Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность - Обручев Владимир Афанасьевич. Страница 16

Вечером того же дня Григорий Николаевич был отправлен в Свеаборг под конвоем жандармов, а его друзья пошли в ссылку по этапу. Этот день они провели вместе Перед сумерками Григория Николаевича вызвали в кордегардию, где в комнате караульного офицера кузнец заклепал кандалы на его ногах. Сына этого кузнеца Потанин, живя в Омске, обучал грамоте, и кузнец был смущен, увидев преступника. Потом пришел чиновник с листом бумаги и начал описывать приметы Потанина: «глаза карие, волосы русые, нос обыкновенный». В качестве особой приметы чиновник с радостью записал «на носу шрам», и Григорий Николаевич почувствовал, что чиновник считает его мошенником.

У ворот тюремного замка уже стояла повозка, запряженная тройкой лошадей.

Глава VII. НА КАТОРГЕ И В ССЫЛКЕ (1868—1874)

Проезд из Томска в Свеаборг занял 17 дней. До Нижнего Новгорода ехали на почтовых лошадях. Два жандарма, сопровождавшие Потанина, всегда требовали на станциях отдельную комнату для ночевки совместно с арестованным, во избежание встреч с посторонними лицами. От Нижнего до Петербурга ехали по железной дороге; жандармы выбирали уголок в конце вагона и не позволяли остальным пассажирам разговаривать с арестантом.

В Свеаборге Потанин оказался единственным каторжником, так как незадолго до его приезда были уничтожены каторжные отделения при военно-арестантских ротах в Европейской России и вместо них учреждены военно-каторжные роты в Сибири, в Тобольске и Усть-Каменогорске. Поэтому тюремное начальство полагало, что Потанин находится в Свеаборге временно, и поместило его в общую камеру с военными арестантами. В этой камере сидело до 20 человек; вдоль боковых стен шли нары, совершенно голые, только подле стен лежали свернутые матрасы, которые арестанты должны были приобретать на свой счет. В одном углу стоял отдельный топчан: его отдали новому постояльцу.

В камере сидели солдаты, осужденные за преступления против военной дисциплины — пьянство, прогул, мелкое воровство, оскорбление начальства; двое из них были убийцы, попавшие в арестантские роты только потому, что на суде назвались чужими именами [20]. Камера была замечательна по своему составу: в нее помещали только людей спокойных, трезвых и любящих порядок. Они приняли Григория Николаевича очень участливо, научили его снимать на ночь верхнее платье, поверх которого были надеты кандалы.

На следующий день Григория Николаевича переодели в арестантское платье — серую куртку и серые панталоны; из нижнего белья дали только рубашку; холщевая подкладка панталон заменяла кальсоны. Серая шапка и сапоги с очень короткими голенищами дополняли все обмундирование. Переменили его кандалы: омские были тяжелые, короткая цепь не позволяла делать полный шаг; вместо них дали легкие из проволоки и с длинной цепью, которую можно было подтянуть и подвесить на ременном поясе так, что она не стесняла при ходьбе.

Обед в тюрьме состоял из одного мясного супа с крупой, который арестанты называли кашицей; два раза в неделю давалась крутая гречневая каша. Мяса на каждого арестанта полагалось по 1/11 фунта (37 г), но повара-арестанты съедали больше своей доли, а кроме того из арестантского котла ели и унтер-офицеры; поэтому остальным доставалось мало, и, чтобы они не ссорились из-за кусков, повара, вынув мясо из котла, расщепляли его на тонкие волокна. Суп приносили в камеру в деревянных баках на 5—6 человек. Арестанты черпали его ложками и наполняли им свои посудины самого разнообразного типа — фарфоровые миски, эмалированные кастрюли, деревянные чашки, цветочные горшки с дыркой, заткнутой тряпкой, формы для сырной пасхи, ведерки с дужкой. Все следили друг за другом, чтобы ложки не погружались до дна и не захватывали мяса, которое делили, когда суп был вычерпан. Григорию Николаевичу в первый раз кушанье показалось вроде пойла для свиней, оно походило на помои. Он съел только несколько ложек. Но позднее он постепенно привык к этой пище и полностью съедал свою порцию.

В этой камере Потанин просидел три года. В нее иногда переводили из других камер арестантов, творивших безобразия и не поддававшихся мерам усмирения. В этой камере они встречали такой отпор, что в конце концов привыкали к порядку. Арестанты выполняли черную работу на строительстве, которое велось в крепости, и обслуживали крепостные огороды. Григорий Николаевич вместе с остальными бил щебенку, запрягался в таратайку вместо лошади, поливал капусту. Один раз он попал даже в отряд «собачников», которому было поручено истребить в крепости бродячих собак; дело, однако, ограничилось тем, что он только прогулялся по крепости с палкой в руках.

Начальник арестантской роты майор Ясинский относился к Потанину сочувственно; при переводе его из разряда испытуемых в разряд исправляющихся он представил его к сокращению срока каторги, а затем сам принес ему номер газеты с царским манифестом 1871 г. и предложил поискать, не подойдет ли Потанин под какой-нибудь пункт. [21] Такой пункт нашелся, и Григорий Николаевич, по предложению майора, сам составил ходатайство от имени ротного начальства. Ходатайство было отправлено, ответ был благоприятный, и Потанин вместо пяти лет просидел в Свеаборге только три года. Начальник тюрьмы и Ясинский поздравили его с освобождением.

Даже комендант крепости, генерал Алопеус, пожелал познакомиться с ним, поздравил его с освобождением, а затем прочел наставление, увещая уважать установленные порядки. Во время речи он искусно лавировал между местоимениями «ты» и «вы».

Григорию Николаевичу выдали штатское платье и позволили выходить из тюрьмы без конвоя в ожидании отправки этапом в Петербург. Он воспользовался этим, чтобы отправиться на берег моря, которого никогда не видел. Ясинский выразил свое внимание еще тем, что велел фельдфебелю купить Потанину новый костюм вместо поношенного и рассказал ему о порядках в той казарме столицы, куда он должен был явиться с этапом. Эти порядки позволяли свободно отлучаться в город после вечерней и утренней переклички. Ясинский также посоветовал Григорию Николаевичу написать письмо в редакцию «Русского слова» с сообщением о своем предстоящем приезде, чтобы друзья могли встретить его на Финляндском вокзале. Он поручил фельдфебелю проводить из тюрьмы этап пересыльных до города Свеаборга и там положить коменданту, что в составе этапа Потанин отправлен в Петербург.

В Гельсингфорсе солдат отправили на гауптвахту, а Потанина отвели в канцелярию коменданта, где его оставили на ночлег; здесь ему устроили постель на одном из письменных столов: принесли матрац, подушку, простыни и одеяло. После многих ночей на арестантских нарах улечься на постель с чистыми простынями было очень приятно. Комендант прислал чай и хлеб, а его плац-адъютант, пришедший навестить Григория Николаевича, долго беседовал с ним; оказалось, что он раньше служил в Омске и слышал о процессе «сепаратистов». На следующее утро он пришел на вокзал и устроил этапу удобное помещение в вагоне.

В Петербурге Григория Николаевича встретили сибирский поэт Омулевский и писатель Засодимский. Он провел с ними и их знакомыми несколько дней, являясь в казарму, куда людей, высылаемых по этапу из столицы, собирали только на вечернюю и утреннюю переклички. Потом его перевели в пересыльную тюрьму, откуда каждый раз с этапом отправлялась партия в 200—300 человек высылаемых беспаспортных лиц без определенных занятий, подозреваемых и т. п. С такой толпой, окруженной конвоем, шел Потанин в наручниках [22] из тюрьмы на Николаевский вокзал. Все были скованы по рукам попарно, а каждые три пары были соединены проволокой в связку по шести человек. Железо звенело, шествие этапа будоражило улицы, по которым он проходил. На вокзале всех посадили в арестантские вагоны.