Балтийский форпост (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 21

Да! Именно что надавить! Взял в руку золотую вилку, осмотрел её и положил назад, наслаждаясь всеобщим вниманием и ощутимым нетерпением. Каждого из сидящих на противоположной стороне стола одарил пристальным взглядом, остановился на бургомистре:

— А подготовка требует денег. Чем больше будет денег, тем быстрее будет объявлено о начале похода.

И требовательно оглядел всех сидящих в зале. Сидящие за столом дружно выдохнули, метнулось и затрепетало пламя свечей. Лишь бургомистр на сытый и ленивый взгляд епископа ответил точно таким же. Ему-то что терять? Его домочадцы и раньше то за ворота без охраны не выходили, а уж теперь и подавно на улицу никого не выгнать. Сами никуда не рвутся! И уже прикидывал, а какую часть от собранных денег можно будет положить в свой карман! Сам-то он ничего тратить не собирался! Зачем, если вокруг столько дойных коров?

Точно так же думал и рижский епископ. Служба службой, Престол Престолом, а и о себе забывать не следует!

И только торговцы горестно вздохнули. И тут же приободрились — в очередной раз можно будет поднять цены! Поход походом, денег будет жалко, но крестоносцы уйдут, а цены так на прежнем уровне и останутся. Затраты быстро отобьются!

И каждому из находящихся за обеденными столами были понятны все эти переглядывания.

— Тогда обсудим сроки? — взял на себя ответственность выразить общее мнение бургомистр. Ему такое по должности положено.

— Этот объявился! — воевода властным жестом отослал из приказной палаты писца и служек. — Да двери за собой поплотнее притворите!

— Доложили уже, — поморщился посадник на такое самоуправство, но возражать не стал. И не потому что не осмелился, а… Просто разговор предназначался не для лишних ушей. А то что разговор обязательно состоится сразу было понятно по тому, каким злым и раздражённым казался старый товарищ.

— И что делать будем?

— Ничего не будем, — отвернулся к окошку посадник.

— Как это ничего? А то, что он в устье Наровы крепостицу заложил, это что?

— Как что? Пусть строит. Что данам, что крестоносцам подобное своеволие вряд ли по нраву придётся. Так что рано или поздно… Скорее рано они с ним сами разберутся!

— Полагаешь?

— Сам посуди. Стал бы ты спокойно смотреть, если бы на твоих землях кто-нибудь подобную стройку затеял?

— Так то на моих, — оскалился воевода.

— А даны ничуть не хуже тебя, — отзеркалил злую усмешку посадник. — Или ты считаешь, что то не их земли?

— Вообще-то это земли эстов, — осторожно уточнил воевода. И покосился на товарища. Что он на это скажет?

— Были! Когда-то! — усмехнулся тот в ответ. — Ты об этом поспорить пришёл?

— Добрый спор ещё никому не навредил. И насчёт крепостицы ты не прав. Тут слухи ходят, что даны уже несколько раз пытались этого, — воевода мотнул бородой куда-то в сторону окон. — В реку скинуть вместе со всей своей крепостицей, да не вышло у них ничего! Ты не думал, что будет, когда этот окрепнет и крепость свою достроит? А ну как реку нам перекроет? Что тогда делать станешь, как торговым людишкам такое объяснишь? На Литву или Ригу я бы не особо уповал, те за наши интересы сражаться не станут. Наоборот, как бы нож в спину не воткнули, когда слабость нашу почуют!

Воевода перевёл дыхание, отгладил ладонью заросший бородищей подбородок, стирая брызги слюны:

— Кстати, ведь это к нему Ярослав Всеволодович приезжал! А ну как новгородцы вновь на той земле утвердятся? Колывань или как там его сейчас даны называют? Ревель? Да, Ревель! Если его назад у них отобьют? Ведь смогут же? А там и до Юрьева очередь дойдёт, и до Риги! Это в прошлый раз Ярослав до неё не дошёл, потому что мы ему не помогли. Или ты думаешь, князь такое забудет?

— А зачем ты мне это говоришь? — посадник по новому пригляделся к старому товарищу. А ведь сдал, сдал старый друг! Обрюзг за последний год, поникли плечи, словно придавило их к земле непосильной ношей. И брюхо себе такое успел отрастить, что никакая броня не скрывает! Пояса боевого за жирными складками спереди не видать! А глаза всё те же, хитрые да алчные. И глядит так, словно дырку прожечь норовит!

«И через ту дыру ухватить побольше», — почему-то подумалось.

— А кому же ещё? — неподдельно удивился толстяк.

— Я, что ли, с литвинами да крестоносцами уговаривался? Ты в Кром пойди да князюшке нашему с боярами всё это растолкуй! Это же они с ними грамотку о мире и торговле подписывали! По улицам ходить страшно стало, от белых плащей с крестами в глазах рябит! Что замолк? — посадник швырнул перо, вскочил и оббежал длинный стол. Встал напротив воеводы, уставился ему в заплывшие жиром глаза. — Почему-то в Кроме таким говорливым не был, когда извечного врага бояре наши решили в друзья записать! Или ты думаешь я не знаю, почему ты так извести этого боярича желаешь? Да ты просто боишься, что он в силу войдёт, да с тебя же за своё добро украденное и спросит!

— А ты не боишься? — вызверился в ответ на посадника воевода. — Что и с тебя тоже спросит? А ещё и за смер…

— Ма-алчать! — прошипел посадник. И удовлетворённо усмехнулся, когда увидел, как опешил, как послушно-испуганно замолчал воевода, подавившись несказанным. Как в испуге оглянулся тот на дверь дубовую, полосами железными окованную.

И сам прислушался. А ну как скрипнет за дверью кожей сапог чрезмерно любопытный служка? Ничего не услышал, но обольщаться той тишиной не стал. Мало ли? Поэтому и процедил сквозь зубы:

— Думай, когда и где рот свой раскрываешь! Везде уши! И я не для себя старался, а для пользы города! А за то себя вини! Твоя задумка ведь. И исполнил её тоже ты! Так что кругом только ты и виновен!

— А кто мне её подсказал? — не пожелал принимать всю вину на себя воевода. — Кто меня на подобное подтолкнул? Не ты ли?

— Чего только в пьяную голову не приходит! Я пошутил, а ты всё за правду принял!

— Пошутил он! А когда добро боярское поровну делили, тоже шутил? Ишь, для города он старался! Знаю я, для кого ты старался!

— От, заладил! Твоё дело мечом махать, да дружиной командовать. А в посадничьи дела не лезь! Не твоё это дело. Тебе что, больше поговорить не о чем? То давно было и уже прошло! Ты бы лучше о нынешних делах подумал!

— А я и думаю! Поэтому и хочу оградить себя в грядущем от возможных неприятностей!

— Так огради, кто тебе мешает?

— Псков не поймёт, если я в городе это сделаю! Мне ещё прошлого раза не забыли. Тут что-то другое нужно сделать, хитростью извести. Подскажи, ты же можешь!

— Псков не поймёт, тут ты прав. И дружина супротив своих тоже железко не обнажит, — подытожил посадник и задумался. Пора избавляться от старого друга, ох, пора! Очень уж разговорчивым и назойливо-упрямым в своей глупости тот стал. Но не сейчас. Пусть сначала старое дело до конца доведёт А там концы в воду и всё.

И совсем другими глазами посмотрел на уже бывшего товарища. Внутренне скривился, впервые заметив его обрюзгшее лицо и обвисшие щёки. Похоже, что воевода медовухой балуется! И судя по всему, слишком ею увлекается. А ведь не докладывал никто о таком, иначе бы давно слухи по городу поползли. Отвернулся в сторону, чтобы рожу эту, глаза намозолившую, не видеть!

Но не выдержал, искоса глянул на собеседника, и снова отвёл глаза в сторону. Удивительно, как за столь малое время можно мнение о человеке изменить! Успокоился и только тогда медленно и тихо заговорил, заставляя воеводу подшагнуть вплотную и даже слегка наклониться вперёд, чтобы лучше слышать:

— А если его с крестоносцами или литвинами лбами столкнуть? Воспользоваться такой сварой, да и извести всех разом под корень! И спихнуть всё на иноземцев! Они же мне тут словно кость в горле! Всё по улицам ходят, чуть ли не в каждое подворье заглядывают! Высматривают вокруг, в каждую щель лезут, словно псы вынюхивают!

И, увидев как заблестели от предвкушения скорой расправы с общим врагом глазки бывшего товарища, тут же осадил его:

— Да только в городе тебе подобное всё равно не провернуть.