Доверься мне (ЛП) - Мак Бекка. Страница 50

Почему я не хотел ее целовать? Хороший вопрос.

О да. Потому что я пытаюсь напомнить нам обоим, кто здесь главный. Верно.

Только я не уверен, что это я. Я думаю, это скорее она.

Черт, я уверен, что это она.

— Я пытаюсь все держать под контролем.

Хэнк хмыкает в свою салфетку. Смех по нарастающей усиливается, и вот, он уже согнулся от смеха, вся закусочная наблюдает за ним, пытаясь разглядеть, что же его так рассмешило.

— Контроль? Ты? Мужчина? — он шлепает ладонью по столу. — Черт, я никогда не слышал ничего смешнее. Картер, позволь мне сказать тебе кое-что, сынок, — опираясь на локоть, он протягивает руку и указывает на меня. — В отношениях единственный человек, который всегда контролирует ситуацию — это женщина. Она всегда — всегда, всегда, всегда — имеет власть. Она владеет тобой и этими штучками между ног, — он обхватывает обеими руками воображаемые яйца, я полагаю. Откинувшись на спинку дивана, он вздыхает. — Чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

— Я так не думаю. Я сделал довольно хороший…

— Нет, не сделал. Ты поцеловал ее, хотя не хотел этого. Почему? Потому что у нее есть власть. Потому что ты взглянул на это красивое лицо и рухнул к ее ногам. И так будет всегда, потому что ты будешь ставить ее выше всех и всего остального.

Ну, это немного пугает. Хоккей — мой номер один. Или, наверное, моя семья, а хоккей — на очень близком втором месте. Но может ли Оливия быть такой же важной? Может ли она обогнать хоккей?

Это глупый вопрос. Она уже обогнала. Это видно по тому, как ее исчезновение из моей жизни, испортило мою игру. И это страшно, потому что в тот момент мы даже не были вместе. Не было нас, только вопиющее отсутствие нас.

— Когда я смогу встретиться с этой особенной леди?

— Если я хочу, чтобы она осталась со мной? — я мажу ржаной тост желтком и отправляю его в рот. — Никогда.

Он смеется, бросая в меня свернутую салфетку.

— Сукин ты сын.

Мы с Хэнком отправляемся на прогулку, прежде чем я отвезу его домой, где я помогу ему устроиться в его раскладном кресле. Дублин прижимается к хозяину, пока я настраиваю Хэнку аудиокниги. Он любит слушать эротические романы. Он говорит, что это его единственное оставшееся развлечение.

— Повеселись на свидании, Картер. Не делай ничего такого, чего не сделал бы я.

Я смотрю вниз, на обложку книги, открытой на планшете, который я два года назад подарил ему на день рождения. «На пятьдесят оттенков темнее».

— Не думаю, что стоит об этом беспокоиться.

Он ищет мою руку, и когда я беру ее, он сжимает ее.

— Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, пошлый старикашка.

Я не волнуюсь, я контролирую ситуацию. В этом вся разница.

Если бы я волновался, приехал бы я на двадцать минут раньше и остался бы в машине? Возможно.

Если бы я волновался, я бы просто смотрел на дом Оливии? Тоже возможно.

Не то чтобы я не знаю, как ходить на свидания. Не то чтобы я испытываю к ней настоящие чувства, которые пугают меня до смерти. Если бы я был встревожен, я бы… Ладно, я чертовски встревожен. Я понимаю. Но в этом нет ничего страшного. Каждый чувствует себя так перед первым свиданием, верно? Неважно, шестнадцать тебе или почти двадцать восемь.

Верно? Верно.

Изнутри маленького домика раздается испуганный всрик, когда я наконец звоню в дверь.

— Черт. Блять. Он рано. Я не готова.

Я смотрю на часы. Я опоздал на одну минуту и тридцать две секунды. И, как я уже говорил, на самом деле я уже двадцать минут сижу в машине. Я три раза выходил из машины, поднимался по ступенькам, а потом разворачивался и мчался обратно к машине.

Но это не потому, что я волнуюсь.

Оливия все еще не ответила, но она явно знает, что я здесь, поэтому я снова позвонил в звонок, три раза подряд, смеясь над проклятиями, вылетающим из ее рта, когда ее шаги подходят ближе.

Дверь распахивается, являя Оливию во всей красе.

В пижаме.

На ней безразмерная футболка Университета Британской Колумбии с дыркой на боку талии и пара полосатых леггинсов из комплекта термобелья, которые настолько ей велики, что полностью закрывают ее ступни, за исключением крошечных розовых пальчиков. В ее защиту скажу, что, когда я звонил сегодня утром, я сказал ей, чтобы она оделась в то, в чем ей будет комфортно.

— Это немного более комфортно, чем я предполагал, но тоже сойдет, — я слегка стряхнул снег со своей куртки и шагнул внутрь. — Тебе идет вся эта атмосфера «я только что проснулась», — ухмыляясь и подмигивая, я наклоняюсь ближе. — Мне даже хочется отнести тебя обратно в постель.

Я никогда не знаю, чего мне ожидать от Оливии, и думаю, что это одна из тех вещей, которые мне в ней нравятся. Иногда она легко отвечает на мои дерзкие вопросы, а иногда, как сейчас, она просто смотрит на меня, а ее лицо заливает краской.

И она все еще молчит.

Я думал, я нервничаю? Пф-ф-ф. Я еще ничего по сравнению с Оливией.

— Боже мой, — шепчет она. — Я еще не сказала ни слова, да?

— Ты просто пялишься на меня, — подтверждаю я.

Она прячет лицо в ладонях.

— Я сегодня никак не соберу мозги в кучу.

Смеясь, я притягиваю ее к себе и крепко обнимаю.

— Это нормально. Теперь я не так сильно переживаю, что мне понадобилось четыре попытки, прежде чем наконец постучать в твою дверь.

— Я думала, у тебя все под контролем.

— Могу я сказать тебе правду? — подцепив пальцем ее подбородок, я поднимаю ее лицо вверх. — Я никогда не чувствовал себя таким чертовски бессильным. Вот почему я собираюсь поцеловать тебя сейчас, а не ждать до конца нашего свидания, как я обещал себе, ладно?

Уголок ее рта приподнимается, и я вытягиваю шею, чтобы прикоснуться губами к ее губам. Сначала это происходит неуверенно, я медленно исследую ее, проверяю границы. Но потом ее губы со вздохом раскрываются, позволяя мне распробовать ее, а ее рука хватает мое пальто, чтобы удержаться в вертикальном положении.

— Ол, — шепчу я ей в губы.

— М-м-м.

— Иди одевайся.

Она издает недовольный вздох, и я смотрю, как ее задница подпрыгивает в этих тонких лосинах, когда она идет по коридору и исчезает за дверью.

Я заглядываю в маленькую прихожую и улыбаюсь шнурку, который я подарил ей на Рождество, и что он висит рядом с ее пальто. К нему прикреплены два ключа и карточка, подтверждающая ее личность, и я замечаю яркий луч в виде фотография лица Оливии на ней.

Я немного любопытный, поэтому открываю шкаф в прихожей и приятно удивляюсь, обнаружив ее хоккейные коньки именно там, где я надеялся их найти. Мой большой палец скользит по лезвию — они достаточно острые, чему я рад. Я тихо выскальзываю за дверь и прячу их в багажник, и все это до того, как она закончит собираться.

Я снимаю пальто и прохожу в гостиную, стараясь не обращать внимания на пронизывающий холод квартиры, когда сажусь на диван. С одной стороны журнального столика лежит стопка романов, которые наверняка заинтересуют Хэнка, с другой — кипа бумаг, на которых, похоже, тесты по женской репродуктивной системе, а на ручке, что лежит поверх стопки, выгрызаны идеальные следы зубов.

Я беру рамку с журнального столика, и рассматриваю фотографию внутри — судя по елке на заднем плане, она вроде как, сделана в прошлое Рождество. На руках у Оливии улыбающийся ребенок, ужасно милый, а сбоку к ней прижимается маленькая кареглазая девочка с фотографии Кары. Я не уверен, что когда-либо видел ее такой счастливой, как на этой фотографии.

— Это мои племянница и племянник, — говорит мне Оливия. — Аланна и Джем.

Эта женщина передо мной настолько великолепна, что я не знаю, что с собой делать. На ней леггинсы и свободный вязаный свитер кремового цвета, который слегка свисает с одного плеча, она — совершенство в моих глазах.

Оливия возится со своими руками.

— Прости, что здесь такой бардак.