Рысюхин, что там у вас налито? (СИ) - "Котус". Страница 40

Утром, когда рассчитывался за номер, портье что-то очень хотел спросить, но всё же сдержался. И правильно сделал, я тоже не стал стимулировать его к речевой активности — надоело всем объяснять, на чём я еду и откуда взял.

Судя по следам на влажной земле, за ночь около моего фургона побывал весь персонал гостиницы, добрая половина постояльцев и ещё несколько человек со стороны. Я только хмыкнул, выразительно посмотрев на сторожа, и внимательно осмотрел автомобиль, обойдя по кругу. Как ни странно — не поцарапали и ничего не открутили на память, так что сторож, хоть и допустил посторонних к охраняемому объекту, нагоняя не заработал, а вот чаевых ему явно натаскали и без меня. Да он и не претендовал, понимал кот, чьё сало съел, потому и исчез, едва я открыл дверь в кабину.

Завтракать в гостинице не стал: зачем платить за еду неизвестного происхождения, если у меня своей — полный холодильник, и сухомятка благодаря походной кухоньке не грозит? Едва проехав за болотистую пойму Березины, которая после жизни в Могилёве и регулярного использования речного транспорта уже не так сильно внушала, как год назад, заметил сворачивающую направо в лес дорожку. Проехав по ней метров двести попал на поляну, выходившую одним своим боком на небольшой обрыв, под которым блестела водой не то старица, не то рукав реки, не то просто озерцо. Остановился, залез сперва в багажное отделение, в холодильник, потом с продуктами — в салон. Пока закипал чайник и грелась сковорода, на откидном столике сервировал себе хороший, плотный завтрак. Правда, выяснилось, что есть за столиком, к которому сидишь боком не очень удобно, но доставать и устанавливать большой стол категорически не хотелось. Подумав и доев горячее, я бросил на пол коврик и уселся с чашкой чая и парой бутербродов на пороге салона, пристроив ноги на нижнюю ступеньку. Красота! Лес, река, горячий чай в руке…

«Ещё бы радио включить, для лёгкого музыкального фона».

«Мне лично и звуков природы вполне хватает. Единственное, что нарушает идеальную картину — это то, что сижу лицом примерно на запад, восходящее Солнце не видно».

«Зато оно и не слепит».

«И то правда…»

Посидев так минут десять-пятнадцать пока чай в кружке окончательно не остыл, я выбросил крошки и корки в воду, на радость рыбьей мелочи, а косточки со шкурками — под куст, для мелкой живности, которая быстро растащит это всё и доест недоеденное. Невостребованные бутерброды и ещё кое-какой перекус уложил в короб между сидений, туда же, но в выемку на верхней крышке, поставил бутылку воды. Посмотрел с сомнением на грязную посуду: да уж, раковина с краном тут не помешала бы, в этом дед прав. Устроился поудобнее в кабине, развернулся и неспешно двинулся в путь — а куда спешить, ехать, если верить карте и курвиметру, до Машиного дома девяносто шесть километров, но до обеда она на репетициях, я даже не спеша буду на месте к полудню.

[1] Имеется в виду, разумеется, автобус МАЗ-241, школьный и пригородный, выпускавшийся до 2018 года. Но дед преувеличивает, их аппарат на полметра ниже и на метр-полтора короче, а также немного уже.

Глава 21

Через час пути поймал себя на странном и пугающем факте: мне было некомфортно, да что там — порой чуть ли не бесило, если я вынужден был держать скорость в двадцать пять километров в час при том, что дорога позволяет сорок (а фургон и того больше).

«Бу-га-га-га! А ещё пару месяцев назад при скорости тридцать кто-то орал „не гони“! И спорил с тем, что пятнашка в час — это называется „ползти“, а не ехать!»

Самое обидное, что и возразить-то нечего.

«Кстати, внучок, куда в Могилёве рулить будешь? Надеюсь, не прямо к Машиному дому? Иначе её мама будет дома от силы через полчаса — соседки тут же вызвонят!»

«Может, в академию? Если комната за мной на весь срок обучения — то и на каникулы тоже?»

«Угу, Надежда свет-Петровна позвонит бабуле, та с изумлением узнает, где именно ты „путешествуешь“, дальitсценарий сам составишь?»

«И что же делать?»

«Во-первых, где-то припрятать фургон — он у нас сейчас настолько далёк от слова „конспирация“, что дальше можно сделать, только если звуковую аппаратуру на него установить и торжественные марши играть».

Да уж, «серебряный фургон» — штука броская. Покрасить, что ли, в какой-нибудь немаркий серый?

«Бесполезно — он всё равно смотрится, как выходец из другой эпохи. То есть, так, как и есть, собственно».

«Значит, прячем. А потом?»

«А потом искать гостиницу в шаговой доступности от Машиного дома. И заселяться туда. Причём номер брать отдельный — на всякий случай. Но бусик прятать так, чтобы при необходимости легко достать было — ту же Машу покатать, например. И, нет — у Лебединского прятать нельзя — он, как и граф, себе что-то такое же захочет, а оно тебе надо? Тем более, что Пырейникова под рукой нет».

«Это понятно, как и то, что знакомых из лаборатории, да и жандармерии вообще, привлекать нельзя — иначе вместо испуганной тёщи идиллию ломать примчится злой тесть».

«Соображаешь, внучок. Правда, ленишься это делать, чтобы начал думать — пнуть надо, как того ежа для взлёта».

«Итак, надо место легкодоступное, чтобы авто можно было брать и ставить обратно без больших усилий, но при этом охраняемое и малопосещаемое. Такое, чтобы было недалеко от центра, но чтобы въехать и выехать можно было незаметно. Дед, а такое вообще бывает?»

«Бывает даже семь тонких красных линий зелёного цвета. Не боись, прорвёмся!»

«Каких-каких линий⁈»

«Параллельных. Три из которых пересекаются, а одна — в форме котика».

Мне стало страшно.

«Дед!!! Что с тобой⁈ У тебя распад матрицы начался, что ли⁈ Не надо, не уходи!!!»

«Да что ты орёшь⁈ Нормально всё со мной, но спасибо за… Спасибо, в общем. А это я просто анекдот из старой жизни вспомнил».

«Анекдот⁈»

«Ну, или байку. Про то, что бывает, когда задачу разработчику начинают ставить люди, страшно далёкие от понимания как процесса, так и задач, но мнящие себя особо важными лицами и пытающиеся показать свою значимость, да».

«Какой-то страшненький „анекдот“, если честно. Я чуть в дерево не въехал из-за него!»

«Ну, если вдуматься, то да — страшновато становится, тут ты прав».

Мы несколько минут помолчали.

«Кстати, насчёт того, чтобы вдуматься. У меня есть три мысли по поводу нашего этого вот автобуса. Точнее, две с половиной, да».

«А именно?»

«Во-первых, я знаю, как сделать откатную дверь и в чём была ошибка. Там нужен один рельс по центру, сразу ниже окна, а на двери тележки с колёсиками сверху и снизу. Вторая направляющая, на полу, задаёт траекторию, там стержень с горизонтальным колёсиком и большими зазорами».

«Не буду переделывать! Не в ближайшее время!»

«Разумеется. Потому что от этого фургона надо избавляться».

«Что, конспирация заставляет?»

«И она тоже — но главным образом потому, что он слишком большой для наших целей. Одному кататься на автобусе — это нерационально, и вообще анекдотом попахивает».

«Нет уж, хватит на сегодня твоих анекдотов[1]!»

«В общем, продавать его надо, хоть тем же геологам, как штабной, хоть ещё кому. Музыкантам каким-нибудь, например, по гастролям ездить. Сами в салоне, инструменты сзади».

Так за разговорами и не заметил, как въехал в Могилёв, при этом ясности о том, как и куда прятать фургон не было вообще. Что говорить, если самой здравой казалась идея снять две гостиницы: одну на окраине, чтобы поставить авто в каретный сарай, а вторую поближе к дому Мурлыкиных. И тут мне в голову пришла мысль! Если всё равно собираемся от фургона избавляться, сделав себе что-то более компактное…

«Дед, а может, не городить сложностей? Чем тебе Лебединский не музыкант?»

«Ты имеешь в виду…»

«Ага, ему этот фургон и предложить!»

«Ну, не знаю, у него, небось, целый ансамбль с собой, всё не влезут…»

«А это уже не наша проблема! Захочет — возьмёт, нет — так нет, зато рекламу пустит вольно или невольно. Вот только я опять останусь без транспорта, снова из Буйнич в Могилёв на чём попало ездить».