Как я охранял Третьяковку - Кулаков Феликс. Страница 55
Взору моему представали: Костя Романычев – вдохновенный онанист в стадии дебильности, Саша Гжельский – глуховатый дебил; бывший матрос каботажного катера, Сережа Бабуров – тихий, ничем не примечательный дебил. А ведь был еще прелестный крендель в малиновом пиджачке и с усами по прозвищу Лариосик, и еще дохлощипый дяденька по фамилии Ходырев, оказавшийся на поверку запойным алкоголиком, и еще перекрученный, как карельская березка, разрядник по спортивному ориентированию с невероятно писклявым голоском, и еще кадр, имевший вместо имени и фамилии удивительное словосочетание «Тимофей Заец-Караваев», и еще… Словом, и тому подобный жуткий сброд. Все вместе это сверкало, переливалось, и выглядело как загородная клиника Белые Столбы теплым осенним днем.
Е.Е. возвышался посреди этого интерната для убогих точно айсберг над водами Ледовитого океана. Его подпирали мощнорукие титаны вроде Олега Баранкина и Лелика Сальникова. Ну, я там попрыгивал в отдалении, на заднем плане. Знаете ли, такой зайчик-побегайчик, любимец публики. А также Леонов, человек такого масштаба и настолько редких качеств, что я даже планирую уделить ему отдельную главу. Но в остальном, все было очень и очень кисло.
Унылые третьяковские пейзажи оживлялись лишь отдельными персонажами.
Дима Цеков, например. У него был приятель со странной фамилией Гаглов – отчаянный парень, к тому же еще и практикующий мент. Мы все вместе пару раз съездили поиграть в пейнтбол к другому цековскому знакомцу Гоше. Там я отличился неимоверно – в одной из войнушек из позорного однозарядного дрына перестрелял как кроликов всех местных профи, вооруженных фирменными автоматическими пулялами и несколько завышенной самооценкой. Причем сделал это не без изящества, доложу я вам. Третьего по счету я завалил образцово-показательно – последней пулей, в прыжке, с отклонением назад!
Наблюдавший за баталией суровый бандит, – хозяин заведения – так расчувствовался, что сбежал с просмотровой вышки, крепко обнял меня и одарил бутылкою трофейного «Гиннесса». А своим браткам этак попенял с укоризною, мол, покрошил вас заезжий фраерок в капусту, за что только вам деньги плачу. Понятное дело, это их по-спортивному разозлило.
В следующей же войнушке братки, за две минуты истребив моих партнеров, гоняли меня до тех пор, пока не зажали в темном закутке. Двоих я мочканул, но от третьего и четвертого получил крест-накрест две очереди практически в упор. Прямо по сиськам! Падая на траву, я подумал, что умираю – такая была боль!
Вован Горобец на пейнтбол не ездил. Они с Кремером предпочитали места культурные, для семейного отдыха, и желательно, чтоб с кафетерием. Один раз друзья пошли в Московский зоопарк смотреть зверушек. Горобцу так там понравилось, что он пожелал непременно заиметь какую-нибудь памятную вещицу. Сувенир, проще говоря.
В качестве такого сувенира Вовану сгодился реликтовый камчатский краб (Paralithodes camtschatica), которого он изловил в аквариуме и, скрыв под полами пальто, благополучно вынес за ворота зверинца.
Судьба членистоногого камчадала была печальна, но и возвышена одновременно. Горобец притащил его на «восьмерку» где торжественно отварил в большой походной кастрюле с лавровым листом и укропом. Славная была закуска в тот день! Кто-то из дебилов, кажется, даже бульон выпил.
Позже, в тяжелые времена мы не раз и не два предлагали Вовану повторно сходить в зоопарк на промысел. «Только крабов более не бери», – говорили мы. – «Залови-ка ты, Вовчанский нам лучше зебру, или кабанчика! Мы его тут на вертеле…».
Кстати, с «восьмеркой» и с дарами моря связана еще одна забавная история. Забавная, конечно, по-своему, так как в главных ролях в ней выступили Иван Иваныч и Саша Коровкин. Кто такой Саша Коровкин? Да как вам сказать… Это наш коллега, трудившийся исключительно на «восьмерке», по облегченному графику для инвалидов детства – «сутки через трое». В общем и целом Саша удивительно гармонировал со своей фамилией. Задумчивое парнокопытное на пастбище. Короче, представьте себе: Саша Коровкин, му-му.
Обыграли мы погожим летним вечером в футбол первую смену. Матч получился крайне принципиальным ввиду призового фонда, состоящего из ящика пива и мешка креветок впридачу. Излишне, наверное, говорить, кто являлся душой нашей команды и дирижером всех атак. Кто забил больше всех голов и кто орал громче всех. Кто выспорил два «пеналя», и кто почти что сцепился уже в смертельной схватке с сотрудником Крушельницким, в сердцах обозвав последнего «ху евой оглоблей». У кого, в конце концов, были самые модные футбольные трусы, прямиком из фирменного валютного магазина со стадиона Хайберри!
Тем не менее сообщу, что этот Некто просто блистал и сиял в тот вечер. Сделал результат в одиночку. Как говорят футболисты: «зряче, по-игроцки, со штыка»! Нет, ну не то, чтобы уж я совсем один боролся. Нет, ну почему? Ну зачем так? Не отрицаю того, что Цеков, например, немного помог. А остальные только мешали, откровенно говоря. Но все-таки порвали мы коллег в борьбе за Кубок, как собачка Тузик трусишки крошки Леночки.
А в первой смене, если говорить начистоту, подвязались по большей части одни лишь жулики да проходимцы. Отвернуться было не возможно, чтобы они чего-нибудь не намухлевали. Так что на свой законный выигрыш мы особо не рассчитывали. Но был средь них Владимир Иванович Рашин – капитан футбольной сборной и человек слова (даром, что конь каких поискать!). Он-то и воодушевил своих бобиков поставить нам причитающееся. Бобики, учитывая непререкаемый авторитет и суровый нрав Владимира Иваныча, нетерпимого ко всякому проявлению нечестности, не посмели перечить.
Только заносчивому потомку польского шляхтича, ерпенистому непоседе Крушельницкому все чего-то свербило в носу. Он вздумал было опротестовывать результат и идти на попятный, утверждая, мол, таких «левых пеналей» даже во второй лиге, в зоне «Юг» не дают. Есть же в мире такие люди подлые! Этот Крушельницкий мне разве что только ноги не оторвал, а так всего избил и покалечил! В ответ на его нелепые претензии я только и заметил, стараясь быть корректным:
– Завали ебло, псина конская. Тебя вообще, сука, гнать надо было с поля!
А он мне на это… Ну да ладно, пустое. К тому же недолго мазурка играла – получив отеческого подзатыльника от Владимира Ивановича, баламут Крушельницкий тут же покорно выложил свой полтинничек. И я ему еще, не забыв недавнюю размолвку, мстительно наподдал под жопу. Морально подавленный и материально ограбленный Крушельницкий впал в кратковременную прострацию.
Расселись мы на «восьмерке», выпиваем, закусываем, славим честного Рашина. С нами и Иван Иванович Чернов. Ваня не играл в футбол, он даже вовсе не умел в него играть. Из всех видов спорта он признавал только черноголовскую разновидность татарской борьбы на поясах. Соревновался Ваня в основном со своими родственниками. С папой, например. Причем при этом дюжий Ваня трогательно сетовал на свою относительную физическую немощь:
– Не могу я, Фил, с отцом бороться… У меня ноги слабые! – сокрушался он.
Футбол же, повторюсь, был бесконечно далек от Ивана Ивановича нашего. Однако это досадное недоразумение никак не мешало ему демонстрировать самое главное качество классного форварда: оказаться в нужном месте в нужное время. Ящик пива и несколько фунтов креветок делали восьмерку очень даже подходящим местом, ну а времени-то было хоть отбавляй. Особенно у Иван Иваныча, который имел непосредственное служебное отношение к объекту «восьмерка».
Не раз упоминалось уже, что проживал он в славном городке Черноголовке. Мотаться домой в промежутках между двумя днями нашей смены Ваня считал совершенно излишним. На дорогу у него уходило часа четыре. Путем простейших арифметических вычислений получалось, что если работу закончить в восемь вечера, то пока доедешь до Черноголовки – уже и обратно пора, сторожить Врубеля с Кипренским.
Исходя из этих всех соображений, Ваня пробил себе по административным каналам ночевку на мягких скамьях в бывшем вытрезвителе. Больше того, он считался на «восьмерке» начальником, ибо был рукоположен в старшие сотрудники.