Нам можно всё - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 5
– Че ты, блядь, несешь-то, мам? – взрываюсь.
Я все понимаю. Меня можно кем угодно считать, но не моральным уродом.
– По-твоему, я ее на хрен пошлю, но мило добавлю: «Мои родители тебе во всем помогут»? Поживешь у них, они тебя содержать будут, так, что ли? – ржу. Но не смешно. Паршиво.
– Это один из вариантов, Матюш.
– Завязывай, мам. Ок? Что ты сама ей вообще наговорила?
– Что я всегда рядом и не брошу ее ни при каких обстоятельствах.
– Класс. То есть ты ей как бы намекнула, жирно так, что я ее уже заочно послал?!
– Прекрати на меня кричать!
– А ты прекрати лезть не в свое дело, мам, – говорю уже тише. – Пожалуйста.
– Ладно. Ночью приедешь, значит?
– Да. В душ схожу и выезжаю.
– Ладно. Не гоняй только.
– Само собой.
Отключаюсь первым. Дышу после разговора часто. В грудине ноет. Ситуация выбешивает. Я очень уважаю свою мать, но в этот раз она перегнула со своей любовью.
Наспех моюсь, одеваюсь, беру ключи от тачки и спускаюсь на парковку.
Впервые еду в родной город в таком раздрае. Раньше точно было проще…
Хотя сам виноват. Олень!
На территорию родительского особняка въезжаю в половине четвертого утра. В доме темно и тихо. Поднимаюсь к себе, завожу будильник на семь утра и бахаюсь спать, правда, уснуть не могу.
Я уже больше месяца живу по ночному графику и не воспринимаю ночь за ночь. Сплю преимущественно днем.
Как только вырубает, звенит будильник. Тру глаза, лезу под ледяной душ и спускаюсь на кухню. Родители уже завтракают.
Сталкиваемся с отцом взглядами. У нас с ним и так по жизни разногласий полно. Он хочет, чтобы я занял его место в агропромышленном комплексе, а я раз за разом выбираю медийку. Теперь еще вот ребенок добавился…
Сажусь за стол и придвигаю к себе тарелку, делаю это под строгим наблюдением папы. Чувствую, что его разрывает. Если бы не мама, сидящая рядом, он бы давно обложил меня матами.
– Доброе утро, дорогой, – мама улыбается. – Хорошо доехал?
– Доброе. Отлично, – киваю.
– Делать что собираешься? – басит отец.
– Завтракать буду.
– Ты посмотри на него! – все-таки взрывается. – Завтракать он будет! Клоун!
– Лёша, – мама сжимает отцовскую ладонь. – Давай без скандалов.
Отец кивает, касается маминой руки, чуть ее сжимает. На секунды прикрывает глаза и снова кивает.
– Без скандалов. Да. Согласен. Значит так, Матвей, – отец упирается ладонью в стол. – В Голливуд поиграл, мы посмотрели, будем закругляться. С понедельника выходишь на работу. К нам. Миша тебя поднатаскает, через годик-два сядешь в мое кресло. Алёне предложение сделаешь, первое время у нас поживете, пока будем дом, отдельный для вас, отстраивать, думаю, что к рождению внука успеем.
– Что? Ты сейчас серьезно? – откровенно ржу.
Отец прищуривается. Сжимает пальцы, мирно лежащие на столе, в кулак.
– А игры кончились. Пора взрослеть, сынок.
– А ниче, что у меня контракт?
– Неустойку выплатим. Не обеднеем. Тебе сейчас о семье думать нужно. Ребенок – это ответственность. Большая.
– То есть ты за меня все решил? – откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди.
Именно в этом наш конфликт с отцом. Он привык все и всегда решать за других!
– Сам ты у нас не в состоянии, до двадцати трех лет дожил, а из пубертата никак не вылезешь. Поиграл в актера – и хватит.
Веду языком по верхним зубам. Занимательно все получается. Шикарно просто. Улыбаюсь.
Мама встревоженно смотрит то на меня, то на отца.
– Лёша, не нужно так радикально. Можно же все обсудить.
– А нечего больше обсуждать, Вил. Мы столько лет «обсуждаем», давно пора было его приземлять.
– А если нет? – смотрю отцу в глаза. – Я могу сейчас содержать и себя, и Алёну, и как минимум троих детей, – вздергиваю бровь, и отец багровеет.
– Сейчас, – папа улыбается, точнее, скалится. – Вот именно, что сейчас. А дальше? После сериала ты что делать будешь? Уверен, что финансы не просядут? Знаешь, сколько актеров-однодневок на этом рынке? И не забывай, что квартира, в которой ты живешь, машина, на которой ездишь, это все из моего кармана куплено, сынок.
– Вернуть? – стискиваю зубы.
До такого мы с ним еще никогда не опускались.
Отец окидывает меня злобным взглядом, матерится и резко поднимается из-за стола. Уходит в кабинет.
Мама разочарованно качает головой, когда на меня смотрит, и идет следом за папой.
Тру виски, упираясь локтями в стол. Как меня все это достало!
Через двери и толстые стены слышу, как орет отец и как мама пытается его успокоить. Отодвигаю от себя завтрак и выхожу на улицу. Половина восьмого утра. Алёна скоро должна поехать на учебу.
Сажусь в тачку и сразу звоню Исаевой. Пока слушаю гудки, размышляю над тем, как все выгодно складывается для папы. Он спит и видит вернуть меня в этот город и усадить в свое кресло. Ситуация с ребёнком от Алёнки для него просто сказка.
– Привет, Матвей.
Вздрагиваю от Алёнкиного голоса из динамика. Сглатываю.
– Привет. Сможем увидеться?
– Сейчас?
– Ага.
– Хорошо. Я Нину в сад отвела, могу подождать тебя на остановке возле нашего дома.
– Десять минут, – смотрю на часы.
– Ладно.
– Ты тогда…
Договорить не успеваю. Алёна отключается. Бросаю телефон на соседнее кресло и ускоряюсь. К остановке приезжаю на две минуты позже обещанного, потому что какой-то баран на светофоре перегородил всем дорогу.
Выхватываю Алёну глазами еще метров за триста от остановки.
Притормаживаю у бордюра и тянусь к ручке двери со стороны пассажира, чтобы открыть.
Алёна поворачивает голову, видит меня и суетливо, осмотревшись, семенит к тачке. На ней джинсы и теплая куртка. Осень в этом году холодная.
– Привет, – мажу губами по Алёнкиной щеке, как только она садится в машину, и вскользь касаюсь ладонью живота. Случайно. Это выходит случайно, но меня слегка подбрасывает. Начинаю мандражировать, если честно.
Алёна молча кивает и щелкает ремнем безопасности.
– Задержался. Прости. Вчера не вышло приехать и…
– Я, вообще, не особо надеялась, что ты вообще приедешь, – пожимает плечами.
Вот это поворот. Ловлю ее взгляд. Смотрю в глаза, которые она тут же отводит.
– Почему? – проговариваю медленно.
– Не знаю. Так чувствовалось.
– Понятно, – вцепляюсь в руль и встраиваюсь в поток.
Пока едем, сам не понимаю куда, постоянно кошусь на Алёнку. Рассматриваю. Оказывается, что не видеть ее месяц куда больнее, чем мне раньше думалось.
– Мама сказала, вы с ней виделись…
Замечаю, как Алёна вздрагивает и моментально напрягается.
– Это вышло случайно. Я не хотела ей ничего рассказывать, просто врач была рядом и…
– Не нервничай так. Все нормально, – вырисовываю легкую улыбку и касаюсь ее ладони. Сжимаю.
Она снова вздрагивает. Смотрит прямо в глаза.
Притормаживаю у ресторана в центре. Здесь есть хорошие уединенные столики.
– Давай поедим и поговорим, ладно? – поглаживаю тыльную сторону Алёниной ладони большим пальцем.
– Хорошо.
Глушу движок, выхожу из тачки и, если честно хочу открыть Алёне дверь, но она меня опережает, выбирается из салона сама.
Чувствую, что опять на ней залипаю, когда смотрю.
Мне нужно было пробовать с ней говорить снова и снова тогда. А я просто уехал…
Не хотел ее больше мучать и себя тоже не хотел. Показательный холод и отрицание от человека, который тебе небезразличен, всегда бьет очень больно.
В ресторане нас провожают к интересующему меня столику.
– Присаживайся, – отодвигаю для Алёны стул.
– Спасибо.
Огибаю стол и сажусь напротив. Отвлекаюсь на официанта. Прошу его принести нам что-нибудь из их фирменных завтраков и снова сосредотачиваюсь на Алёне.
– Я хотел извиниться за свои слова. О том, что… Когда спросил, от меня ли ребенок, – поджимаю губы. – Просто ты позвонила, только когда… В общем, прости. Я не хотел тебя обидеть. Злился на твой игнор.