Таинственный цилиндр - Куин (Квин) Эллери. Страница 52

Он запнулся и умолк.

– Убийство было совершенно бесполезным для вас, – мягко сказал Эллери. – Ведь вы не знали, где находятся документы.

– Верно, – ответил Морган с нервной улыбкой. – Этого я не знал. Если бы смерть Фильда принесла мне какие-то преимущества! Ведь по-прежнему существовала бы опасность, что бумаги снова появятся на свет и попадут в руки другому шантажисту. Я бы попал из огня да в полымя… Я три дня пытался собрать сумму, которую он требовал, и безрезультатно. Тогда я пришел к выводу, что в воскресенье вечером надо еще раз – последний! – попробовать договориться с ним. Я пошел к нему домой. Он открыл мне в халате. Я застал его врасплох. В гостиной было не убрано. В тот момент я еще не знал, что миссис Рассо прячется в соседней комнате.

Его рука подрагивала, когда он раскуривал потухшую сигару.

– Мы поскандалили. Говоря точнее, я кричал на него, а он только насмешливо улыбался. Он больше не желал слушать никаких возражений и просьб. Он хотел получить пятьдесят тысяч долларов – хоть ты тресни, а в противном случае грозил обнародовать все – с документальным подтверждением. Я все больше приходил в бешенство. Но я ушел прежде, чем окончательно потерял самообладание. И это все, инспектор. Честное слово.

Он отвел глаза и стал смотреть куда-то в сторону. Инспектор Квин кашлянул и положил сигару Моргана, упавшую на стол, в пепельницу. Потом порылся в кармане, нашел табакерку и взял понюшку табаку. Эллери невозмутимо налил Моргану стакан воды. Тот залпом выпил.

– Благодарю вас, Морган, – сказал Квин. – Раз уж вы сегодня так откровенны с нами, скажите: высказывали ли вы во время этой ссоры в квартире Фильда угрозу убить его? Давайте играть в открытую: мне следовало еще раньше сообщить вам, что миссис Рассо обвиняет вас в убийстве Фильда, основываясь на том, что в ссоре вы угрожали сделать это.

Морган побледнел. Веко его задергалось. Он испуганно уставился на инспектора. Теперь он вызывал откровенное сострадание.

– Она лжет! – воскликнул он.

Несколько посетителей за соседними столиками с любопытством стали поглядывать на них. Инспектор коснулся руки Моргана. Тот спохватился и продолжил значительно тише.

– Я ему не угрожал! Ведь я только что откровенно вам признался, инспектор, что иногда мысль убить его мне приходила. Но это была глупая идея. Я никогда не набрался бы смелости кого-то убить. Даже в клубе «Уэбстер», когда я совершенно вышел из себя и выкрикнул такую угрозу, я вовсе не собирался его убивать. Тем более вечером в воскресенье. Пожалуйста, инспектор, верьте, мне, а не этой беззастенчивой, жадной до денег шлюхе! Инспектор! Вы должны мне поверить!

– Я бы только хотел, чтобы вы объяснили мне, что именно вы сказали. Как бы вам это ни показалось странным, я полагаю, что фраза, о которой говорит эта женщина, действительно была сказана.

– Какая фраза? Моргана прошиб пот.

– «Если вы сделаете эти бумаги достоянием гласности – что меня погубит наверняка, – я позабочусь, чтобы вы не смогли больше никого шантажировать!» Вы говорили такое, мистер Морган?

Адвокат ошарашенно поглядел на Квина, а потом с облегчением рассмеялся.

– Боже милостивый! – сказал он, наконец, когда смог перевести дух. – Это вся «угроза», которую я высказал? Ну, инспектор, единственное, что я подразумевал, – так это то, что если я не смогу удовлетворить требования Фильда и он предаст огласке документы, я расскажу все про него в полиции и, погибая сам, потяну его вместе с собой. Вот что я имел в виду! А она-то думала, что я угрожаю его убить!

Он нервно потер руки.

Эллери улыбнулся и поманил официанта, заплатил по счету, прикурил сигарету и поглядел на отца, который смотрел на Моргана с симпатией, хотя был явно расстроен услышанным.

– Ладно, мистер Морган, – сказал инспектор, отодвигая кресло. – Это все, что мы хотели от вас узнать.

Он вежливо отступил, пропуская все еще смятенного и дрожащего адвоката к гардеробу.

Когда оба Квина свернули с Бродвея на Сорок седьмую улицу, на тротуаре около Римского театра уже бурлила толпа. Людей было так много, что полиции пришлось выставлять оцепление. Улица была узкая, движение на ней полностью застопорилось. Светящиеся буквы над входом в театр так и выкрикивали название спектакля – «Игры с оружием». Под этой крупной светящейся надписью красовалась другая, поменьше: «В главных ролях Джеймс Пил и Эва Эллис с ансамблем звезд театра». Женщины и мужчины, с одинаковым ожесточением работая локтями, пытались продраться сквозь колышущуюся толпу. Полицейские, раскрасневшиеся от крика, требовали показывать билеты у всех, кто пытался пройти через оцепление.

Инспектор показал свой значок. Толпа внесла его и Эллери в небольшое фойе театра. Здесь, у окошечка кассы, стоял Панцер. По лицу директора так и гуляла широкая улыбка. Он очень вежливо, но твердо пытался ускорить движение очереди от кассы к зрительному залу. С другой стороны стоял взмокший от напряжения дородный портье и затравленно озирался по сторонам. Кассиры трудились из последних сил. Зажатый в угол фойе Гарри Нельсон вел серьезную беседу с тремя молодыми людьми, явно представляющими прессу.

Панцер заметил Квинов и двинулся было к ним, но инспектор жестом остановил его. Директор понимающе кивнул и вернулся к своему месту у кассы. Эллери скромно встал в очередь, чтобы взять оставленные им с инспектором два билета. Затесавшись в толпу, они вошли в зрительный зал.

Мадж О'Коннел чуть не упала от страха, когда Эллери предъявил ей билеты на места ЛЛ 32 и ЛЛ 30. Инспектор невольно улыбнулся, глядя, как она неловко обходится с их билетами, то и дело испуганно поглядывая на них. Она проводила Квинов по толстому ковру к проходу, молча указав на два самых крайних места в последнем ряду, повернулась и ушла. Эллери и инспектор сели и положили свои шляпы на специальные проволочные полочки под сиденьями. Потом стали устраиваться поудобнее – ни дать, ни взять два заядлых театрала в ожидании долгожданного зрелища.

В зрительном зале яблоку негде было упасть. Последние группки зрителей еще пробивались между рядами, занимая свои места. Взгляды всех, кто сидел вокруг, были устремлены на Квинов, которые невольно стали центром всеобщего интереса, что было совсем ни к чему.

– Черт возьми! – в сердцах выругался Старик. – Надо было сесть на эти места уже после начала спектакля!

– Ты и в самом деле чересчур нервно реагируешь на мирскую славу, жрец мой, – рассмеялся Эллери. – Вот мне так не доставляет никаких неудобств внимание широкой публики.

Он глянул на часы. Отец и сын многозначительно переглянулись: было ровно 8.25 вечера.

Свет в зале медленно погас. Шум и разговоры сменились полной ожидания тишиной. Когда настала полная темнота, открылся занавес. Взору зрителей открылась полутемная сцена, производившая какое-то неуютное впечатление. В тишине вдруг раздался выстрел. Полузадушенный мужской крик заставил многих в зале нервно перевести дух. Пьеса «Игры с оружием» пошла своим чередом.

Несмотря на предвзятое отношение отца к этому боевику, Эллери, совершенно расслабившись, наслаждался той легкостью, с которой игрался спектакль, и закрученностью интриги, сидя на том кресле, где три вечера назад был найден умирающий Монти Фильд. Его приводил в восхищение прекрасный звучный голос Джеймса Пила, которому приходилось действовать на сцене во все более острых ситуациях. Эва Эллис тоже жила своей ролью: она как раз говорила, исполненная нежности и волнения, со Стивеном Барри, симпатичная физиономия которого явно произвела неизгладимое впечатление на девушку, сидящую от инспектора справа. Хильда Оранж стояла в углу, облаченная, как того требовала роль, в платье самых кричащих цветов. Актриса в амплуа комической старухи ковыляла по сцене. Эллери наклонился к уху отца.

– Довольно приличная постановка, – шепнул он. – Посмотри только на мисс Оранж!

Спектакль на полных парах несся дальше. Оглушительным всплеском голосов и звуков завершился первый акт. Инспектор посмотрел на часы, когда зажглись светильники. Было 9.05 вечера. Он встал. Эллери лениво последовал его примеру. Мадж О'Коннел, которая все время делала вид, будто не замечает их, открыла тяжелые железные двери, и публика стала выходить в слабо освещенные боковые проходы. Эллери и отец, смешавшись с толпой, вышли тоже.