17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера (СИ) - Беренцев Альберт. Страница 17

Женщина орала, а «гоблин» пытался душить её свободной рукой, обхватив за горло.

А мои эсэсовцы бездействовали, равно как и все еще торчавшие в коридоре телохранители Гитлера. И мой приемный сынок гитлерюгендовец Герхард тоже стоял, как столб.

Ну и Борман со Шпеером тоже бездействовали, понятное дело, но они были мертвы — так что с них и спроса нет. Бормана и Шпеера уже уложили у дверей больничного лифта, видимо, трупы дожидались, когда придут санитары и увезут их в морг.

— Бросай оружие, предатель Гиммлер! — провизжал мне «гоблин», взявший в заложники мою жену.

Интересно, это кто еще такой храбрый? Впрочем, конкретно тут мне долго думать не пришлось. Вот этот исторический деятель был слишком похож на себя самого, как его рисовали на плакатах советские карикатуристы. Этот соответствовал своему образу, зафиксированному в учебниках истории, на 100%.

И если Борман и Гитлер в целом оказались на вид обычными мужиками, а не чудовищами, то вот Геббельс был настоящим монстром из ада.

Мелкий (ниже ростом и Гиммлера, и Гитлера), с перекошенным от злобы совершенно нечеловеческим лицом, причем с лицом крайне странным — Геббельс был похож скорее не на мужчину, а на какую-то бабку-мутанта.

Вот этот точно бесноватый, в клиническом и церковном смысле.

Но в ситуации он разобрался сразу же и поступил в принципе здраво, тут я вынужден был отдать ему должное.

— Мы попытались арестовать доктора Геббельса, когда он пришел сюда осведомиться о здоровье фюрера… — начал было оправдываться мой адъютант.

— Гиммлер — предатель! — перебил Геббельс, — Разве вы не видите? Разуйте глаза, верные ᛋᛋ! Убейте его, он погубил фюрера и Германию!

Голос у Геббельса был визгливым и хриплым одновременно, абсолютно гоблинским, но при этом громким и поставленным, как у оперного певца. Орал он так оглушительно, как будто ему в глотку был встроен микрофон.

Ну понятное дело: министр пропаганды, как-никак.

Мои адъютанты призывам Геббельса не вняли, а вот парни из Лейб-Штандарте зашевелились. Мне не нравилось, как они на меня смотрели. Судя по всему, Геббельсу они доверять привыкли. Возможно даже не меньше, чем самому фюреру.

— А я говорил, что Геббельс предатель, я еще раньше вам говорил… — парировал я.

— Не слушайте эту лживую свинью! — Геббельс отступал все дальше по коридору, удерживая в заложниках мою жену, — Это он убил фюрера. Пробил голову Адольфу Гитлеру, чтобы захватить власть. Мне это доподлинно известно! Гиммлера — расстрелять! Считайте это приказом фюрера, друзья. Я — голос фюрера. Неужели вы забыли?

Ситуация накалялась. Автоматчики из Лейб-Штандарте на самом деле взяли меня на мушку, молча и деловито. Мои адъютанты и эсэсовцы тоже похватались за оружие. Вот только шансов победить в перестрелке у нас ноль. У моих людей только пистолеты, причем эти пистолеты они еще только доставали… А еще моих ᛋᛋ тут меньше вдвое, чем автоматчиков Гитлера.

А снаружи больницы тем временем уже шла активная стрельба. Я слышал, как двигается по улицам бронетехника, потом где-то совсем рядом упала авиабомба, все здание тряхнуло, с потолка посыпалась побелка…

И я решил воспользоваться моментом. Лучшего мгновения, чтобы действовать, уже не будет. Да и выбора у меня нет.

Кроме того: а какое мне вообще дело до жены Гиммлера? Ну убьет её Геббельс — и убьет. Возьму новую. Как говорится, жена — это не мама, вот новую мать человеку уже никто не выдаст, а жен можно спокойно менять. Тем более, что у Гиммлера уже и любовница на замену как раз имеется.

Воспользовавшись эффектом от взорвавшейся где-то за стенами клиники авиабомбы, от которого все на миг растерялись и впали в шок, я рванул к Геббельсу…

Я тремя широкими шагами настиг министра пропаганды, а потом ударил его со всей силы кулаком в скулу.

И даже жену при этом не задел.

Геббельс пошатнулся, а жена сообразила, что ей надо делать — она впилась зубами в руку министра пропаганды, державшую женщину за горло. А во вторую его руку, которая держала пистолет, уже вцепились мои адъютанты…

Геббельс истошно завизжал — на этот раз нечто нечленораздельное, дар красноречия оставил министра пропаганды.

И автоматчики Лейб-Штандарте так и не выполнили приказа Геббельса. А смысл выполнять приказы человека, который уже лежит на полу и которого избивают ногами?

С Геббельсом тем временем именно это и происходило, мои адъютанты завалил подонка в партер и начали натурально (прошу прошения за мат, но тут по-другому не скажешь) пиздить.

Кто-то пнул ногой пистолет Геббельса, так что выпавшее из рук министра оружие отлетело к стене. А мой адъютант тем временем уже прицелился в визжавшего окровавленного Геббельса из люгера…

— Нет! — остановил я его, неожиданно даже для меня самого, — Не надо! Вот этому сохранить жизнь. Перестаньте его избивать. Свяжите. И рот заткните. Думаю, мерзкий предатель мне пригодится живым, причем прямо сейчас.

Эсэсовцы принялись вязать Геббельса, кто-то притащил для этого простыни из ближайшей палаты. Геббельс пытался орать, но в рот ему уже забили половую тряпку, благо, она нашлась тут рядом — неизвестный уборщик заботливо оставил тряпку в больничном коридоре, вместе с ведром.

Я подошел к жене:

— Эм… Ты как?

Жена пребывала в глубоком шоке, взгляд у женщины был совсем стеклянным. К ней уже бежала наша дочка Гудрун, чтобы обнять и успокоить.

— Ты не мой муж, — пробормотала жена, не отрывая от меня дикого взгляда.

Вот блин. Хотя пора бы уже привыкнуть. В книжках попаданцы всегда с легкостью дурят голову каждому встречному-поперечному и успешно притворяются хоть Иваном Грозным, хоть Горбачевым, хоть фараоном Аменхотепом Третьим, хоть кем угодно.

Но жестокая реальность оказалась совсем иной.

Тут вообще никто не верил, что я Гиммлер. Каждая собака в Рейхе понимала, что я не тот, за кого себя выдаю. Наверняка даже мои адъютанты уже поняли, что с их шефом что-то не так, просто этим парням некуда было деваться, некуда отступать. Ибо, понятное дело, что если Гиммлер проиграет, то и они все отправятся на виселицу. Вот почему они выполняли мои приказы, а отнюдь не потому, что ничего не заподозрили. Наверняка заподозрили — я вел себя более чем странно и нехарактерно для Гиммлера.

Ну и плевать.

— Уведи маму куда-нибудь, — приказал я дочери, а потом обратился к приемному сыну, — И ты, Герхард, тоже иди. Вас будут хорошо охранять, не бойся. Привезти вас сюда было ошибкой, простите.

Я повернулся к моим адъютантам:

— А вы притащите мне простыню. Поищите в палатах — мне нужна белоснежная простыня. Чистая. И белая, как снег.

— Желаете вывесить французский флаг, рейхсфюрер? — ухмыльнулся адъютант.

— Что? Французский флаг? Почему французский?

— Ну есть известная шутка, что флаг Франции — белый, — смутился адъютант, — Лягушатники же все время нам проигрывают, во всех войнах. И все время сдаются.

— А, ясно, — я милостиво улыбнулся, — Да, ты прав. Мне нужен белый флаг. Вот только сдаваться я никому не собираюсь. Я иду на переговоры.

— С мятежникам, рейхсфюрер?

— Именно, — подтвердил я, — Военщину пора загнать обратно в стойло. И еще найди мне Вольфа, командира моего личного штаба, я желаю видеть его здесь, немедленно. И еще…

Я оттащил адъютанта в сторону и произнес, уже тише:

— Ты же в курсе про Айзека?

Адъютант захлопал глазами:

— Айзека? Вы про двойника фюрера?

— Именно про него. Разыщи его. Борман хотел поставить Айзека вместо нашего фюрера, которого Борман и убил. Но у меня другие планы на этого парня. Так что Айзека охранять по высшему уровню, пошли за ним самых верных людей.

Рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс, карикатура Кукрыниксов, 1943 г.

Берлин, округ Berlin-Mitte, 1 мая 1943 09:21