Нукер Тамерлана - Кулаков Олег. Страница 73

Он оставил в покое колючую ветку и порылся в добытой со дна гальке.

– Ни хрена себе стеклышко!

Он нашел-таки “искорку” – прозрачный, продолговатый кристалл глубокого синего цвета, призма размером с фалангу мизинца. Несколько минут Дмитрий растерянно разглядывал находку, перебирая в памяти известные ему драгоценные камни. Что там из них синего цвета?

– Сапфир? – неуверенно предположил он. – Очень может быть. – И он с новым интересом посмотрел на усеявшую дно заводи гальку. – Вот тебе и ручеек…

Сунув кристаллик за поясной платок, поддерживающий штаны, Дмитрий еще раз перебрал гальку на ладони, но не нашел больше ничего похожего на “сапфир”. Он чуть было не ссыпал камешки обратно, но вовремя спохватился и уложил горкой на берегу. В нем пробудился азарт.

– Золотоискатель… – ехидно обозвал он себя и поправился: – Нет, искатель сокровищ, – и тут же прервал себя: – Стоп! А что там поделывает доблестный эскорт?

Солдаты увлеченно резались в кости и, казалось, не замечали ничего вокруг. Но нет: время от времени кто-нибудь вскидывал лицо и оглядывался. Они поснимали шлемы, открыв бритые головы с косицами. Солдат, собравшийся метнуть кости, поднял плоское лицо, встретился взглядом с Дмитрием и застыл, не решаясь продолжить игру.

– Продолжайте, – милостиво разрешил он. – Но будьте внимательны, – и отвернулся.

Он еще раз посмотрел на дно заводи. Что подумают играющие в кости вояки, увидев, что эмир Димир выгребает гальку из ручья? Решат, что он рехнулся и впал в детство? И фиг с ними. Будут любопытствовать, получат по рожам.

“Интересно, какой там слой гальки? – подумал он. – Метр? Больше? Меньше?”

Ладно, решил Дмитрий, сниму первый слой, посмотрю. Если ничего не найду, то не буду париться. И принялся за дело: наклонился к противоположному бережку, захватил горстку, перебрал, но ничего не нашел и ссыпал на берег. На пятой горсти ему снова улыбнулась удача – еще один кристалл, чуть побольше, но побледнев. Дмитрий спрятал находку и продолжил поиски.

Когда в поясном платке лежало уже восемь прозрачных камней – два синих, один серый с синим отливом, три зеленовато-желтых и один просто желтый, – он заметил, что переговоры солдат за игрой вдруг утихли. Стряхнув с ладони на траву очередную порцию мокрого галечника, он медленно повернулся. Солдаты прекратили играть, с неприкрытым удивлением следя за его манипуляциями. Дмитрий прищурил глаза и послал им взгляд, полный высокомерной ярости.

– Что уставились на меня, собаки? – поинтересовался он негромко, ощерив зубы. – Делать больше нечего?

Зачерпнув гальки из горки, выросшей на берегу, Дмитрий с силой швырнул камешками в солдат – прямо в плоские, скуластые физиономии.

– Шлюхины дети, – взревел он, пугая птиц в кронах ближних деревьев, – смеяться надо мной вздумали? Думаете, я рехнулся? А плети отведать не хотите?

Ближайшему солдату Дмитрий засветил камнем прямо в лоб. Тот охнул и схватился за ушибленное место. Воины перепугались его гневной вспышки, бухнулись втроем на колени и принялись бормотать извинения. А он все бушевал, осыпая их бранью:

– Сыновья ослицы! Вам надлежит хранить мой покой, а не тревожить мое уединение своими ничтожными взглядами. Я вам дозволил играть в кости, так вам этого мало? Того и гляди вздумаете меня в спину пихать! Сказать десятнику, чтобы вбил вам ума палками? Пошли прочь!

Пригнув бритые головы к земле и подхватив шлемы, солдаты поспешно отползали на карачках.

– Довольно, – сказал Дмитрий, когда воины убрались метров на десять дальше, чем сидели раньше. – Там и сидите. И не смейте меня тревожить.

Он повернулся лицом к ручью и немного посидел над водой, не двигаясь, а затем, чуть повернув голову, бросил косой взгляд через плечо: что они там поделывают? Солдаты опять дулись в кости, нарочито усевшись к нему спинами. Дмитрий усмехнулся: наверняка решили, что чокнулся. Все-таки в средневековом почитании начальства есть своя прелесть: гнев вельможи не подлежит обсуждению, даже если он беспричинное самодурство, ибо власть дается от Бога. Белая кость всегда права…

– Ну что? Продолжим изыскания? – вслух спросил он себя.

Но азарт пропал. Дмитрий посмотрел на заводь, которая стала на несколько сантиметров глубже. Ладно, решил он, еще десяток горстей гальки – и хватит. До центра Земли добираться не стоит. И неясно ведь, что нашел – действительно драгоценные камни, вымытые ручьем из породы, или простые минералы, не имеющие никакой ценности. Горный хрусталь, например, тоже прозрачен и не всегда бесцветен. Шестая горсть была с добычей.

– Оп-па… – произнес Дмитрий, чувствуя, что расплывается в довольной ухмылке. – Ну, если ты не драгоценность, то я – папа римский.

Очередной камень был ярко-василькового цвета. Крупный: в длину сантиметра четыре, толщиной с палец.

Когда Дмитрий добрался до глинистого дна, в его поясном платке лежали целых четырнадцать самоцветов. К васильковому, самому крупному из найденных, прибавился еще один синий, два фиолетовых и два прозрачных бледно-желтых.

– Клондайк… – усмехнулся он, следя, как течение ручья уносит взбаламученную им глинистую муть. – Ну, хватит…

На самом деле его так и подмывало продолжить поиски, но он сдержался. И впрямь хватит. Увлекся, как мальчишка. Что ему весь день бродить по ручью, отыскивая цветные прозрачные камешки? Поиграл – и будет.

– Все! – сказал он и решительным движением предплечья, как ножом бульдозера, смахнул груду обсохшей на солнце гальки в заводь. – Лежи, как лежала…

Дмитрий не только побросал в воду весь галечник, до последнего камешка, но и выровнял его на дне.

– Вот так, – удовлетворенно отметил он. – Как и было.

“Пора возвращаться”, – решил он и подхватил с травы одежду и оружие.

Под мышкой на чекмене имелся потайной карманчик, где Дмитрий хранил золотую пайцзу Тимура и с десяток монет в золоте и серебре – на всякий пожарный случай. Теперь он спрятал туда же все найденные в ручье самоцветы. Стало не очень удобно двигать правой рукой. Тогда Дмитрий оставил в потайном кармане только синие и фиолетовые, а желтые и зеленые увязал в поясной платок.

– Пока, Клондайк, – попрощался он с ручьем. – Давай постарайся намыть еще камешков – может, я к тебе снова наведаюсь. Хотя вряд ли… Так что не пока, а прощай.

Ручеек невозмутимо журчал. Дмитрий усмехнулся и покачал головой. Сунув два пальца в рот, он пронзительно и коротко свистнул и зашагал прочь. Солдаты, всполошенные свистом, вскочили, побросав кости.

– Коня! – гаркнул Дмитрий. – Живо!!

Нагоняя ушедший вперед обоз, они наткнулись на семью беженцев. Жители какой-то разоренной деревни покинули разрушенный дом и спасались бегством. Им бы драпать со всех ног – оборванному тощему крестьянину, его жене и ребенку, ан нет – спрятались в кустах и затаились. То ли посчитали, что их не заметили, то ли от страху ноги отнялись.

Солдаты со смехом и улюлюканьем закружились вокруг кустарника, где пытались найти убежище несчастные. Те поняли, что не скрыться, и покорились судьбе. Худой, как палка, смуглый до черноты, невысокий мужичонка в драных штанах и грязной залатанной рубахе навыпуск выбрался первым, низко опустив голову в бесформенном колпаке, натянутом до самых бровей. За спиной у него висел серый узел котомки. Следом вышла женщина – такая же тощая, в платье, больше похожем на мешок. Босая. Длинные спутанные волосы, похоже, никогда не знали гребня. Дмитрий ошибся: ребенок был не один. Кроме пацаненка лет восьми-девяти, который цеплялся за материнский подол, женщина несла на руках грудничка.

Один из воинов со смехом подъехал на коне к мужику, сорвал с его спины котомку и вывернул ее, выбросив на землю скудные пожитки. Ничего, кроме тряпок, небольшого котелка и мотыги без рукояти, там не было.

Мужик пустым взглядом таращился на солдата, безвольно опустив руки. Его жена сухими, без слез, глазами уставилась на перевернувшийся вверх дном котел, словно в нем было их спасение. Сын вцепился в платье матери обеими руками, спрятав лицо в подоле. Она механическими, как у автомата, движениями гладила его по голове. Младенец на руках женщины крепко спал, сморщив маленькое безбровое личико.