос был лишним, мы и так знали. Сейчас Костик поведает, что с ним стряслось четыре года назад.

Так и вышло. История сокурсника потрясла меня. Оглядываясь назад, я думаю, что, будь у меня выбор, предпочел бы никогда ее не слышать. Но в тот момент, когда Костик начал свой рассказ, никто из нас не считал, что есть на свете вещи, о которых лучше не знать. Мы притихли и жадно впитывали каждое слово…

– Тем летом я сдал все экзамены, закрыл сессию. Шел в общагу в отличном настроении. Вечером собирался с девушкой встретиться, а завтра – сдать учебники и уехать на каникулы домой, в свой городок, к матери. Но не успел прийти в комнату, как услышал, что меня зовут с вахты. Мать, мол, звонит, иди трубку возьми. Я бегом обратно. Лечу на первый этаж, сердце колотится. Мать за весь год, что я в другом городе жил и учился, всего-то один раз звонила: мы договорились, лучше я буду, так удобнее.

– Алло, – говорю, – привет, мам, ты как?

Слышно было плохо. Голос матери доносился издалека, связь прерывалась, шум слышался – гудение, шорох.

– Все хорошо, – отвечает она, – сдал?

Я ответил, что сдал, завтра домой еду, а она мне:

– Костя, я потому и звоню. Съезди к тете Зое в деревню, навести, она тебя звала. Хоть на пару дней, а потом и домой поедешь.

Тетя Зоя была родной сестрой маминого покойного отца. Жила в деревне, примерно в пятидесяти километрах от моего родного города. Когда учился в начальной школе, бывало, гостил вместе с матерью у тети Зои: мы приезжали летом на каникулы. Но потом ездить перестали (не помню, почему), прошло лет десять, как я был там в последний раз, про тетку мы с матерью не говорили. Откровенно говоря, я и забыл о ее существовании.

– С чего вдруг, мам? Ты тоже поедешь?

– Не могу, работаю. А тебе что – трудно? На денек всего! Помощь твоя нужна. Тетя Зоя старая совсем, болеет. Подсоби, сделай, что она попросит!

Мама, кажется, сердилась, но я и не думал отказываться: надо так надо.

– Съезжу, мам, не волнуйся. Удивился немного, вот и все.

Мы попрощались под аккомпанемент помех, и я пошел собираться.

Выехал рано утром, дорога предстояла неблизкая. Несколько часов на автобусе трястись, потом на электричке и пешком еще идти. Когда в четвертом часу пополудни я добрался до деревни, чувствовал себя измотанным.

Деревня была меньше, чем мне запомнилось. Народу почти не осталось: многие дома выглядели заброшенными, окна были заколочены, дворы и огороды заросли бурьяном. Однако кое-где еще жили: на веревках было развешено сохнущее белье, в открытых окнах колыхались занавески.

Людей на улице я не встретил, но видел собак у ворот, деловито расхаживающих во дворах кур, облезлую козу, привязанную к толстому дереву. Где-то играла музыка: хозяева слушали радио.

Дом тети Зои нашел без труда, он стоял в самом конце улицы, выглядел жалким, покосившимся. Крыша, походившая на старую дырявую шапку, разросшиеся кусты смородины, почерневшие доски, отвалившиеся от окон ставни… Что и говорить, помощь в хозяйстве тетушке не помешает, только вот одним днем не отделаешься.

– Тетя Зоя, – позвал я, входя во двор, – это Костя! Приехал тебя навестить.

Она, по всей видимости, никакой живности не держала, хотя прежде были куры, да и Шарик на цепи сидел. Теперь будка стояла пустая, цепь серой змеей валялась в пыли.

Дверь дома была приоткрыта, раздался надтреснутый голос:

– Проходи, проходи. Заждалась.

В сенях было темно и неопрятно. Тут и там валялись какие-то тряпки, горой громоздилась в углу древняя обувь: калоши, валенки. Я поспешно прошел в комнату.

Тетка сидела за столом, и при взгляде на нее у меня сжалось сердце. Конечно, надо было приехать раньше, проведать старушку. Тетя Зоя, которую я помнил моложавой и энергичной, сидела, ссутулившись, положив перед собой ладони. Серая кожа ее была морщинистой, глаза глубоко запали, щеки ввалились. На ней было темное платье с глухим воротом, застегнутое у горла овальной брошью.