Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современ - Гурко Владимир Иосифович. Страница 67

Наиболее дальновидные, обладающие широким государственным пониманием интересов страны судебные деятели это вполне понимали. К их числу, несомненно, принадлежал П.Н.Дурново. Возможно, содействовало ему в этом и правильное понимание собственных выгод, так как в конечном счете отмежевание судебных деятелей в особую касту ограничивало их дальнейшую службу скудно оплачиваемой и крайне медленной судебной карьерой. Путь этот не сулил Дурново удовлетворения присущих ему в широкой мере властолюбия и честолюбия, а потому он и не замедлил при первой возможности покинуть судебную должность и перейти в Министерство внутренних дел на должность вице-директора департамента полиции, когда директором этого департамента состоял Плеве. Назначенный затем директором того же департамента, он проявил в полной мере свои административные способности, и перед ним открылась широкая дальнейшая карьера. Задержал эту карьеру на многие годы инцидент, вызвавший оставление им департамента полиции. Желая убедиться в неверности состоявшей с ним в близких отношениях некой г-жи Доливо-Добровольской, относительно которой у него были подозрения, что она одновременно была в столь же близких отношениях с бразильским поверенным в делах, он пристроил к последнему в качестве прислуги одного из агентов тайной полиции. По указаниям Дурново агент этот взломал письменный стол дипломата и доставил ему содержимое. Бразилец по поводу произведенной у него странной кражи-выемки обратился к общей столичной полиции, а последняя, бывшая к тому же всегда в неладах с чинами департамента полиции, не замедлила выяснить обстоятельства этого дела. На всеподданнейшем докладе обо всем этом инциденте петербургского градоначальника Александр III наложил общеизвестную резкую резолюцию, в результате которой Дурново был уволен от должности директора департамента полиции с назначением к присутствованию в Правительствующем сенате, что, между прочим, вызвало в то время большое негодование в сенатских кругах^[268]. Но время шло. Дурново и в Сенате обнаружил свои выдающиеся способности и государственный ум, и Сипягин вновь призвал его к живой деятельности, избрав его своим товарищем и поручив ему заведование департаментом полиции. На этой должности застал его Плеве, прекрасно его знавший по прежней совместной службе. Вполне хороших личных отношений между Дурново и Плеве, однако, никогда не было. Оставить Дурново во главе полицейского дела он признавал по многим причинам неудобным. Почитая себя самого за знатока полицейского дела, он вообще не хотел иметь никакого посредника между собою и директором департамента полиции. Ввиду этого он предложил Дурново взамен департамента полиции вполне самостоятельно заведовать Главным управлением почт и телеграфов, представлявшим по своей обширности целое министерство. Этим делом и ведал Дурново при Плеве, и ведал им с несомненным умением и даже любовью. Постановка почтово-телеграфного дела у нас была, несомненно, образцовая, и если она не получила того быстрого развития, которого требовала развивавшаяся народная жизнь, то лишь за отсутствием надлежащих для сего денежных средств. При Дурново, с уменьем, стойкостью и жаром отстаивавшем в Государственном совете сметные ассигнования почтово-телеграфному ведомству, темп развития этого дела, несомненно, ускорился и общая постановка значительно усовершенствовалась. Тем не менее ни честолюбие, ни самолюбие Дурново, конечно, не были удовлетворены присвоенным ему Плеве положением. Будучи по времени назначения и по чину старшим^[269] товарищем министра внутренних дел, т. е. тем из них, кто в случае отсутствия министра или его ухода должен временно исполнять его должность, Дурново фактически был совершенно устранен от всякого участия в собственно политической деятельности этого министерства. Разрабатываемые в министерстве законодательные предположения, равно как вообще общие намерения и политическая программа самого министра, были ему даже неизвестны, что его в высокой степени раздражало. Неудивительно поэтому, что он, под рукой, критиковал деятельность Плеве и даже завязал близкие сношения с политическим противником Плеве — Витте, причем, вероятно, снабжал его материалом, могущим служить для опорочивания действий Плеве. Материал этот был ему доступен, ибо если официальной связи с другими, кроме главного управления почт и телеграфов, отделами Министерства внутренних дел он не имел, то личные сношения его со многими из служащих в них бывшими его подчиненными он, конечно, сохранил.

Дабы не возвращаться к Дурново при описании Министерства внутренних дел при Плеве, добавлю, что от устранения от политической стороны деятельности этого министерства Дурново в конечном результате, несомненно, выгадал. Это дало ему возможность с переменой министра, а именно с назначением кн. Святополк-Мирского, не только удержаться на занимаемой должности, но даже вновь принять деятельное участие в управлении всем ведомством. В это время он настолько отмежевался от реакционной политики Плеве, что даже приобрел в верхах репутацию либерала-прогрессиста, репутацию, чуть было не помешавшую ему занять должность министра внутренних дел в 1905 г. в кабинете Витте. Добавлю здесь лишь, что если высокими принципами П.Н.Дурново не отличался и не был разборчив в средствах, могущих обеспечить его служебные и вообще частные интересы, то все же простым карьеристом его признать отнюдь нельзя: судьбы русского государства составляли предмет его постоянных мыслей и забот.

Вообще говоря, государственных деятелей можно разделить в известном отношении на три категории. К первой, во все времена и во всех государствах — чрезвычайно малочисленной, относятся те, кто ставит государственный интерес неизмеримо выше интересов собственных и вследствие этого отстаивает этот интерес, не считаясь с собственной выгодой, постоянно тем самым рискуя своим положением. В результате такие исключительные деятели лишь чрезвычайно редко достигают верхов власти, чем в значительной степени и объясняется их малочисленность. В сущности, они могут быть у кормила власти при самодержавном строе лишь при наличности таких правителей, какими были Вильгельм I в Германии и Александр III в России. Ко второй категории относятся политические деятели, которые, имея основной целью осуществление интересов государственных, при проведении той или иной меры тщательно соображали способы их проведения в жизнь, дабы они не могли неблагоприятно повлиять на их служебную или общественную карьеру. В сущности, это то же самое, к чему прибегают во всех парламентских государствах все политические партии, причем на их языке это называется тактикой. Как известно, тактика эта допускает самые разнообразные действия, из коих многие не отвечают требованиям отвлеченной морали. Вот именно к этой категории государственных деятелей принадлежали и Витте и Дурново. Каждый в своем роде, они имели свои политические идеалы, к которым упорно стремились и в достижении которых находили главное удовлетворение. Каждый по-своему и присущими им способами стремились они достигнуть верхов власти. Оба, по мере свойственной им энергии, искали они претворить в дело свои идейные замыслы. Можно было этим замыслам сочувствовать или нет, можно было признавать их правильными и полезными для государства или, наоборот, ложными и вредными для страны, но утверждать, что они искали при этом лишь собственной выгоды и руководствовались лишь личными интересами, безусловно, нельзя. Из этих двух государственных деятелей Витте, проведший первые годы своей деятельности вне бюрократической среды, чуждый ее формалистики и множества условностей, обладал, в особенности в первые годы своей государственной работы, большой непосредственностью и большим натиском. Состоя к тому же в течение безмерно большого периода у власти, он, конечно, оказал неизмеримо больше влияния на судьбы русского государства, нежели П.Н.Дурново. Значение деятельности Дурново было волею судеб значительно меньше, хотя при подавлении революционного движения 1905 г., он, несомненно, сыграл решающую роль. Но если сравнить этих лиц по их умственным силам, по степени их понимания событий и по их политической прозорливости, то преимущество должно быть, вне всякого сомнения, отдано Дурново. Для широкой публики это был лишь энергичный и беспощадный усмиритель всякого общественного движения — ретроград, думающий, что великий народ можно вести при помощи одной полицейской силы и по указке городового. Представление это абсолютно ложное. Дурново полагал, что полуторастомиллионную серую массу нельзя предоставить самой себе, нельзя оставить без твердого механического остова, олицетворяемого и полицией, и администрацией, и судом, но сторонником административного произвола он не был. Продолжительная служба в судебном ведомстве, а позднее в 1-м департаменте Сената воспитала в нем уважение к закону, а природный ум указывал, что одними механическими способами народной жизнью управлять нельзя. Будь Дурново у власти сколько — нибудь продолжительное, а в особенности сколько-нибудь нормальное время, он, несомненно, стал бы искать опоры в определенных общественных слоях, причем такими слоями в его представлении были бы именно культурные и патриотически настроенные земские круги. Обратил бы он внимание и на нашу школу на всех ее стадиях и приложил бы все старания к образованию многочисленного и мощного своей материальной независимостью учительского кадра, способного внедрить в подрастающее поколение гордость в принадлежности к великому народу и любовь к родине, а не презрение к ней, что так старательно воспитывал в течение ряда десятилетий во всех слоях русского народа наш учительский персонал, предаваясь огульному осуждению всего существовавшего на Руси, всех ее государственных порядков, всего ее общественного строя и даже всего ее исторического прошлого.