Десять поверженных - Кук Глен Чарльз. Страница 32

Его нравственные мучения стали нашими нравственными мучениями. Его молчаливый отказ вопить и бить себя кулаком в грудь на поле боя мы переняли тоже. Гвардия предпочитает говорить голосом стали.

Хватит. К чему все эти подробности? Элмо наскочил на золотую жилу, а мы с Вороном просеивали ее в поисках самородков. Вкатились Гоблин и Одноглазый. Ни один из них не знал письменности северян. Они принялись доставать один другого, создавая бесплотные тени, которые гонялись по стенам друг за другом. Ворон посмотрел на них со злостью. Их бесконечные перебранки и шутовство сильно раздражали, когда необходимо было сосредоточиться.

Они взглянули на него, бросили свою игру и тихонько сели, почти как дети, которых отругали. Ворон был сильной личностью и обладал такой энергией, что мог заставить людей более сильных дрожать под • его холодным, мрачным взглядом.

Прибыл Капитан. С ним были Элмо и Немой. Когда они открыли дверь на улицу, я заметил нескольких человек, которые ошивались вокруг. Интересно, как они узнали, что здесь что-то происходит.

– Что у тебя, Костоправ? – спросил Капитан. Я понял, что из Элмо он уже выжал все, поэтому сразу взял быка за рога.

– Эти приказы, – я положил руку на одну из стопок, – все эти доклады, – я показал на другую, – все они подписаны Шелест. Мы запустили лапу в личный бассейн Шелест с золотыми рыбками, – я говорил таким высоким голосом, что он скорее походил на писк.

Некоторое время все молчали. Когда Леденец и другие сержанты неожиданно вломились в помещение, Гоблин несколько раз пискнул.

– Это правда? – наконец спросил Капитан Ворона. Ворон кивнул.

– Судя по документам, она появляется здесь все время, с ранней весны.

Капитан сцепил за спиной пальцы рук и начал расхаживать по комнате. Он был похож на старого, усталого монаха, который бредет к вечерней молитве.

Шелест – самый известный генерал у повстанцев. Ее упрямый гений удерживал восточный фронт несмотря на самые отчаянные усилия Десяти. Она же и самая опасная из всего Круга Восемнадцати. Также она прославилась и доскональностью, с которой разрабатывала планы всех своих кампаний. В войне, которая очень часто напоминает вооруженный хаос как с одной, так и с другой стороны, ее силам удавалось выстоять благодаря четкой организации, дисциплине и ясности поставленных задач.

Капитан задумался.

– Кажется, она командует армией повстанцев под Ржавчиной. Правильно?

Борьба за Ржавчину длилась уже три года. Слух – это сотни квадратных миль бесплодной земли. Прошлой зимой обе стороны дошли чуть ли не до того, что начали поедать трупы, чтобы выжить.

Я кивнул. Вопрос был риторическим. Просто Капитан думал вслух.

– И Ржавчина многие годы была землей смертников. Шелест не сдаст позиции. Леди тоже не отступит. Но ведь если Шелест появляется здесь, значит, Круг решил оставить Ржавчину.

– Значит, они перенесли свои стратегические планы с востока на север, – добавил я.

Север остается слабым местом Леди. Запад весь подчинен. А южное море принадлежит союзникам Леди. На север не обращали внимания с тех пор, как границы Империи достигли великих лесов, лежащих за Форсбергом. И именно на севере повстанцы достигли наиболее впечатляющих успехов. Заговорил Лейтенант.

– Позиция их сейчас такова, что они взяли Форсберг, заняли Плато, покорили Розы и осадили Рожь. Войска повстанцев направляются, чтобы взять Вист и Бабенку. Их, конечно, остановят, вот Круг и хочет знать, когда. С другой стороны, они подбираются к Лордам, и если этот город падет, они уже почти на границе Ветреной Страны. Стоит пересечь Ветреную Страну, взобраться по Лестнице Слезы, и они уже в сотне миль увидят Амулет. Я продолжал просмотр и сортировку бумаг. – Элмо, может, ты поищешь еще чего-нибудь? Что-то она могла и припрятать. Капитан дал добро.

– Проследи, чтобы этим занялись, – сказал он Лейтенанту. – Сазан, ты и Леденец пошевелите людей, чтобы были готовы к отходу. Спичка, удвой количество пикетов. – Сэр? – спросил Леденец.

– Ты же не хочешь оказаться здесь, когда Шелест вернется, а? Гоблин, подожди! Дай знать Ловцу Душ. Прямо сейчас. Это важно.

Гоблин скорчил отвратительную физиономию, потом отошел в угол и стал что-то бормотать себе под нос. Это было просто небольшое заклинание, для начала.

– Костоправ, вы с Вороном складывайте документы. когда закончите. Возьмем их с собой.

– Может, самое важное я возьму себе, для Ловца Душ? – спросил я. Если они нам понадобятся, лучше иметь их сразу под рукой. Я имею в виду, что нам надо поторопиться кое-что сделать, пока Шелест не вмешалась в это дело.

– Правильно, – прервал он меня, – я пошлю фургон. И не распускай язык.

Капитан открыл дверь, я увидел его серый контур в освещенном проеме, затем дверь за ним закрылась.

Очередная расправа сопровождалась воплями и криками, которые доносились снаружи. Я поднялся, выпрямляя свои больные ноги, и подошел к двери. Всех повстанцев сгоняли на плац. Пленные почувствовали внезапное желание Гвардии как можно скорее исчезнуть отсюда и поняли, что им, наверное, придется умереть не дождавшись подмоги, которая должна прибыть буквально в считанные часы.

Я покачал головой и вернулся к своему чтению. Ворон посмотрел на меня с выражением, которое означало, что он разделяет мою боль. А может, он посочувствовал только мне, видя мое разбитое состояние. По Ворону это особенно трудно понять.

В дверь толкнулся Одноглазый. Он подошел и вывалил на пол целую груду бумажных свертков, завернутых в промасленную кожу. Они слиплись от влаги.

– Ты был прав. Мы откопали это за ее спальней.

Гоблин издал длинный, пронзительный крик, от которого веяло таким же холодом, как от крика совы в ночном лесу. Одноглазый подхватил этот крик.

В такие моменты я сомневаюсь в искренности их показной вражды.

– Он в Башне, – простонал Гоблин. – Вместе с Леди. Я вижу ее его глазами… его глаза… его глаза… Темнота! О боже, темнота! Нет! О боже, нет! Нет! – его слова слились в один визг ужаса, потом он затих. – Глаз.

Вижу глаз. Он смотрит прямо в меня.

Мы с Вороном обменялись хмурым взглядом и пожали плечами. Мы понятия не имели, о чем он говорит.

Гоблин заговорил опять, но таким тоном, как будто он опять стал ребенком.

– Скажите ему, чтобы он не смотрел на меня. Скажите. Я хороший. Пусть он уйдет.

Одноглазый уже стоял на коленях, склонившись над Гоблином.

– Все в порядке, все в порядке. Это только сон, все будет хорошо.

Мы с Вороном опять переглянулись. Он обернулся и начал жестами объясняться с Душечкой.

– Посылаю ее за Капитаном. Душечка неохотно вышла. Ворон взял из кучи следующий лист и стал читать. Холоден, как лед, этот Ворон.

Гоблин время от времени вскрикивал, но вдруг совсем затих. Я дернулся к нему, но Одноглазый поднял руку, показывая, что во мне нужды нет. Гоблин закончил передачу сообщения.

Постепенно Гоблин расслабился. Выражение ужаса ушло с его лица. Оно порозовело. Я опустился перед ним на колени, нащупал сонную артерию. Сердце его билось, но медленно.

– Я удивляюсь, как он сейчас не помер, – сказал я. – Было уже когда-нибудь так плохо?

– Нет, – Одноглазый отпустил руку Гоблина, она упала на пол. – Лучше в следующий раз не заставлять его заниматься этим.

– А что, это прогрессирует? Мое ремесло кое-где пересекается с колдовством, но редко. Я не знаю.

– Нет, но за ним надо немного присмотреть. Похоже, он поймал Ловца Душ в Башне. Я думаю, тут любой бы закачался.

– И еще в присутствии Леди,. – я глубоко вздохнул. Мне было не скрыть своего волнения. Гоблин видел Башню изнутри! И он, возможно, видел Леди!

Только Десять, Которые Были Повержены, выходили из Башни живыми. Люди могли только догадываться и фантазировать, что же там внутри, а у меня был живой очевидец!

– Оставь его сейчас, Костоправ. Он расскажет, когда будет в состоянии, сказал Одноглазый твердо.

Они смеются над моими маленькими фантазиями, говорят мне, что я влюбился в призрак. Возможно, они и правы. Иногда мой интерес пугает меня самого. Он становится навязчивой идеей.