Дорога Багиры (СИ) - Белозерцева Таня. Страница 7

Львы. Большие, грозные и красивые, их пятеро, три самца и две самки. Их рев просто оглушал, раскатистый, мощный бас, даже у львиц голоса были глубокими с бархатистыми нотками.

Именно на львиный рык сбежались люди, среди них был и старпом. Он прошел между клетками, проверяя причину паники, пока остальные сгрудились у трапа. Дошел до конца коридора и увидел брошенные в спешке шкуры, нагнулся, проверил, не украдено ли чего. Все оказалось на месте. Странно, что с кошками? Карие глаза обежали ряды клеток и зацепились на двух из них, в одной на полу замерла молодая пантера, с ужасом смотрящая на тюки, в другой пожилой орангутан странно размахивал руками — покажет на тюки, на пантеру, хлопнет в ладоши, махнет рукой в сторону трапа, и снова на тюки, на пантеру, на себя…

Чувствуя себя участником театра абсурда, старший помощник капитана Данила Белозерцев распорядился позвать стюарда Билли, ибо на него указывал орангутан, складывая из рук нехитрую комбинацию «уборщик приходил с леди, уборщик ушел с леди», а Данила, к счастью или к сожалению, знал язык глухонемых.

Привели стюарда, тот с выражением вежливой озадаченности уставился на старпома. Старпом молча ткнул пальцем в сторону тюков и вздернул правую бровь. Стюард Билли судорожно сглотнул и сдался:

— Я ничего не крал, сэр! Я просто показывал м-ммм-меха сс-с-своей знакомой, сэр.

— А что с кошками?

— Н-нн-не з-знаю, сэр, они просто вдруг все посходили с ума, н-нни с того нни с сего вдруг стали орать.

— И когда это случилось, Билли?

— К-к-когда я развернул мех.

— Ну что ж, надеюсь, этого не повторится?

— Нет, сэр, никогда, спасибо, сэр!

Стюард вымелся, а остальным Данила велел расходится, а он здесь разберется. Проводив людей взглядом, старпом подошел к клетке орангутана и на языке жестов спросил:

— «Что случилось?»

— «Страшно, поняла, шкура».

— «Как тебя зовут?»

— «Ван Дейк».

— «Как зовут пантеру?»

— «Ван Дейк не знает, как сложить её имя».

— «Что случилось со шкурами, объясни поточнее?»

— «Увидели шкуры, испугались».

— «Очень хорошо, а почему пантера кушать фрукты?»

— «Пантера жила дома, сняли ошейник, носила ошейник».

На этом странный диалог закончился, Данила открыл клетку и вошел к пантере.

Я все ещё находилась в ступоре, но все же видела, как пришли и ушли люди, как остался старпом, и как он начал «разговаривать» с Ван Дейком при помощи рук, и была рада, что у него появился собеседник, а потом…

Этот удивительный человек, говорящий с обезьянами, вошел ко мне, присел передо мной на корточки, погладил, затем раздвинул шерсть на шее, задрал мне голову, повертел туда-сюда, рассматривая шею. Потом сел на пол рядом, хлопнул меня по спине и со вздохом сказал:

— Вот и где были ветеринары на контрольном пункте? Или в Индии это в порядке вещей — воровать домашних кошек? Вот что, подруга, возьму-ка я над тобой шефство, а то знаю я эти лондонские зоопарки… Там ни одному человеку в голову не приходит, что в клетке может оказаться ручное животное, понимаешь? Это означает, что с тобой будут обращаться как с диким зверем, а нам с тобой это ни к чему, согласна?

Я не отвечала, но с благодарностью слушала его голос и понимала только одно. В этом мире у меня появился ещё один друг. Друг-человек. Я лежала и тихо мурлыкала, бросая на него любопытные взгляды. Высокий худощавый мужчина, лицо длинное и узкое, уши прижаты к черепу, на лбу вертикальная «львиная» морщинка, да и сам он похож на льва, поджарый и гибкий, этакий человек-кот.

Он тоже поглядывал на меня с хитрым прищуром карих глаз, в уголках их веером разбегались весёлые морщинки, короткие, стоящие дыбом тёмные волосы смешным ежиком топорщились надо лбом. Когда мы в очередной раз встретились глазами, он радостно оскалился:

— Слышь, подруга, старая обезьяна не знает, как твое имя складывается, стало быть, у тебя есть имя, попробуем угадать? Молчишь? Ну, значит, согласна. Лета? Черная Мамба? Кали? Не подходит… Как там еще у Киплинга?.. Багира?

Я вздрогнула и резко подняла голову, ты меня знаешь?

— Значит, Багира… А я — Данила, будем знакомы. Ван Дейк, смотри, вот так складывается Багира, понял? Повтори.

Последовал обмен жестами, после чего Данила ушел. Но сначала он завесил тюки со шкурками большим куском холстины, который он откопал где-то здесь же, в трюме.

А потом настала ночь.

Комментарий к

*Название заброшенного храма придумано автором.

========== Часть 6 ==========

В этот день я проснулась с ощущением ожидания чего-то хорошего. Не сразу, но вспомнился вчерашний вечер со шкурками и знакомство с человеком, я помнила, что он разговаривал с орангутаном и гладил меня. Сразу же в груди появилось грызущее беспокойство, захотелось, чтобы этот человек ещё раз погладил меня. Я скучаю по ласке, но ещё сильнее я скучаю по маме Куне, по дому и Аджу. Я все ещё помню его, высокий и плотный, кряжистый, что твой платан, с руками-плетьми, с широкими ладонями, вспомнила его волосы, иссиня-черные, как моя собственная муаровая шубка, и его глаза, вечно смеющиеся, темно-карие, почти черные глаза. Аджу! Где ты? Забери меня домой! Хочу домой, к Аджу и Куне…

Пришел уборщик, новый, не Билли, убрал клетки, задал корма, постоял зачем-то возле меня и ушел.

После короткого сна появился Данила, свистнул, пробуждая и подзывая меня, открыл клетку и показал мне ошейник с цепочкой. Ну, ошейник я с радостью обнюхала, а вот цепочка насторожила, этот предмет мне был незнаком.

Ошейник, узенькая полосочка кожи, привычно охватил мою шею, я стояла смирно, но когда цепь потянула за ошейник, а тот за шею, я запаниковала. Меня никто никогда на тянул за шею, никто ничего не заставлял что-то делать при помощи ошейника, я его только носила, просто носила.

Сначала я уперлась лапами в пол, потом легла и всеми четырьмя лапами принялась сдирать цепочку и ошейник с себя, при этом я тихо урчала и шипела. Данила забеспокоился:

— Ну-ка, тихо, Багира, тихо-о-о… тшшш…

Услышав его шипение, я затихла и внимательно уставилась на него — может ещё какой-нибудь интересный звук издаст? Не издал, но присел и стал гладить и уговаривать:

— Хорошая девочка, славная пантерочка, умная киса, ты ведь пойдёшь погулять, а? На верхнюю палубу? А? Душа моя, пойдём. Пошли.

Он встал, ласково прижимая меня к ногам и легонечко подергивая за ошейник. Постепенно до меня дошло, что означают эти подергивания и шлепочки по боку, меня приглашали куда-то идти, куда-то за цепочкой, и при этом просили держаться рядом. Нда-а-а… Странно, не знала, что ошейник может куда-то дергать, я ж его только носила, как знак того, что я домашняя кошка, и чтобы меня не прибили случайно, если я вдруг выберусь со двора и сбегу в поселок, чего я, конечно, не делала. Я не охотилась ни разу, и для полного счастья мне вполне хватало дворика, и большого, и малого.

По трапу было страшновато подниматься, но с помощью Данилы я преодолела свои страхи и бесконечные переходы-коридоры-лестницы. Ну вот и верхняя палуба. И сбежать-то отсюда некуда… Кругом вода. Проглотив комок, вставший в горле, я повертела головой, ища нужную мне сторону… Вот она, там мой дом… Подошла к борту, поднялась на задние лапы, передними уперлась в борт и, вытянув шею, с тоской всмотрелась в бескрайнюю водную ширь; не видно дома, но он там… Оглянулась на Данилу и жалобно попросила:

— Отпусти меня домой, прошу, отпусти…

Он подошел, встал рядом, погладил по загривку и тихо сказал:

— Смотришь на Юг, там твой дом, да? — и обратился к подошедшему человеку: — Видите, капитан, она смотрит на Юг, она знает дорогу…

— Вижу, Даниил Владимирович, но ничем не могу помочь, кошка продана и принадлежит Лондонскому зоопарку, с ними и договаривайтесь.

— А если она… скажем, не доедет?

— В смысле?

— Ну, сдохла в пути или сбежала.

— Даниил Владимирович! Я на это не подписывался!

— Капитан, я возмещу.

— А мои нервы кто возместит? Нет, старпом, и не уговаривайте!