Доверься мне (ЛП) - Мак Бекка. Страница 80

— Мама!

— Что? Так ты ее называешь, да? — ее ухмылка странным образом очень знакома.

Дженни фыркает. Один раз. Дважды. Она опускается на пол, шлепая себя по коленке.

— Тыковка? Ты… ты… ты… — еще одно фырканье, — ты называешь свою девушку тыквенным пирожочком? — она плачет? — Вот тебе и репутация того самого огромного бабника, которую ты создавал все эти годы, — она, блять, плачет. — Ну, мы все понимаем. Ты любишь свою девушку.

Если бы я мог, я бы ответил. Но все, что я могу делать, это чесать затылок, и я ненавижу, как горит мое лицо. Когда мама выпускает ее, Оливия дарит мне мягкую, теплую улыбку, от которой я будто свечусь изнутри.

Мама шлепает Дженни по плечу.

— Не дразни своего брата.

— Он все время меня дразнит!

— Он дразнит тебя, потому что любит тебя, ты же знаешь.

— Да, Джен, — мои цепкие руки, ваш выход. — Дай просто обниму тебя. Я тебя люблю.

— Отойди от меня! — ее взгляд скользит по Оливии, уголки губ приподнимаются. — Ты слишком мала, чтобы стать живым щитом, — она раздумывает над этим всего лишь долю секунды, прежде чем сказать: «А, к черту», — и делает шаг за Оливию, обхватывая ее за бицепсы и прячется за ней.

Это бы сработало, если бы не мои чертовски длинные руки. Я обхватываю их обеих и прижимаю к своей груди.

— Групповое объятие, — пою я, когда Дженни стонет, а Оливия хихикает.

Я могу ненавидеть их за то, что они явились без предупреждения, но сейчас в одной комнате собрались мои самые любимые люди, и это делает меня самым счастливым человеком. Особенно когда я наблюдаю, как Оливия с такой легкостью вписывается в их компанию, словно она должна была оказаться здесь, стать частью нашей семьи. Я даже не возражаю, когда она рассказывает всем о том, как сбрила брови своему спящему брату, потому что он сломал ее хоккейную клюшку и сделал из нее трость. От этой истории в глазах Дженни, когда они встречаются с моими, появляется таинственный блеск, будто она что-то замышляет.

Через два часа, когда она стоит рядом со мной, натирая сыр для домашней пиццы, я все еще охраняю свои брови.

— Братишка, ты влюбился так сильно и так быстро. Когда падал в это все, не ударялся о каждую ветку по пути?

— А? — я поднимаю голову и улыбаюсь тому, как Оливия запрокидывает голову, смеясь над тем, что говорит Хэнк. Что-то пошлое, судя по тому, как моя мама осуждающе шлепает его по руке. Я поворачиваюсь к Дженни. — Я старше тебя почти на пять лет.

— Но твой ум такой, такой маленький, придурок.

Я даю ей щелбан.

— Делай свою работу.

И она делает, причем с таким же размахом, как и я в большинстве случаев — она задирает одну ногу, когда посыпает сыр поверх соуса. Дженни королева драмы.

— Она знает, что ты хочешь на ней жениться?

— Что? — мой взгляд мечется между моей надоедливой сестрой и Оливией.

— Я сказала, знает ли она, что ты в нее влюблен.

Я закрываю ей рот рукой, оборачивая ее в свои объятия.

— Заткнись или она тебя услышит.

Она кусает мою ладонь, из-за чего я отпускаю ее, прижимая руку к груди, и когда Оливия подходит ко мне сзади, обхватывая меня руками, я едва дышу.

— Из-за чего вы двое ссоритесь?

— Не из-за чего! — вскрикиваю я. Я пригвоздил Дженни взглядом, обещающим, что она останется без бровей, если скажет хоть слово.

— Ну, это должен был быть сюрприз, но Картер рассказывал, что он решил все вопросы относительно уроков верховой езды весной. Он подумал, ты захочешь пойти со мной.

Оливия пристально смотрит на меня.

— Уроки верховой езды?

Не могу поверить, что она купилась на этот бред. Даю ровно месяц до тех пор, пока Дженни не скажет, что все это было уловкой, чтобы: А) получить то, что она хотела, а сейчас это уроки, на которые она намекает со своего прошлого дня рождения, и Б) отвлечь всех от того факта, что я влюблен в Оливию и не хочу, чтобы она об этом знала. Один месяц, потому что я импульсивный и не умею хранить секреты, так что вряд ли смогу продержаться дольше.

Вот пример: сорок пять минут спустя, когда мы сидим за обеденным столом, я удерживаю ее ногу между своих, потому что, очевидно, не могу не прикасаться к ней.

— В прошлые выходные мы катались на коньках на озере Капилано, и я обогнала Картера, — с гордостью рассказывает она моей семье.

— Ты сжульничала.

Она задумчиво хмыкает, жуя свой кусок пиццы.

— Это не похоже на то, что я бы сделала.

— Это то, что сделала бы я, просто чтобы сбить его с толку, — говорит Дженни. — Картер рассказывал, что ты тренируешь хоккейную команду своей племянницы и преподаешь физкультуру в средней школе. Это так круто! Ты когда-нибудь танцевала?

— Только когда выпью. У меня нет музыкального слуха. Хотя несколько лет я занималась фигурным катанием.

— Она тренирует волейбольную команду в школе, — добавляю я.

— Ты тоже играла? — спрашивает Дженни, забавляясь.

Оливия кивает.

— С шестого класса до последнего курса университета.

Дженни складывает губы в трубочку. Ее плечи вздрагивают, а из носа вырывается маленький смешок. Я прячу улыбку за ладонью и смотрю в свою тарелку, стараясь не рассмеяться.

Взгляд Оливии мечется между нами.

— Что?

— Просто… — Дженни дергается вперед, когда из нее вырывается небольшой смешок. — Я имею в виду… — хихикает, — ты вообще можешь… — прикрывает рот, — дотянуться до сетки? — она разражается смехом в тот самый момент, когда это делаю я, мы оба опрокидываемся на стол, и мама дает подзатыльник мне, хотя сказал это не я.

Глаза Оливии сужаются, и она скрещивает руки на груди.

— О, я вижу. Вы, Беккеты, одинаковые.

— Засранцы? — предполагает мама. — Да, вся вина на их отце, не на мне.

— Будь вежлив со своей девушкой, Картер, — говорит Хэнк с другого конца стола, протягивая Дублину кусок пепперони. — Иначе она не согласится попробовать хоть что-то интересное из книги, что мы сейчас читаем.

Мне требуется целых пять секунд, чтобы полноценно осознать его слова, а к тому времени Оливия уже подавилась.

— Хэнк! — кричу я, поглаживая Оливию по спине.

— О-о-о, — бормочет он. — Дублин, я опять облажался.

Единственная причина, по которой я сейчас слушаю, как директор школы Оливии рассказывает о том, как он рад Каре — это моя безумная любовь к этой женщине.

Я видел ее три часа назад, когда она поцеловала меня на прощание в своей кровати, где мы спали прошлой ночью, чтобы она смогла собраться на работу рано утром. Я практически сразу же уснул еще на полтора часа, проснулся, сожрал большую часть ее кухни, а потом заказал доставку продуктов, потому что почувствовал вину. Прошло три часа, а я все еще не готов попрощаться с ней на следующие пять ночей.

— Когда-то я был молодым, — говорит мне Рэй. Он попросил меня называть его Рэй. — Судя по фотографиям с последних выходных, вы двое, кажется, очень близки, — он играет бровями, что довольно странно, ведь он босс Оливии. Кроме того, я немного обеспокоен его последним комментарием.

— Это проблема? Наши фотографии? Поцелуи? — черт, я никогда не думал об этом.

Он отмахивается от меня, когда мы подходим к дверям спортзала. Я вижу там Оливию, окруженную кучей парней выше ее ростом даже тогда, когда она на каблуках.

— Личная жизнь Оливии — это ее личное дело. Она имеет полное право на близкие отношения, просто так вышло, что ее фотографируют. Она не будет наказана за это, пока все остается в рамках закона и приличия.

Я киваю, а в горле что-то сжимается.

— Законно и в рамках приличия, принял, — это звучит достаточно легко, но я, если честно, слегка дикий, когда дело касается любви к Оливии. Мне придется приложить все усилия, чтобы сохранить все в тайне, когда мы на людях.

— Дети здесь любят ее, и не секрет, что ей было нелегко, поскольку она не сильно их старше. Многие из них видят в ней друга, того, кому они могут довериться. Я бы сказал, что с тех пор, как вы двое предали ваши отношения огласке, она стала получать больше внимания и подколов, но мисс Паркер знает, как обращаться с этими детьми.