Перворожденный - Томпсон Пол. Страница 51
Увидев в глазах Макёли слезы, принц понял, что мальчик говорит правду. Кит-Канан отпустил его тунику и, упав на колени, взглянул на неподвижное тело Анайи. Анайя.
Гнев и горе бурлили в груди. Меч лежал на земле у дерева, там, где Вольторно нашел и бросил его. Кит-Канан подобрал клинок и пристально осмотрел. Полуэльф убил его жену, а он ничего не сделал. Он позволил Вольторно лишить жизни свою жену и нерожденного ребенка.
Кит-Канан закричал – это был ужасный, пронизывающий крик боли – и плашмя ударил мечом по стволу дуба. Холодное железо преломилось в пяти дюймах от рукоятки. В ярости он отшвырнул эфес так далеко, как только смог.
Наступила ночь. Макёли и Кит-Канан сидели в доме, не шевелясь, не произнося ни слова. Они укрыли Анайю ее любимым одеялом, сшитым из дюжины кроличьих шкур. Теперь они сидели в темноте. На коленях Кит-Канана лежало сломанное лезвие меча.
Он проклят. Он чувствовал это сердцем. Любовь бежала от его. Сначала у него отобрали Герматию. Пусть так. Он нашел лучшую жизнь и лучшую жену – Герматия никогда бы не стала ему доброй спутницей жизни. Он только что начал свою жизнь сначала. И вот все кончено. Анайя мертва. Их нерожденный ребенок мертв. Он проклят.
Ветер ворвался в открытую дверь, взметнув вокруг ног Макёли вихрь листьев и пыли. Макели сидел, положив голову на колени, невидящий взгляд его был обращен в сторону входа. Ветер поднимал с земли сморщенные дубовые листья и гонял их по комнате. Макели следил за тем, как они вьются у дверей, и вдруг глаза его расширились.
Взгляд мальчика приковало зеленое сияние, заполнившее дверной проем и осветившее его лицо и серебряные волосы.
– Кит, – прошептал он, – смотри.
– Что еще? – устало откликнулся принц:
Он бросил взгляд в сторону двери, и лоб его пересекли морщины. Затем, сбросив с плеч плащ, Кит-Канан поднялся на ноги и, ухватившись за дверной косяк, выглянул на улицу. Странный зеленый свет исходил от тела Анайи, укрытого одеялом. Принц Сильванести ступил наружу, Макели последовал за ним.
Кит-Канан опустился на колени у тела жены и медленно откинул меховое одеяло. Прохладное зеленое сияние усилилось – его излучало тело.
Изумрудные глаза раскрылись.
С полузадушенным воплем Кит-Канан отпрянул. Анайя села. Свет потускнел, осталась лишь бледно-зеленая аура, окружавшая эльфийскую женщину. Она была вся зеленой – с головы до ног.
– Ты… ты жива! – заикаясь, произнес он.
– Нет, – печально ответила Анайя. Она встала на ноги, и Кит-Канан тоже поднялся. – Это часть изменения, которое должно было произойти. Жизнь покинула меня, и теперь, Кит, я становлюсь одним целым с Лесом.
– Не понимаю. – Разговор с женой теперь, когда он отказался от мысли даже когда-нибудь увидеть ее, наполнил Кит-Канана великой радостью. Но выражение ее лица, ее голос пугали его больше, чем смерть. Он не мог понять, что происходит.
Зеленая женщина прикоснулась ладонью к щеке мужа. Рука была холодной и мягкой. Она улыбнулась ему, и он почувствовал, как к горлу подступает комок.
– Это случилось и с другими Хранительницами. Когда приходило их время, они также сливались с Лесом. Я умерла, дорогой Кит, но я останусь здесь на тысячи лет, соединившись с Лесом.
Кит-Канан обнял ее.
– А как же мы? Неужели ты хочешь нас покинуть? – спросил он хриплым от страха голосом.
– Я люблю тебя, Кит, – страстно воскликнула Анайя, – но моя жизнь подошла к концу. Такова моя судьба. Я рада, что смогла объяснить тебе это.
Она высвободилась из его объятий и отошла на несколько ярдов.
– Мне всегда нравилось это место на поляне, здесь так хорошо, – удовлетворенно сказала она.
– Прощай, Най, – плача, произнес Макели. – Ты была мне доброй сестрой!
– Прощай, Кели. Будь счастлив.
Кит-Канан подбежал к ней. Он не мог с этим смириться. Это все было слишком странно. Все происходило так быстро! Он попытался еще раз обнять Анайю, но она словно приросла к земле.
Она с упреком взглянула на Кит-Канана и, желая утешить его, произнесла:
– Против этого невозможно бороться, Кит. – Голос Хранительницы становился тише, и она добавила: – Так должно было случиться.
– А как же наш ребенок? – в отчаянии спросил он.
Анайя приложила руку к животу:
– Он по-прежнему здесь. Его появление не было предусмотрено. Через много, много лет он родится снова… – Свет в ее глазах медленно угасал. – Прощай, любовь моя.
Кит-Канан сжал в ладонях лицо Анайи и поцеловал ее. Лишь мгновение губы ее сохраняли мягкость живого тела, а затем стали твердыми. Принц отшатнулся, и, когда он еще касался ее лица, черты женщины начали меркнуть. Кожа превратилась в древесную кору. Не успел Кит-Канан еще раз произнести ее имя, как Анайя исчезла. Стоя на краю поляны, принц Сильванести обнимал стройное дубовое деревце.
Глава 21
Сильваност, год Овна
В течение месяца послы вели переговоры со Звездным Пророком, но им так и не удалось прийти к соглашению. В конце концов, Пророк Ситэл заболел. За прошедшие недели здоровье правителя ухудшилось, а напряженные заседания отнимали последние силы, и наутро двадцать девятого дня он уже не смог подняться с постели. Пророк хворал так редко, что дворец охватила легкая паника. Слуги сновали вокруг, переговариваясь шепотом. Ниракина призвала к постели Пророка Ситаса и Герматию. Ее голос звучал так горестно, что Ситас уже ожидал увидеть отца на пороге смерти.
Теперь, стоя в ногах кровати, принц видел, что Ситэл изнурен и упал духом. Ниракина сидела рядом с больным мужем, приложив к его лбу влажную тряпку. Герматия маячила на заднем плане, явно чувствуя себя неловко в присутствии больного.
– Позволь мне позвать лекаря, – настаивала Ниракина.
– В этом нет нужды, – коротко ответил Ситэл. – Я просто должен немного отдохнуть.
– У тебя горячка!
– Нет! Что ж, а если и горячка, я не хочу, чтобы разнесся слух: Звездный Пророк настолько ослабел, что ему необходим лекарь. Что ты предполагаешь сообщить народу? И иноземным послам?
Эта короткая речь обессилила Ситэла, он тяжело дышал, бледное лицо резко выделялось на фоне кремовых подушек.
– Кстати, насчет послов, что я должен сказать им? – спросил Ситас. – Если ты не сможешь сегодня присутствовать на совещании.
– Скажи им, пусть пойдут напьются, – пробурчал Ситэл. – Хитроумный гном и эта вздорная баба.
Голос его затих.
– Нет, муж мой, так не годится, – мягко заметила Ниракина. – В болезни нет ничего постыдного, ты знаешь. Если ты позовешь лекаря, то встанешь на ноги гораздо быстрее.
– Благодарю, я поправлюсь сам.
– Ты можешь лежать здесь неделями, в горячке, в дурном настроении…
– У меня хорошее настроение! – закричал Ситэл.
Ниракина решительно поднялась с кровати и обратилась к Ситасу:
– Кого бы нам позвать? Кто лучший целитель в Сильваносте?
Из дальнего угла послышался голос Герматии:
– Мирителисина.
– Это невозможно, – быстро возразил принц, с упреком глядя на жену. – Она находится в тюрьме, госпожа, и тебе это отлично известно.
– Какой вздор, – перебила мать. – Если Пророку нужен лучший лекарь, можно приказать ее выпустить.
Ни отец, ни сын и виду не подали, что слышали эти слова.
– Мирителисина – высшая жрица Квенести Па. Никто в Сильваносте и сравниться с ней не может в искусстве врачевания. – Ниракина обращалась к Ситасу. – Она находится в заточении уже больше полугода. Разве это не достаточное наказание за минутную неосторожность?
Ситэл закашлялся, долгий, сотрясший тело пароксизм заставил его скрючиться на постели.
– Это застарелая лихорадка, – ловя ртом воздух, выговорил он. – Я знаю, иногда она возвращается.
– Лихорадка? – переспросил Ситас.
– Наследство бурно проведенной молодости, – слабым голосом ответил Пророк. Он приподнялся в кровати, и Ниракина поднесла к его губам чашу с прохладной водой. – Когда я был молодым, то часто охотился на болотах в устье Тон-Таласа. Тогда я и подхватил лихорадку.