Овидий в изгнании - Шмараков Роман Львович. Страница 22

И вот Денис Иванович, ужасно довольный приобретением, колесит по шоссе, и останавливает его гаишник.

— Старшина Сидорово-Выдрин, — представляется он с отеческой укоризной в голосе. — Документики позвольте.

Тот позволяет ему документики, привычно отмечая, как эта уменьшительно-ласкательная форма призвана исподволь внушать, что с ними очень и очень нечисто. Почему это у вас, к примеру, в паспорте, так называемый Денис Иванович Денисов, ржавых потеков нет от скрепок? А это они у вас из нержавеющей стали? А у кого еще в нашей стране, кроме вас, такие замечательные скрепки? А не хотели ли вы, к примеру, вон тот железнодорожный мост взорвать — или лучше даже, как говорят подростки, подзорвать? А? что? А гексаген почему храните в несоответствующих ГОСТу условиях?

Тем временем Сидорово-Выдрин углубляется в штудирование документов и так долго в нем пребывает, что у Дениса Ивановича, вовлеченного в этот новаторский спектакль, рождается раздражение. Он уже хочет сказать, что, мол, ты, египтолог, заканчивай уже художественную читку, как вдруг старшина с просветленным лицом приподнимается от документов, вынеся из них следующее заключение:

— Значит, нарушаем?

Вместо того чтоб заинтересованно спросить: ты это где там прочел? — Денис Иванович, который очень торопился, на риторический вопрос С.-Выдрина ответил полным риторическим ответом:

— Чего мы нарушаем?

Старшина послал ему еще один родительский укор, который гласил: нет, Денис Иванович, ты не идеальный зритель — прости мою откровенность. Даже хор персидских старейшин, и тот куда тактичней. Вместо того чтоб закружиться в скорбном, но полном хореографической отточенности танце с многоголосыми выкриками:

О-то-то-то-то-той!

Снова, снова нарушили мы!

Заповеданный нам

Уставом предел

Дерзновенно мы преступили! —

вместо этого ты так по-обывательски себя ведешь, что вчуже за тебя неудобно.

— Вы, я думаю, нетрезвы, — уместил он все это в лапидарном прозрении. — Пройдемте-ка по этой прямой, — и, присев на корточки и с удивительной быстротой двигаясь тылом, нарисовал цветным мелком прямую длиной до шестидесяти метров.

Денис Иванович прошел. Постоял на конечной точке, подышал там свободным от автоинспекции воздухом и бисерным шагом прошел обратно.

— Получилось, — с некоторым удивлением констатировал старшина. — Но я бы из чисто методологической добросовестности предположил здесь долю случая. А вот попробуйте-ка параболу.

Он очень похоже набросал параболу и широким жестом приглашающего за стол сельского дворянина вызвал Дениса Ивановича к новому старту.

— Ну, хорошо, Денис Иванович, — сказал он с невольным уважением, когда тот сделал параболу, как ребенка. — А вот с этим как вы справитесь?

По произнесении этой пошлой фразы сказочного антагониста, сардонически отсылающего Ивана — Коровьего сына зайцев стеречь, он, крякнув и извинившись: «Суставы», вновь опустился на асфальт с коробкой мелков и выбрал из нее тревожно-фиолетовый, меж тем как Денис Иванович, не заботясь, что он стоит у человека над душой, придирчиво наблюдал его работу.

— Это у тебя чего будет? — не вытерпел он наконец.

— Гиперболический синус, — с естественной досадой мастера, отрываемого интервьюерами среди работы, ответил старшина.

— Слушай, у меня с гиперболическими функциями не очень хорошо, — смутился Денис Иванович. — Нельзя без этого? Я бы деньгами…

— Не скромничайте, Денис Иванович, — покачал головой Сидорово-Выдрин, лучше знавший скрытые резервы клиента, — тут до вас люди куда меньших способностей проходили гипоциклоиду, правда, со второго раза, но потом благодарили со слезами на глазах, что я подарил им это забытое ощущение детства…

— Эй, эй, ты куда гнешь-то его? Гиперболический синус не туда загибается!

— Виноват, — признал Сидорово-Выдрин, отступив на два шага и поглядев на получившийся синус прищуренным глазом. — Сейчас все будет.

Когда все стало, Денис Иванович, укрепив прану, пустился по синусу, и хотя под конец он немного растерялся и чуть не утратил равновесия, ему удалось дойти без больших потерь.

Старшина смотрел на него с нескрываемым одобрением.

— В целом неплохо, — отметил он. — Был досадный сбой в исполнении двойного тулупа: ощутимый прогиб поясницы и пальцами было тронуто земли, но, в общем, я должен сказать, что ребята растут на глазах, и надеюсь, на следующих этапах они порадуют нас новыми зажигательными танцами.

Он шагнул в сторону, намереваясь воплотить в оранжевом цвете зависимость максимального напряжения цикла от числа циклов до разрушения, известную также как кривая усталости, но споткнулся о какого-то мальчика, который укусил его за ногу. Оглянувшись, увлеченный старшина увидел, что проезжая часть полна разноцветными детьми, набежавшими, чтобы продолжить его серию рисунков в рамках одобренной муниципальными органами акции «Детские рисунки в борьбе за мир». Созидательное настроение пропало из старшины, он гадливо шагал среди ползающих детей, выбирая ноги, как аист из клубничного варенья, и смотрел на их немудрящие эскизы скептическим зрением.

— Старшина, — спросил его Денис Иванович, — у тебя дети есть?

— Есть, — рассеянно ответил старшина. — Вон тот и вот этот еще.

— Который на КамАЗе рисует «Помой меня, я весь чешусь»?

— Да. Весь в мать.

Они остановились возле девочки в бантах, изображавшей в масштабе один к сорока трем крокодила терроризма, готовящегося проглотить мир.

— В качестве завершения этой части программы, Денис Иванович, — устало сказал старшина. — Пройдите по крокодилу терроризма.

Денис Иванович удовлетворительно прошел по крокодилу, провожаемый проклятиями девочки на него и его род, и они вернулись к машине.

Отношения снова стали официальными.

— Так, — зафиксировал этот факт старшина. — Аптечку вашу покажите, пожалуйста, Денис Иванович.

— Одну минуту, — холодно сказал Денис Иванович, немного затронутый способностью старшины забыть все, что между ними было. — Пожалуйте, смотрите.

— Это, значит, бинт у вас.

— Не без этого.

— В какую общую длину?

— Сто двадцать метров.

— Не мало ли этого? — покачал головой старшина. — А если у вас будет фонтанировать кровь из крупных артерий?

— Если у меня будет фонтанировать кровь из крупных артерий, — Денис Иванович честно попытался представить эту феерическую картину, — я не успею столько наложить на себя.

— Я вынужден проверить его длину, — решил старшина. — Поймите меня правильно, Денис Иванович, это моя работа. Пусть она не всегда проста, но в конечном счете направлена на пользу людей, и я ее люблю.

— Свою работу надо любить, — обобщенно заметил Денис Иванович. — Иначе это ведет к многочисленным неврозам.

— Ну, значит, вы меня понимаете. Будем мерить.

Они разворошили бинт и начали мерить. Через некоторое время они заметили, что мерить им нечем.

— Ну, тут можно как, — раздумчиво сказал Денис Иванович. — У меня в талии ровно метр. Я, правда, в последнее время не следил за собой… ну, может, метр пять, не больше. Закрепить булавкой и наматывать. Ровно сто двадцать раз. Только медленно, а то голова закружится. Мне ехать еще.

Старшина подумал.

— Нет, — решил он. — Метр или метр пять. На сто витков это дает погрешность в пять метров. Мы не можем так рисковать. К тому же поправка на собственную толщину бинта, благодаря которой каждый следующий оборот будет несколько больше предыдущего… Нет. Мерить надо на плоскости.

Он положил край бинта на землю и придавил его носком.

— Разматывайте, Денис Иванович.

Тот с концом бинта пошел вдоль шоссе. Белая марля между двумя людьми, странно сведенными судьбой, а теперь начинающими медленно расходиться на ее незримом поводке, выгибалась парусом в сторону щетинистых полей и беспорядочно плескалась, как гуси-лебеди в лесной заводи.