Самая темная нота (ЛП) - Аларкон Нелия. Страница 6

Горячую воду отключили давным-давно. Если мы хотим принять теплую ванну, нам приходится сначала греть воду в чайнике и наливать ее в ванну. Поскольку это требует так много дополнительных действий, мы с Виолой отказались от ванны и принимаем только душ.

Я дрожу под холодным дождем и сердито царапаюсь от мыла и пены. Мое самое заветное желание — чтобы моя младшая сестра приняла теплую ванну в хорошей, не ржавой ванне. Почему это кажется такой фантазией?

Схватив с вешалки полотенце, я оборачиваю его вокруг себя и пробираюсь в темноту. В ванной нет окон, поэтому все, чем я могу руководствоваться, — это память.

— Ой! — Я обо что-то споткнулась носком. Заглянув вниз, я ощупываю предмет. — Что здесь делают весы? — Ворчу я. — Виола.

Чувствуя себя беспомощной, раздраженной и близкой к слезам, я открываю дверь ванной и сталкиваюсь лицом к лицу с ослепительным светом. Я вскидываю руки, чтобы спасти свои глазные яблоки, как раз в тот момент, когда кто-то включает фонарик на себя.

Я вижу призрачную бледность кожи, темные волосы, спадающие в беспорядке, и губы в крови.

Я издаю вопль, разбивающий стекло.

В ответ раздается знакомый вопль.

Когда я понимаю, что это моя сестра, я захлопываю рот. — Вай, что случилось с твоим лицом?

— Я была на середине процедуры макияжа, когда отключили свет! — Она хмыкает и топает ногами, чтобы выразить свое недовольство. — Разве ты не оплатила счет за электричество?

— Рик сказал, что разберется с этим в этом месяце. — Я забираю у нее телефон и веду на кухню.

— И ты ему поверила?

На ее безумном, загримированном лице написано «ты что, дура?».

Слезы, которые покорно прокладывали себе путь к моим глазам, останавливаются волной смущения. Одно дело — знать, что я облажалась, но быть обвинённой в этом тринадцатилетним ребёнком — это уже другой уровень ужаса.

Я очень серьезно отношусь к обязанности быть старшим братом или сестрой.

Все, что я делала с момента рождения Вай, было направлено на то, чтобы оградить ее от суровых реалий нашей жизни.

Я не хочу, чтобы она стала такой же измученной, как я. Я хочу, чтобы она была свободной. Чтобы у нее было нормальное детство, совсем не похожее на мое.

— Не волнуйся. Я позабочусь об этом. — Говорю я, роясь в кухонных ящиках в поисках свечей.

Миссис Дороти, наша пожилая соседка, дала мне несколько штук. Она делает свечи как подработку, чтобы помочь прокормить трех внуков. Ее дочь забеременела в шестнадцать, двадцать и двадцать один год, а потом бросила всех детей на попечение больной матери.

Наверняка мама тоже так поступила бы, если бы наша бабушка не умерла от разрыва сердца и разочарования первой.

— Как ты собираешься это сделать? — Требует Виола.

— Это не твоя проблема, чтобы беспокоиться об этом. — Отвечаю я твердым тоном.

Схватив спичечный коробок, я чиркаю по нему спичкой. Пламя оживает. Такое крошечное мерцание, но темнота мгновенно ослабевает, словно не в силах справиться с жаром.

Она топает ногой, но ничего не говорит в ответ. Поскольку мама не очень-то следила за дисциплиной, не готовила, не сопровождала и вообще ничего не делала, я занимаюсь в основном воспитанием детей. Я не уверена, хорошо ли я справляюсь с этой задачей. Я просто знаю, что никто не присмотрит за нами, если я этого не сделаю.

Вернувшись в спальню, я кладу телефон на кровать. Внутри меня разгорается искушение. Мне интересно узнать, есть ли у Зейна новые материалы. Может быть, с его братом Датчем.

Мой большой палец замирает над телефоном, но я быстро прихожу в себя. Я отбрасываю телефон, словно он загрязнен, и беру в руки свой собственный аппарат.

Номер Рика — один из немногих в моем списке контактов.

Часть меня задается вопросом, возьмет ли он трубку, и я слегка удивляюсь, когда он берет.

— Что тебе нужно, Каденс?

Я слышу неохоту в его тоне, и моя гордость уязвлена. Но дело не в том, чтобы умолять. Речь идет о том, что он дает обещания и не выполняет их.

— Ты сказал, что поможешь с электричеством в этом месяце. Ты же знаешь, что мне сейчас не хватает денег, чтобы оплатить учебу Вай.

— Появилось кое-что еще. — Раздраженно говорит он.

Я потираю переносицу.

— Ладно. Ничего страшного. Но ты мог бы сказать мне. Я думала, что это уже одно дело с моих плеч, и не планировала этого. Меньшее, что ты мог сделать, это предупредить меня, что планы изменились.

— Черт, Каденс. Что это, по-твоему, такое? Благотворительность? У меня были свои обязанности до того, как появились вы двое.

Мои ресницы вздрагивают. Я впиваюсь пальцами в телефон.

— Ты прав. — Я скребу по дну сердца, чтобы найти последний клочок спокойствия и влить его в свой голос. — Мне очень жаль. Мы больше не будем беспокоить тебя и твою напряженную жизнь.

С этими словами я вешаю трубку.

А потом швыряю ее на кровать. Снова и снова, и снова. Пока буря в моей груди не превратится в кипящий вулкан.

Тяжело дыша, я выпрямляюсь и откидываю длинные каштановые волосы с лица. Мамина «помощь» провалилась, как я и предсказывала.

Но ничего страшного. Нам всегда приходилось справляться самим. С уходом мамы ничего не изменилось.

Я давала Рику повод для сомнений, ведь мы сводные братья и сестры. Но теперь у меня нет ни малейшего шанса попросить его о чем-либо.

Джинкс: Ты все еще не ответила на мое приветственное сообщение, Новая девочка. Я меняю секреты на секреты. Хочешь сыграть?

Каденс: Я не знаю, кто ты, черт возьми, такая, но мне не интересны твои извращенные игры. Не пиши мне больше, или, клянусь, я найду тебя и сдеру с тебя кожу живьем.

4.ДАТЧ

Мама Сола не разрешала нам видеться с ним и не говорила, где он.

Это было больно, потому что она всегда любила нас.

Мы сидели за ее столом, уплетая тамалес, как горячие пирожки, и неясные разговоры с нашим жалким испанским словарным запасом.

Мы учились танцевать сальсу у нее на руках. У нас появилась тайная одержимость драматическими теленовеллами вместе с абуэлой Соль. Мы присутствовали на квинсаньере ее дочери. Финн был выбран, чтобы проводить ее, потому что Зейну никто не доверял, а мне не хотелось надевать сверкающий голубой костюм под платье ребенка.

Но свет погас в глазах миссис Пирс, когда она увидела нас в дверях этим утром. Она не могла улыбнуться. Не было ни смеха, ни приветствия. По ее взгляду я понял, что она считает нас дурным влиянием.

Она права.

Но, черт возьми. От этого не становится менее больно. И чувство вины от этого тоже не становится легче.

Сол — член семьи. Мы устроили его в Redwood Prep. Он пел бэк-вокал на некоторых наших концертах. Он был единственным другом, с которым можно было сидеть за нашим столом во время обеда. Иногда люди думали, что мы четыре брата. В большинстве случаев так оно и было.

Я притормаживаю машину на отведенном нам месте. Здесь нет четкого маркера или знака, который бы выделял его, но так уж повелось, что Кроссы паркуют свои машины именно здесь.

У Зейна и Финна свои машины, но они всегда уезжают из школы с девчонкой из группы поддержки. Конечно, они не признаются в этом. Они говорят всем, что мы ездим в одной машине, потому что мы «заботимся об окружающей среде».

Я вытаскиваю сумку с заднего сиденья, открываю дверь и ставлю ботинки на тротуар.

Финн присоединяется ко мне, его губы сжаты в тонкую линию.

Зейн проводит рукой по волосам, мрачно хмурясь от разочарования.

Я иду рядом с братьями в задумчивом молчании. Шум, который мы создаем, поднимаясь по лестнице Редвудской подготовительной школы, едва проникает в мои чувства.

Обычно я могу отвлечься от разговоров, но сегодня здесь шумно.

Нас не было целый месяц, и у детей было достаточно времени, чтобы найти новую причину почитать нас.