Магия и кровь - Самбери Лизель. Страница 54

Я готовлю партию карри с говяжьими хвостами, которое больше понравилось и Люку, и моим домашним. Кроме папы, который так и не сказал мне, чтό предпочел. Еще я делаю целую стеклянную форму макаронной запеканки по рецепту тети Элейн, а на третье — шоколадный торт с ромовой пропиткой, такой влажный, что даже блестит. Если честно, я не любительница таких тортов, но рецепты тети Элейн так популярны не на пустом месте, а я хочу победить.

Часов в шесть в кухню не спеша входит бабушка. Я гляжу ей за спину, где должен быть дядюшка, но, к счастью, его там нет.

Бабушка хмыкает.

— Катиус поехал заранее, помочь подготовиться к празднику.

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

Бабушка кряхтит и наклоняется над тортом:

— Пахнет как в распивочной. Кто дал тебе столько рома?

— Нашла бутылку.

Бабушка раздувает ноздри.

— Если выиграю конкурс, у меня будет куча денег, куплю еще! А про этот ром тетушка еще в прошлом году сказала, что он невкусный. Его никто не пил.

— М-м-м. — Бабушка обходит кухонный стол, рассматривает блюда, которые я там расставила. — Это не твои рецепты.

— Откуда ты знаешь?

— Раньше ты не готовила карри с перцовым соусом. Только добавляла кусочек карибского красного перца — для аромата. А вчера за ленчем я едва горло не обожгла, когда пробовала твою стряпню.

— Ты сказала, тебе нравится!

— Мне нравится, только не мешало бы предупредить. Почему ты не покажешь на конкурсе свои рецепты? — Бабушка пристально смотрит на меня и морщит лоб. Вообще-то для старушки морщин у нее маловато. Выглядит она скорее на сорок, чем на шестьдесят. Не знаю, в чем дело, — то ли в том, что она матриарх, то ли в наших фирменных кремах.

Я облизываю губы.

— Это конкурс семейных рецептов, поэтому я и искала вдохновения у предков.

— А что, нашим предкам не понравился бы карри, который ты раньше готовила?

Да чтоб меня хакнуло насмерть. Я смотрю в потолок.

— В связи с чем меня допрашивают?

Бабушка только мычит что-то неразборчивое и продолжает рассматривать блюда.

Я закрываю стеклянные формы сверхтонкой фольгой («Никогда не порвется!»).

— Хотела попробовать разные варианты. Рецепты у меня хорошие, но, может, эти даже лучше.

Формы я ставлю друг на друга крест-накрест, как учила бабушка, чтобы верхние не приминали нижние. Сверхтонкая фольга прочная, но не настолько.

— Ну смотри.

Бабушка выходит и пронзительно кричит наверх:

— Девчонки! Идите помогите Вайе загрузить еду в фургон!

В кухню входят Кейс и Кейша. Кейс закрутила волосы в пучок на макушке, как всегда, и надела шорты и простую футболку, зато ее сестрица нарядилась в каштановый парик с розовыми кончиками длиной ниже попы и белое мини-платьице, которое выглядит так, словно она сама себя в него зашила.

Бабушка щурится на них:

— А где Алекс?

— У себя, шьет. У нее завтра показ. — Кейша одергивает платьице, которое уже задирается на бедрах.

Бабушка щурится еще сильнее.

— Закрывает все что надо! Бывает и короче! — возмущается Кейша.

Еще один суровый бабушкин взгляд — и моя сестрица разворачивается на каблуках и в бешенстве топает к себе наверх, крикнув напоследок:

— Допотопная сексистская фигня!

— Ага, ага. — Бабушка дергает подбородком в сторону нас с Кейс. — Несите все в фургон. Кейша возьмет последнюю форму.

Мы с Кейс берем по форме и тащим все в «фургон», где уже сидят остальные. Так называет его бабушка, хотя это, строго говоря, микроавтобус. Не особенно шикарный. Беленький, блестящий, квадратный — от всего этого мы с двоюродными только глаза прячем со стыда. Реликт тех времен, когда дядя Ваку был маленький и бабушка с дедушкой колесили по всей стране.

После смерти прабабушки, когда бабушка была посвящена в матриархи, все эти путешествия остались в прошлом, так что бабушка с дедушкой вернули на место задние сиденья, а свою постель занесли в дом. На этом матрасе бабушка спит и по сей день.

Мы забираемся внутрь, и вскоре к нам присоединяются бабушка и Кейша в платье немногим длиннее прежнего. За руль втискивается тетушка, и мы катим к Дэвисам.

Иден рядом со мной болтает ногами, напевает мотивчик, который, как я подозреваю, сама и сочинила, и, привалившись к моему боку, играет в какие-то гонки на планшете.

Я проверяю телефон — нет ли сообщений. От Люка ничего, и сердце у меня слегка сжимается. Я стискиваю руки на коленях. Неужели та женщина с ноутбуком не ошиблась? Да нет же, я в него не влюблена. Еще нет. Думаю, пока можно сказать, что он мне скорее нравится, чем нет. Последние добавления в список положительных качеств — помощь с тетей Элейн и то, что теперь в его обществе мне уже не так неловко, а, пожалуй, приятно — он меня больше не злит. Что, конечно, не такой уж большой шаг вперед за две недели, но я не знаю, как полюбить человека еще быстрее.

— Тонкая грань между любовью и ненавистью, — шепчет Кейс с одиночного сиденья через узкий проход от нас.

Я ахаю, пытаюсь что-то сказать, но в результате прицельно думаю: «Постороннего мнения не спрашивают!»

Тетушка ударяет по тормозам, мы все едва не падаем вперед.

— Вот дерьмо!

— Не при детях, — говорит Прия с переднего сиденья, где сидят они с папой.

Тетушка ее не слушает. Жмет на кнопку, чтобы опустить окно.

— Бога ради, мама… — стонет Кейша.

— Я сожгу это ведро с гайками! — рычит тетушка. — Может, он хоть тогда отучится всех подрезать!

Сомневаюсь, что беспилотные машины на дороге делают что-то недозволенное, но тетушка, когда злится, таких мелочей не учитывает.

Мама привстает и тянется через тетушку, чтобы закрыть окно. Они отпихивают друг дружку, а машину тем временем ведет вправо. Я вцепляюсь в край сиденья и только и смотрю, чтобы мы ни во что не врезались.

Папа протягивает руку, чтобы похлопать тетушку по плечу, но не успевает — тетушка резко поворачивает голову и кричит:

— Только тронь меня — и я тебе мясо до костей сожгу! Не вздумай заставлять меня успокоиться!

Папа откидывается на спинку сиденья и убирает руку.

— Он хотел помочь. — Прия не скрывает раздражения в голосе.

Тетушка цыкает зубом, отпихивает маму и закрывает окно. И давит на газ, чтобы мы свернули налево, на улицу, где живут Дэвисы, хотя уже загорелся красный.

Я трясу головой.

«Надо запретить тетушке водить! Она все время так!»

— Просто никто не хочет скандалить с ней по поводу того, кто сядет за руль, — отзывается Кейс. — И вообще мы уже приехали.

Тетушка тормозит перед особняком Дэвисов и паркуется на обочине. На ступенях особняка, обычно пустых, полно народу с одноразовыми стаканчиками в руках. Дедушка назвал бы это «тусняк» — на тринидадском жаргоне так называют гостей на праздниках. Мы должны были приехать и привезти угощение до того, как все собрались, но, как обычно, опоздали. Вовремя загнать в один микроавтобус девять человек не так-то просто.

Бабушка подставляется под сканер, и ворота перед нами распахиваются. Мы с Кейс и Кейшей берем еду и шагаем по извилистой дорожке на задний двор. По пути все глаза прикованы ко мне.

И не как всегда: «Эй, смотрите, Томасы приехали!» — а гораздо более напряженно. Колдуны обожают посплетничать, а Йохан не держит язык на привязи, если не считает нужным.

Я стараюсь из-за этого не нервничать. Мама говорит, болтливость у нас в крови. Это сейчас мы ограничиваемся только самыми интересными сплетнями, а когда наши предки работали на плантациях, у нас не было ничего, кроме разговоров. Только благодаря им мы поддерживали отношения и помогали друг другу. Благодаря рассказам, которые передавались из уст в уста. А до этого мы так сберегали свою историю. Так что да, мы обожаем посплетничать, но в каком-то смысле это делает нас ближе даже к самым далеким предкам.

— Ну их. — Кейс свирепо глядит на Оуэна Джеймса, одного из папиных двоюродных братьев, нашего ровесника. Глаза у него вот-вот вылетят из орбит, чтоб его приподняло и шлепнуло. — Давай расставим еду.