Остров душ - Пуликси Пьерджорджо. Страница 3
Воодушевленный предчувствием, Морено отправился в путь. «Возможно, ты ошибаешься. Может быть, она исчезла по своей воле и не имеет никакого отношения к другим пропавшим», – подумал он.
На самом деле он прекрасно знал, что это не так. Вернее, чувствовал.
Морено добрался до группы, сопровождавшей его на вершину, и они вместе вернулись в долину.
Глава 3
Больница имени Бузинко, Кальяри [12]
У всех полицейских есть как минимум одно нераскрытое дело, мысль о котором не дает уснуть, преследует даже спустя много лет, будит посреди ночи уколами совести, вихрем воспоминаний и образов, которые невозможно забыть. И если вы слишком молоды, чтобы иметь такое дело, то получаете его в наследство от более опытного следователя. Это как передать эстафетную палочку – своего рода соглашение, заставляющее демонов прошлого умолкнуть, а призраков успокоиться: можно спокойно умереть, не испытывая сожалений о том, что вы могли бы сделать, но не сделали.
Старший инспектор полиции Морено Баррали размышлял об этом, когда онколог больницы имени Бузинко в Кальяри сказал, пытаясь обойти острые углы, что химиотерапия не принесла ожидаемых результатов.
– Сколько? – перебил его Баррали.
– Сколько чего? – растерянно спросил врач.
Полицейский встал. Казалось, что даже такое простое действие заставляло его мышцы рваться. Если б не трость, он, возможно, не смог бы подняться. И во всем виновата не только прогулка к Сиримагусу: он чувствовал, что у него осталось мало времени. Нужно было понять сколько.
– В общей сложности, сколько у меня еще есть времени?
– На данный момент нам нужно взять некоторые анализы, чтобы понять…
– Доктор, я умираю, давайте говорить прямо. Мне просто нужно знать, когда это случится, чтобы… приготовиться.
– С таким диагнозом вам остается жить от четырех до семи месяцев, максимум восемь. Зависит от общего состояния. Если мы продолжим терапию…
– Нет, хватит. Иногда надо признавать поражение. Я слишком устал бороться, – сказал полицейский.
– Понимаю. Тогда времени еще меньше.
Баррали вздрогнул.
– Мне жаль, – произнес врач.
– А она, – Морено постучал по голове и спросил: а она сколько еще будет работать?
Это волновало его больше всего. Болезнь уже начала угрожать ясности его ума, воруя воспоминания. С каждым днем становилось все труднее думать. Иногда он останавливался посреди разговора и не знал, как закончить фразу, вызывая у собеседников жалость и замешательство.
Взгляда, который бросил на него врач, хватило, чтобы получить ответ. В этот момент он понял, что больше не может ждать. Он думал до последнего, что сможет справиться сам, но настало время просить о помощи. Немедленно.
– Спасибо за все, доктор.
Морено с трудом вышел из больницы и доехал на такси до старого бара, в который обычно ходил после ночной смены, когда был молодым патрульным. Внутри все было как и тридцать пять лет назад: приглушенный свет, пол в шашечку, барная стойка красного дерева, обитая кожей, латунные пивные краны, поблескивающие в тусклом свете, неоновые вывески, пепельницы с логотипом «Чинзано», пыльный музыкальный автомат, пожелтевшие плакаты «Кампари» и черно-белые афиши боксерских поединков. Только теперь бариста смотрел не в газету, а в планшет, читая новости.
«Да, все осталось, как раньше. Только тебя уже не узнать», – подумал Баррали, разглядывая себя в зеркало. Этот исхудавший, измученный болезнью человек с ввалившимися щеками и испуганным и недоверчивым взглядом не мог быть им. Но зеркало не лгало.
Хоть было и рано, он заказал граппу и сел, задыхаясь от усталости. Отхлебнул. Он это заслужил, хотя врач и не одобрил бы.
«Да пошли эти доктора… Я с ними покончил», – подумал Морено, глядя на свою правую руку, которая теперь с трудом держала рюмку. Он видел, как она дрожала, словно не принадлежала ему. Как будто ей было немыслимо быть узником этого больного тела, которое с каждым днем угасало все больше и больше.
«Может быть, тебя заразило все то зло, которое ты видел?» – подумал он. И решил сам себе не отвечать. Были более важные дела.
Морено достал из кармана визитку и подумал, что больше не может откладывать этот звонок. Слишком долго медлил, обманывая себя тем, что если не сможет победить опухоль, то хотя бы протянет еще год-другой. Но в этот момент понял, что не сможет вершить правосудие в одиночку.
Приняв эту мысль, Баррали почувствовал облегчение. Он сделал последний глоток, надел очки и набрал номер единственного человека, который, как он считал, мог бы ему помочь.
– Доброе утро, Мара. Это Морено Баррали… Прости, если побеспокоил. Я попросил твой номер у синьора Фарчи… Да, я все еще на больничном. Мне нужно поговорить с тобой… Нет, я предпочел бы не в полиции… Да, это Фарчи посоветовал мне позвонить тебе. Я знаю, что они говорят обо мне, но, пожалуйста, просто поверь… Я сейчас в баре… Если б это было возможно… Да, это очень срочно… Спасибо. – Полицейский сообщил ей точный адрес. – Отлично. Тогда я тебя жду. До скорого.
Морено заказал еще рюмку граппы и взял изображение Долорес, последней убитой девушки. Потом достал две более старые и потемневшие от времени фотографии. Он рассматривал и изучал эти фото столько раз, что мог бы описать их в точности даже с закрытыми глазами.
Его, как всегда, захлестнуло волной воспоминаний, вины и гнева. Баррали начал собирать снимки, чтобы убедить свою коллегу взяться за его единственное нераскрытое дело – и предотвратить убийство, которое, как он был уверен, произойдет через несколько дней.
Глава 4
Отдел убийств и преступлений против личности, полицейское управление Кальяри
Старший инспектор Мара Раис закончила разговор и затрясла головой, позеленев от злости.
– Дерьмо! – ругнулась она себе под нос.
Коллеги подняли глаза от своих папок и бумаг и посмотрели на нее, улыбаясь. Вглядываясь в их лица, Мара поняла, что кто-то им уже сказал. Очередной удар в спину.
– Что случилось, Мара? – спросил один из них с издевкой. – Проблемы?
– Фарчи сплавил мне этого чокнутого Баррали и его серийные убийства.
Сотрудники мобильного подразделения уголовной полиции, вынужденные делить одну комнату на всех, разразились смехом. Над Морено Баррали смеялся весь отдел убийств; с годами у него развилась настоящая одержимость ритуальными убийствами – как он их называл, – и он мучил коллег и начальство, требуя возобновить дела.
– Ну, Мара, тебя недавно перевели в отдел висяков, и логично, что тебя ставят в пару с Баррали, правда ведь?
– Ага, конечно… Я прямо ждала этого с нетерпением. И еще – он называется отдел нераскрытых преступлений, Пирас, – сказала Мара, вставая и бросая коробки, в которые складывала свои личные вещи. Ее переводили в отдел, который, по сложившемуся мнению, был наказанием для любого следователя мобильного подразделения.
– Ты куда пошла?
– Fariscazzustusu! [13] – выругалась Мара сквозь стиснутые зубы, грубо отмахиваясь от коллеги, и с воинственным видом направилась к кабинету начальника Джакомо Фарчи.
– Мара, это плохая идея… – предупредила ее Илария Деидда, коллега, с которой она лучше всего ладила.
Мара Раис была хорошим полицейским, но характер имела скверный. Она была из тех людей, которые никогда не держат рот на замке, и из-за этого недостатка ее не любило начальство, которое мало внимания обращало на ее успехи в работе, а вместо этого взъелось на нее за то, что у нее «длинный язык». При удобном случае ее старались оставлять в офисе, чтобы минимизировать ущерб, причиненный ее «цветистой сардской [14] руганью», как точно определил ее начальник.
– Успокойся, я не собираюсь в него стрелять. Ну, по крайней мере, не здесь, – пошутила Раис.