Королевская кровь - Томпсон Пол. Страница 59
– Где принц Ульвиан? – вспомнила Иртения, – Почему его здесь нет?
– Он дуется, – фыркнула Верханна. – Я предложила притащить его сюда за шиворот, но отец мне не позволил.
– Пророк добросердечен и мудр. Есть реальная опасность возникновения союза между принцем Ульвианом и теми, кто поддерживает его. Я не для того так долго служила этой стране, чтобы увидеть, как ее раздирают династические войны.
– Думаешь, дело дойдет до войны? – спросила Верханна, которую всегда заботили государственные дела.
– Не совсем так, – признала сенатор. – Верноподданные хотят видеть на троне Ульвиана, – это дань традициям, это позволит им удовлетворить свою жажду наживы, но на смерть они за него не пойдут.
– Молю богов, чтобы ты оказалась права, – тихо произнес Пророк.
Церемониальные двери сената распахнулись, и служитель объявил:
– Талас-Энтия покорнейше просит Пророка Солнца войти в зал и обратиться к нему.
Ритуальное приглашение послужило Кит-Канану сигналом к началу битвы. Снова поправив складки мантии, Пророк невозмутимо спросил Сильверана:
– Ты готов, сын?
Молодой эльф полностью владел собой, не подозревая о приближающейся схватке.
– Да, отец.
– Идем в очередное сражение, старый друг? – подмигнул Пророк Иртении.
Поправив широкий, усеянный бусинами пояс, охватывавший ее худощавую фигуру, женщина-Кагонести ответила, блестя глазами:
– Я скажу лишь одно: никакой пощады, Великий Пророк.
Кит-Канан ворвался в притихший зал заседаний, за ним следовали Сильверан и Иртения.
Верханна осталась за дверями. Когда служитель подошел закрыть огромные дверные створки, она услышала из зала первые гневные выкрики. Будучи не в состоянии выносить напряженное ожидание за дверями и в то же время не желая присутствовать на заседании, которое она считала бесцельной тратой времени, Верханна покинула Башню Талас-Энтии и вернулась в дом Пророка.
Там она столкнулась с раздраженным Таманьером.
– Госпожа, – взмолился он, – если ты имеешь хоть какое-нибудь влияние на этих вульгарных кентавров, не будешь ли ты так любезна попросить их покинуть дом? Они тут все на кусочки разнесут!
– Я поговорю с дядюшкой Котом, – подмигнула девушка.
В передней царил хаос. Кентавры расположились лагерем в центре комнаты, превратив изящную переднюю в какие-то сказочные конюшни. Где-то они раздобыли немного соломы и раскидали ее по полу, чтобы удобнее было ходить. Заботливо выращенные цветы с корнем вытащили из красивых ваз и съели.
Когда появилась Верханна, четверо кентавров играли в мяч прекрасным изумрудом, выдранным из лестничной балюстрады. Она вмешалась и поймала камень. Он оказался увесистее, чем она ожидала.
– Ох ты! – выдавила девушка, сгибаясь под тяжестью шарика диаметром десять дюймов.
– Привет тебе, кузина! – воскликнул Кот. Он сидел у дальней стены, сложив под собой ноги.
Рядом высилась груда фруктов, а с другой стороны – такого же размера куча огрызков. Лицо Кота лоснилось от сока.
– Приветствую, дядюшка, – ответила она, кладя изумруд на пол. – Вы, ребята, хорошо проводите время, правда?
– Этот ваш город – прямо рай!
Старший кентавр громко рыгнул.
– Вот смотри, только сегодня утром мы с кузенами Вином и Хенноком пошли на большую площадь и нашли там все эти замечательные фрукты!
Она оглядела гору груш, яблок и винограда.
– А вы за них заплатили, дядя?
– Заплатили? Ну, как только мы подошли к двуногому с фруктами, он завопил и убежал! Я уверен, он хотел нам все это подарить.
Кот обтер пыльную грушу о волосатую грудь и вонзил в плод зубы.
– Послушай, дядя. Нельзя позволять всем кузенам продолжать себя так вести в доме Пророка. Это… э-э… вызывает некоторое беспокойство, – дружелюбно начала Верханна. – Почему бы вам не пойти на улицу? Там гораздо больше места.
Он поднял на нее острый, умный взгляд.
– И верно, Котлоло должны жить под открытым небом, – заявил он. – От городской жизни мы разжиреем!
Несколькими хриплыми словами он созвал свое стадо, произнес небольшую речь, и кентавры потянулись к дверям.
– Ты ведь не сердишься, а? – спросила Верханна.
– Нет, кузина. Отчего бы? Никто из моих родичей никогда не бывал в городе. Я стар и увидел больше, чем мог бы. Я доволен.
Снаружи, на площади перед домом Пророка, их ждали четверо Кагонести с маленькой тележкой, запряженной осликом. Таманьер Амбродель разговаривал с одним из эльфов. Когда подошли Верханна с кентаврами, кастелян обратился к ним.
– Гм… – начал он, – Его Величество Кит-Канан поручил мне преподнести вам этот подарок.
Взмахом руки Таманьер указал на четверых эльфов с повозкой:
– Эти Кагонести – кузнецы. Они научат вас и ваш народ, как подковывать копыта. Пророк решил, что с железными подковами вы сможете путешествовать дальше и копыта у вас будут меньше изнашиваться и трескаться.
Кот спустился с лестницы на площадь и приблизился к главному кузнецу.
– Мы будем носить железо, как эльфийские лошади? – с любопытством спросил он.
– Если пожелаете, конечно, – повторил Таманьер, нервно отступая за спину Верханны.
Старший кентавр взял с тачки кузнеца подкову. Четверо Кагонести изучающе оглядывали человека-коня, словно снимая мерку.
Внезапно Кот взвыл и поднял над головой подкову. Он разразился целым потоком фраз, обращаясь к своим, и те подняли шум, столпившись у повозки.
Четверо эльфов уселись в повозку и повели кентавров в свою кузницу. Все Котлоло последовали за ними с прощальными криками, шумно размахивая руками, – все, кроме одного. Один кентавр остался. Это была женщина с серым в яблоках туловищем, которая везла Руфуса в город. Она подошла к Верханне.
– Сестра, – медленно проговорила она, подыскивая слова малознакомого языка, – прошу, поблагодари от меня маленького кузена Руфуса! – Она улыбалась, но Верханна изумленно подняла брови.
– Поблагодарить его? За что? – переспросила девушка.
Вместо ответа женщина-кентавр похлопала по желтой ленте, опоясывавшей ее мускулистую талию. Верханна непонимающе воззрилась на нее, но через несколько секунд ее осенило. Это была та самая лента, которой Руфус пользовался в качестве уздечки во время дикой скачки в город. Лента так понравилась женщине, что кендер, должно быть, подарил ей эту вещь.
Верханна улыбнулась и согласно кивнула. Женщина-кентавр описала небольшой круг, в воздухе просвистел длинный хвост, и она засеменила прочь, догонять своих товарищей.
Девушка пристально смотрела ей вслед. Почему-то она вдруг обнаружила, что жаждет вернуться с ними на равнины или в горы. Они не знают забот, не знают ответственности, скачут туда, куда ведет их ветер. Там, в глуши, с врагами сражаются мечом, – это Верханне было понятно. Здесь, в Квалиносте, противника не так легко распознать, и оружием здесь становится слово. Она никогда не была искусной в битвах такого рода.
Верханна опустилась на ступени. Через площадь ходили какие-то люди, и она наблюдала, как они спешат по своим повседневным делам. Слева ярко блестел величественный шпиль Башни Солнца. От башни через площадь к дому Пророка протянулась темная полоса тени. Через несколько часов, на закате, она скроет вход в Талас-Энтию. Она удивлялась, сколько еще времени ее отец и Сильверан должны будут спорить и маневрировать там в разговоре с хитроумными сенаторами. Это может продолжаться часами, днями… может, даже неделями.
Да, иногда простая жизнь на природе представляется очень привлекательной.
Когда заседание закончилось, новость начала распространяться со все большей скоростью, и через несколько часов после захода солнца весь город узнал: сенат принял свидетельство Кит-Канана, что Сильверан приходится ему сыном. Последним доводом, представленным сенату, послужило выступление писца Полидануса. Он зачитал копию свитка из архивов Сильваноса, где рассказывалась история благородного эльфа Тонмеры. Тонмера был одним из членов легендарного Синтал-Элиш, совета, который несколько тысячелетий назад основал первое эльфийское государство. В свитке говорилось, что эльф был рожден шестьдесят лет спустя после смерти своей матери. Колдун Прокас наслал на мать Тонмеры проклятие за то, что та отвергла его признания в любви. Прокас превратил эльфийскую женщину в камень. Через много лет, когда отец Тонмеры переносил каменное изображение своей умершей супруги в новый дом, рабочие уронили его. Статуя разлетелась на кусочки, и среди обломков нашли живого ребенка – это и был Тонмера.