Как я охранял Третьяковку - Кулаков Феликс. Страница 82

С идеологией издания заминки тоже не вышло. Леоныч сформулировал ее неожиданно ясно и лаконично:

– Борьба с алкоголизмом и, особенно, с наркоманией в молодежной среде, пропаганда здорового, спортивного образа жизни – вот такая будет наша главная, стратегическая задача. – Леоныч сделал паузу, и торжественно присовокупил: – Больше скажу, наша миссия.

Это был отъезд Ленина из Швейцарии! Ильич стоит на подножке пломбированного вагона и, размахивая кепкой, задорно кричит: «Чтоб вас всех, суки, черти побрали!». «Про «миссию» он подлец, конечно же, заранее придумал» – подумал я с завистью. Надо было срочно брать себя в руки и навязывать какую-то дискуссию, бороться за инициативу.

– Чё-та, Сань это… того… Как-то слишком по-комсомольски звучит, – скептически усомнился я. – Здоровый образ жизни, безалкогольные свадьбы… Не отпугнем потребителя, а? Надо бы чего-нибудь с перчиком, про горячих чуваков, с отвалом башки!

– Э-э-э! Аполитично рассуждаешь! – хмыкнул Леоныч. – Как ребенок прямо. Простых вещей не понимаешь.

– Что я не понимаю?

– А то! Тем самым мы чётенько позиционируем себя, как журнал социальной ориентации. С жирнявым позитивным месседжем.

– С чем позитивным?

Справедливости ради, Леоныч был терпелив:

– Месседж – это «послание», «посыл» по-английски. Ты в школе-то учился?

– Иди ты… – обиделся я. – Умник, бля, нашелся. А на хрен нам вообще социально ориентироваться, а? Вон «Птюч» никак не ориентируется, и ничего… «ОМ» тоже…

– Дурак ты, – с сожалением сказал Леоныч. – При чем здесь «Птюч»? У нас же про спорт журнал будет! Понимаешь? Даже не просто про спорт: футбол-хоккей-стоклеточные шашки, а про экстремальные виды. А «Птюч»… Ну и как ты представляешь себе вштыренного альпиниста? Или закинутого фрирайдера? Нет, ты скажи!

– Да я его пока вообще никак не представляю, – вынужден был сознаться я.

Леоныч сплюнул в сердцах, погрозил мне пальцем и предрек:

– Скажешь ты, Фил тоже, «ОМ»! Да он до лета не доживет, твой «ОМ»!

– Забыли про «ОМ», пёс с ним! – я как бы перечеркнул рукой воображаемый «ОМ».

Леоныч скомкал этот многострадальный воображаемый «ОМ» и с размаху швырнул его об стену.

– Да и вообще, по-другому нельзя! – рубил Леоныч. – Если только, конечно, с умом к делу подходить.

– Не-е-е, я за то, чтобы с умом! Безумного подхода мне и тут, в Третьяковке хватает.

Мы как-то незаметно подошли к банкетке, и так же незаметно присели на нее.

– На эти физкультурные дела правительство Москвы средства выделяет отдельной строкой в бюджете, – объяснял мне Леоныч. – Их тема «бегом от инфаркта» очень даже интересует. Я это к чему? Тиснем пару социальных рекламок, типа «Пейте, дети молоко! Капля никотина убивает лошадь!», а там, глядишь, и включат в какую-нибудь программу. В «Город без наркотиков», не знаю, или еще что-нибудь в этом роде. Налоговые послабления и прочие преференции нам автоматом обеспечены! Это очень и очень важно, Фил.

Я недоверчиво осклабился:

– Может сразу в «Наш дом – Россия» попросимся, к Черномырдину Виктору Степановичу? Сань, ты это сейчас всерьез говорил? Тоже мне, понимаешь, борец с наркоманией…

Леоныч с чувством ткнул меня в печень:

– Вот ты зря смеешься, Фил! Такие программы – это не просто какая-то там фигня. Это бабло! И, поверь мне, бабло жирнявое.

Бабло? Ну тогда совсем другое дело! В ту последефотную зиму я, доведенный блядским правительством реформаторов до крайности, был готов ради денег уже на многое. Да почти на все! Разве что только кроме ритуального поджога детского сада, и личного участия в гомопорно.

Теперь уже можно признаться. Одно время я (как бы в качестве гимнастики для ума, вроде как от нечего делать и чистого искусства ради) даже планировал ограбление зала драгметаллов. Через неделю у меня было готово четыре самостоятельных сценария операции. С посекундным хронометражом, четко прописанными ролями участников, схемами отключения освещения и сигнализации, путями отхода… На все про все уходило где-то от двух до трех с половиной минут.

– Складно звонишь, гражданин начальник, – после некоторого раздумья пришлось согласиться мне. – Тут я действительно не в теме. Я просто, понимаешь… Я думал, что как-то понеформальней надо. Хардкорно. РХЧП там, НИН, «Бисти Бойз», «Бади мув ин!». Тетки без трусов… И чтоб отрыв башни!

– Да с отрывом башни у нас все в порядке будет, не ссы кругами! – раздраженно перебил меня Леоныч. – Если прыжки с вертолета на велосипеде для тебя не отрыв башни, то я тогда не знаю, что для тебя вообще отрыв!

– Ну ладно, не ори. Это детали. Мы это еще отдельно обсудим. В спокойной обстановке.

– Короче, так, – заключил Леоныч. – В качестве рабочего названия предлагаю «Адреналин». Слоган примерно такой: «Твой наркотик – Адреналин!».

– Шикарняга! – одобрил я. – Поддерживаю, чтоб я сдох!

Леоныч довольно улыбнулся:

– Ну вот…

Я тоже улыбнулся:

– Да уж…

Продолжая улыбаться, этот коварный змей небрежно, как бы между делом, обронил:

– Слушай, Фил, мне уйти нужно пораньше…

Как-то неудобно было отказывать Главному редактору и своему будущему шефу в такой мелочи. Сами понимаете, деликатный момент.

– Да не вопрос! – махнул я рукой. – Я вместо тебя в Инженерный Павлика поставлю. Он только обрадуется.

И Александр Георгиевич удалился.

Вот при таких обстоятельствах было положено начало нашему журналу про сплав на каяках.

Есть такая картина советского художника «Герцен и Белинский дают клятву на Воробьевых горах». Ее сюжет как нельзя лучше подходит к описываемым событиям: двое одухотворенных, кудрявых юношей в длиннополых сюртуках стоят в густой растительности на склоне холма и, судорожно сцепив руки, смотрят куда-то на стадион Лужники. И рожи у них при этом такие зверские, будто хотят они сказать: «Падлы будем, удалим Самодержавие, сцуко! Царь, выпей йаду!».

На следующий день Леоныч приватно объявил о своем дерзновенном замысле остальным членам-корреспондентам Редколлегии. Конечно же, никто и не подумал отказываться или высказывать какие-то сомнения. Что вы, напротив! Реакция была самой что ни на есть радостной и положительной. Рашин даже ради такого случая, наплевав на законный выходной, специально приехал в Галерею. К весне 1999 года каждому, у кого в башке имелась хоть капля мозгов, стало очевидно, что дальнейшее пребывание в «Куранте» не только бессмысленно, но уже и просто смехотворно. Крысы бежали с корабля весело, врассыпную.

Первое организационное собрание трудового коллектива было назначено на два часа дня. Место схода – Инженерный корпус. Форма одежды полевая. Явка обязательна.

Уже через десять минут после начала собрания выяснилась интересная штука. Оказалось, что кроме Леоныча и отчасти меня больше никто из присутствующих даже приблизительно себе не представляет, что это за зверь такой – журнал. В руках-то держали, а вот как он делается …

Наша с Леоновым компетентность на общем фоне казалась почти такой же неоспоримой, каким кажется Закон всемирного тяготения на контрольной по физике в восьмом классе. Леоныч несколько раз бывал в настоящей редакции, а я видел действующую офсетную машину. Правда, листовую, а не ролевую… Нет, я и ролевую видел, но только на картинке. Цари, сионские мудрецы и корифеи полиграфии!

В целом ситуация имела вид безвыходной. Быть может кто-то другой, из тех, что похлипче духом решил бы, что это есть тупик. Что начинать дело с таким стартовым капиталом – безумие и пустая трата времени. Что самое правильное будет немедленно про все забыть и разойтись по своим делам. Но мы решили обратное. Недостаточное знание предмета еще не повод останавливаться в самом начале пути. Нагоним по дороге, ничего! Идея покончить с «Курантом» стала для нас уже почти тем же, чем была Полярная звезда для древних мореходов – единственным верным ориентиром. Поэтому, чтобы зря не расстраиваться, на всякие досадные мелочи внимания старались не обращать.