Неизвестная рукопись Доктора Уотсона - Куин (Квин) Эллери. Страница 4

– Значит, Холмс, – сказал я, – мы снова возвращаемся к первоначальному вопросу.

– Поистине так.

– А именно: почему вам послали этот набор инструментов?

– Трудный вопрос.

– Может быть, объяснительное письмо задержалось?

– Не исключено, что вы попали и точку, Уотсон, – сказал Холмс. – Поэтому я предлагаю предоставить лицу, приславшему его, немного времени, скажем до… – Он сделал паузу и протянул руку за потрепанным Брэдшоу, отличным справочником движения английских поездов. – .. До завтра, 10.30 утра. Если к этому времени мы не получим объяснения, нам придется отправиться на Паддингтонский вокзал и сесть на девонширский экспресс.

– С какой целью. Холмс?

– С двоякой. Во-первых, короткое путешествие по сельской местности в это время года, когда природа меняет краски, подействует освежающе на двух замшелых лондонцев. – А во-вторых?

Аскетическое лицо Холмса озарилось странной улыбкой.

– Справедливость требует, – сказал мой друг Холмс, – чтобы собственность герцога Шайрского была возвращена ему, не правда ли? – Он вскочил и взял в руки скрипку.

– Погодите, Холмс! – воскликнул я. – Здесь что-то кроется, о чем вы мне не сказали.

– Нет, нет, мой дорогой Уотсон, – сказал он, отрывисто ударяя смычком по струнам. – Просто у меня такое предчувствие, что нам предстоит трудное плавание.

ЭЛЛЕРИ ПРОДОЛЖАЕТ

Эллери оторвался от рукописи. Грант Эймс-третий продолжал потягивать виски.

– В конце концов печень вас подведет, – сказал Эллери.

– Брюзга вы, больше никто, – ответил Эймс. – Но в данный момент, сынок, я чувствую себя частицей истории. Актер на великой сцене.

– Который пьет горькую?

– Скажите, какой моралист. Я говорю о рукописи. В 1888 году Шерлок Холмс получил таинственный набор хирургических инструментов. Он мобилизовал свои выдающиеся способности и пустился в одно из своих замечательных приключений. Три четверти века спустя другой пакет приносят другому знаменитому сыщику.

– К чему вы клоните? – проворчал Эллери, явно раздираемый между рукописью доктора Уотсона и бездействующей пишущей машинкой.

– Единственное, что остается сделать, чтобы завершить историческую аналогию, – это нацелить современный талант на современные приключения. Действуйте, мой дорогой Эллери. А я сыграю роль Уотсона.

Эллери поморщился.

– Конечно, вы можете усомниться в моей пригодности. Но должен сказать, что я тщательно следил за каждым шагом великого детектива.

Эллери наконец пробрало. Он неприязненно посмотрел на своего гостя.

– Ах, так? Такой вы умник! Ладно, проверим. Кавычки открываются: «Весной 1894 года весь Лондон был крайне взволнован, а высший свет даже потрясен убийством…

– Рональда Адера». Кавычки закрываются, – быстро подхватил Эймс. – «Пустой дом» из «Возвращения Шерлока Холмса».

– Кавычки открываются: «В ее руке блеснул маленький пистолет. Один выстрел, другой, третий…

– Дуло пистолета было в полуметре от груди Милвертона». Кавычки закрываются. «Конец Чарльза Огастена Милвертона».

– Браво, Уотсон! Кавычки открываются: «Эти люди, придавленные, но не растоптанные, опустившиеся на дно общества, но не низкие».

– Кавычки закрываются. – Светский повеса зевнул. – Оставьте ваши детские попытки поймать меня. Вы процитировали себя из «Игрока противной стороны».

Эллери усмехнулся. Оказывается, этот субъект интересуется не только самодовольными красотками и дорогим виски.

– Очко в вашу пользу. Но я уверен, что смогу подловить вас.

– И я уверен, что сможете, если потянете подольше, но это ни к чему. Приступайте к делу, мистер Куин. Вы прочли первую главу рукописи? Если вы неспособны на куиновские дедукции, никогда больше не возьму у знакомых ни одной вашей книжки.

– Единственное, что я могу сказать в данный момент, – это что почерк, который якобы принадлежит Уотсону, аккуратный, твердый, но временами неразборчивый.

– Далеко вам до Холмса, дружище. Вопрос состоит в том, действительно ли это почерк Уотсона? Подлинная ли это рукопись? А ну-ка, Куин, продемонстрируйте свои способности.

– Да замолчите вы наконец! – воскликнул Эллери и принялся читать дальше.

Глава 2

ЗАМОК НА БОЛОТЕ

В более поздний период своей жизни мой друг Шерлок Холмс, как я писал в другом месте, удалился от лихорадочного темпа жизни Лондона и завел – подумать только! – пчел в Саут Даунсе. Он, таким образом, закончил свою карьеру без всяких сожалений, посвятив себя этому виду сельской деятельности с той же целеустремленностью, с какой он выслеживал столь многих хитрейших преступников. Но в ту пору, когда Джек Потрошитель орудовал на улицах и в переулках Лондона, Холмс был еще убежденным горожанином. Все его способности были настроены на смутные нюансы лондонских рассветов и сумерек. Омерзительная вонь какого-нибудь закоулка в Сохо заставляла его ноздри трепетать, тогда как запах весны, пробуждавший сельских жителей, мог привести его в сонное состояние.

Поэтому я с удивлением и удовлетворением наблюдал, с каким интересом Холмс всматривался в пейзаж, мелькавший за окном экспресса, который мчал нас в то утро в Девоншир. Он сосредоточенно смотрел в окно и внезапно распрямил свои худые плечи.

– Ах, Уотсон, как бодрит свежий воздух приближающейся зимы.

В тот момент я не разделял этого мнения, ибо воздух в купе был отравлен вонючей сигарой, которую держал в зубах старый хмурый шотландец, ехавший вместе с нами. Холмс, казалось, не замечал дурного запаха. За окном вспыхивали яркие осенние краски листьев. – О Англия, Уотсон, сей второй Эдем, почти что рай!

Я знал перефразированную цитату [1] и был вдвойне поражен. Мне, конечно, была известна сентиментальная жилка в характере моего друга, но он редко допускал, чтобы она пробила броню научного склада его натуры. И все же гордое сознание принадлежности к своей стране по праву рождения – это национальная черта британца, и Холмс не был исключением.

По мере того как мы приближались к цели нашего путешествия, его жизнерадостный вид сменился задумчивой миной. Мы проезжали по болотистой местности, вдоль бесконечной трясины и всяких кочек, которые, подобно струпьям, уродовали лицо Англии. И словно природа решила создать подобающий фон, солнце скрылось за густыми облаками, и, казалось, мы погрузились в вечные сумерки.

Вскоре мы сошли на платформу небольшой деревенской станции. Холмс засунул руки в карманы, его глубоко посаженные глаза горели, как это часто бывало, когда он был захвачен очередной проблемой.

– Вы помните дело Баскервилей, Уотсон, и проклятие, которое омрачало их жизнь?

– Еще бы.

– Мы находимся недалеко от их владений. Но, конечно, мы направляемся в противоположную сторону.

– Тем лучше. Эта собака – порождение ада – все еще преследует меня во сне.

Я был заинтригован. Обычно, когда Холмс приступал к расследованию, он тщательно осматривал окружающую местность, мгновенно замечал каждую сломанную ветку и не обращал внимания на пейзаж. В такие моменты воспоминания были бы неуместны. Теперь его движения были нервными, беспокойными, словно он жалел, что поддался импульсу и отправился в путешествие.

– Уотсон, – сказал он, – давайте наймем повозку и побыстрее покончим с этим делом.

Пони, которого мы заполучили, несомненно, был сродни тем диким лошадкам, которые носились среди болот, но был достаточно послушным и резво бежал по дороге от деревни к владениям Шайрсов. Вскоре показались башни замка Шайрс, придававшие еще более меланхолический вид местности.

– Охотничьи угодья там, дальше, – заметил Холмс. – Земли герцога разнообразны.

Он обвел взглядом представившуюся нам картину и добавил:

– Сомневаюсь, Уотсон, чтобы в этой зловещей каменной махине нас встретил веселый краснощекий хозяин.

– Почему вы так думаете?

– Люди с длинной родословной обычно отражают колорит окружающей среды. Вспомните Баскервиль-холл: там не было ни одного жизнерадостного лица.